Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана.
Часть первая.
Глава XXXI. Отчёт начальству. Ходатайство. Армянский патриарх. Прощение

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Мориер Д. Д., год: 1824
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXXI

Отчёт начальству. Ходатайство. Армянский патриарх. Прощение

Эчмиадзин лежит на обширной равнине, орошаемой Араксом и несколькими ручьями, у подножия горы Арарата, где, по местным преданиям, Ноев ковчег остановился на одной достопримечательной вершине, уединённой и покрытой вечным снегом. Этот монастырь славится на Востоке своими богатствами и окружён высокою каменною стеною, с крепкими железными воротами. В нём постоянно пребывает глава армянского закона с многочисленным причётом епископов, священников и диаконов, которыми снабжает он все армянские церкви на Востоке. Христиане называют его патриархом, мусульмане же - "халифом", то есть наместником, так как он заведует не только духовными делами своего народу, но и гражданскими. Эчмиадзин почитается у армян местом особенно священным и в известное время году бывает наполнен богомольцами из всех стран свету.

Соединённый лагерь сардара и главноуправляющего благочинием был расположен неправильно кругом Эчмиадзина; оба начальника поселились в самом монастыре и объявили себя гостями халифа.

- Мы сожжём этих гяуров и, за наши труды, напьёмся порядком их вина! - сказал молодой делихан, подъезжая к монастырю.

- Мусульманин ли ты или нет? - воскликнул я. - Ты сам будешь гяур, ежели осквернишь себя вином.

- Это не беда! - возразил он. - Сардар пьёт вино лучше всех христиан: почему ж не пить и мне?

Я позвал предварительно Юсуфа к себе и внушил ему, чтобы он подтвердил перед начальством всё, что я ни скажу насчёт него; особенно расписать яркими красками услугу, им сказанную, и опасности, которым он подвергался, и смело говорить о суммах, издержанных им при этом случае, "для пользы службы сардара и шахского правительства". Я предоставил ему полную власть лгать столько, сколько, по собственным его соображениям, сардар в состоянии поверить. Само собою разумелось, что хотя бы он издержал для нас все эчмиадзинские сокровища, то в возврат не получит ни одного динара; но, упорно торгуясь, вместо денег, согласятся выдать ему жену.

Мы проникли огромным коридором на первый двор монастыря, заваленный тюками и служителями сардара и главноуправляющего. Во многих местах стояли ряды лошадей, привязанных к вколоченным клиньям. Толпы конюхов расхаживали или сидели и курили кальяны среди сёдел и конских уборов. В одном углу двора были сбиты лошаки и беспрерывным звоном колокольчиков помогали шуму, производимому их погонщиками. Второй двор занят был лошадьми главных служителей; сами же служители помещались в конурках, устроенных по обеим сторонам двора. Я тотчас отправился к моему начальнику, покрытый пылью и в дорожных сапогах. Он был тогда у сардара.

Я уже познакомил моих читателей с главноуправляющим по части благочиния, но они ещё не знают нашего сардара. Во всей Персии трудно было бы найти человека гнуснейшего виду. Глаза его, обыкновенно похожие на два тусклые стёклышка, сверкали ужасно при первом движении гневливой его души и почти выскакивали вон из старых, окладистых впадин, где иначе коснели без употребления. В таком случае на губах его всегда появлялась злобная улыбка, и это именно подало мысль придворному поэту сказать как-то, что наш сардар, Хасан-хан, уподоблялся Арарату, у подошвы которого он избрал себе пребывание: когда вершина горы бывает помрачена тучами, а внизу, на равнине, сияет солнце, то это верное предзнаменование бури. Лета обезобразили лицо его двумя глубокими морщинами, которых не могли прикрыть редкие волосы вылинявшей бороды, несмотря на все его усилия. Во рту оставался один только зуб, торчавший, как скала у входу в мрачную пещеру. Время выдолбило в щеках его глубокие ямы, и рассеянные внутри их волосы, принадлежавшие когда-то к ведомству окладистой бороды его, представляли вид сожжённого солнцем жнива на неровной отлогости вспаханного взгория. Нельзя сказать решительно, кого именно лицо его напоминало более - тигра или козла; но то верно, что никогда черты человеческие ближе не подходили к животным, чем у нашего главнокомандующего. Нравственность его не уступала наружности. Где дело шло о развратных удовольствиях, там он не знал ни божественного, ни мирского закона и для удовлетворения своим страстям готов был прибегнуть к насилию и жестокости. Со всем тем, он отличался от обыкновенных извергов несколькими хорошими качествами, и они-то снискивали ему приверженцев. Он был одарён умом сметливым и проницательным, при помощи которого умел вести себя так искусно в отношении к правительству, что всегда пользовался доверенностью шаха и уважением его сановников; жил по-царски, славился своим хлебосольством, был прям и откровенен в обращении, обходителен с подчинёнными и добрый приятель тем, кто с ним вместе предавался разврату. Презирая лицемерную набожность других, он явно выказывал себя плохим мусульманином и слыл таким дерзким винопийцею, что сам наш главноуправляющий благочинием, теперешний его товарищ, с трудом мог состязаться с ним в этом отношении. Что касается до его храбрости и воинских дарований, то советую моим читателям вместе со мною возложить на аллаха наше упование.

Сардар и главноуправляющий казались полными хозяевами в святилище армянского закона. Вытеснив халифа из кругу его власти и даже из жилища, они занимали собственные его комнаты, тогда как бедные святители прятались по углам, со смиренным видом, с потупленными взорами и как бы стыдясь качества законных владетелей своей обители. Любимые лошади персидских полководцев были привязаны к стенам церкви, и прихоти буйных гостей строже соблюдались, нежели местные приличия.

В сопровождении нескольких человек моих сопутников я вошёл в комнату, где они сидели, и остановился вдали, ожидая приказаний.

- Добро пожаловать! - закричал мой начальник. - Хаджи, ради души моей, скажи, сколько убил ты русских? Привёз ли нам хоть одну головку? Покажи, пожалуй.

- Ну, что вы там сделали? - спросил сардар, перебивая его речь. - Есть ли москоу на границе и когда мы их настигнем?

После обыкновенного вступления я отвечал им:

- Аги! я сделал, что только было возможно. Мы, видно, отправились в путь в минуту благополучного соединения планет, потому что я теперь в состоянии объяснить вам всё, о чём ни спросите. Ясно как день, что звёзды счастия высокопочтенного сардара и моего благодетеля и господина насакчи-баши находятся теперь в полном восхождении, когда такой ничтожный раб мог оказать им услугу.

- Счастие вещь недурная, но мы более полагаемся на наши сабли, чем на звёзды, - сказал горделиво сардар, посматривая кругом на всех и улыбаясь к своему товарищу.

- Да, да! Сабля, порох, копьё и пара пистолетов - вот наши звездочёты! - примолвил главноуправляющий. - Благополучным соединением планет у меня почитается то, когда могу достать неверного саблею по шее. Я кызыл-баш и хочу быть кызыл-башем: давайте мне хорошего коня, острую саблю, копьё и майдан, набитый московом, я более не желаю.

- А о вине вы и позабыли? - сказал сардар. - Вино тоже вещь удивительная! Вот кликнем сюда халифа и велим дать Хаджи стакан лучшего винца, какое у него водится. Но порасскажи мне наперёд, ради Али, что вы видели, что сделали? Где стоит москоу? Сколько его? Есть ли у них пушки? Где казаки? Где грузины? Где пребывает главнокомандующий? Что сталось с лезгинами? Где девался отступник Йсмаил-хан? Подойди к нам поближе и говори всё, что знаешь; а ты, мирза, - промолвил он, обращаясь к одному из писцов, - отмечай слова его на бумаге.

Я выступил вперёд с уверенностью, начал отдавать отчёт следующим образом:

- Клянусь душою сардара, клянусь солью главноуправляющего! Москоу ничего не значит. В сравнении с персами он простая собака. Куда ему устоять против наших? Видев их собственными глазами, смело могу ручаться, что один перс с копьём в руке в состоянии заколоть десять этих жалких безбородых тварей.

- Ах ты, лев! - вскричал мой начальник в радостном восторге. - Видите, каков мой Хаджи-Баба! Я давно знал, что ты будешь человеком! Давайте мне исфаганца: он годится хоть куда!

- тридцать, положим: сорок или пятьдесят. Что касается до казаков, то они - сущая дрянь! Неприятно только то, что они вдруг появляются там, где их нисколько не ожидают, и в состоянии заколоть раба божия; но копья их неуютны, безобразны, словно шесты, какими погоняют волов. Притом же, куда казачьи лошади, а куда наши аргамаки! Слава аллаху, наша каждая лошадь стоит тридцать, сорок, пятьдесят туманов и может ускакать из виду прежде, нежели казак расшевелит свою скотину.

- Что напрасно студить рот о казаках и их скотине? - воскликнул главноуправляющий по части благочиния. - Это обезьяны верхом на медведях. Скажи нам лучше, кто вождь неверных?

- Его зовут бешеный генерал-майор, - отвечал я. - Говорят, что его прозвали так потому, что он никогда не бежит с поля битвы. О нём рассказывают удивительные сказки, между прочим, будто он похитил карманный Коран высокостепенного сардара и теперь торжественно показывает его всем, кто только хочет видеть.

- Э?.. Ну, так что ж? - подхватил сардар. - Эти банкруты напали на меня в прошлое лето, в нескольких фарсахах отсюда, ночью, невзначай, так что едва имел я время уйти в одной рубахе, вскочив, без шаровар, на неосёдланную лошадь. Кто так воюет, ради имени Хусейна? Они, естественно, ограбили мою палатку и, между прочим, украли мой Коран. Но, погоди, отплачу я им за это: я показал в Гевмишлю, что умею сделать, и, по милости пророка, оскверню гробы отцов их так, что и в три столетия они их не очистят. Сколько с ними пушек?

- Пять или шесть, - отвечал я, чтоб ободрить его тем более.

- Я отметил сорок или пятьдесят по прежнему показанию вашему, - возразил мирза, записывавший мои слова. - Сколько же решительно?

- Зачем ты лжёшь? - закричал на меня сардар, воспламеняясь гневом. - Если твои донесения в чём-нибудь окажутся ложными, то, клянусь головою Али, увидишь, что борода моя выросла не для твоих шуток!

за награду, обещанную ему мною от имени сардарова, подвергался величайшим опасностям, жертвовал собою для пользы вашей службы и собрал самые достоверные сведения о неприятеле.

- За награду от моего имени? - воскликнул сардар. - Кто этот армянин? Да и какой армянин в свете стоит того, чтоб его награждать?

В ответ на это я рассказал, с начала до конца, историю похождения Юсуфа и его жены в присутствии всего собрания, полагая, что при стольких свидетелях сардар непременно пожелает отличиться великодушием и окажет правосудие моему армянину.

Все, бывшие в собрании, остолбенели от изумления и только по временам восклицали: "Нет бога, кроме аллаха!" Сардар ворочал глазами, кривлял ужасно губы, поглядывал на присутствующих и, не зная, что сказать, велел набить себе кальян. Наконец, пустив на воздух три или четыре длинные струи дыму, он вскричал:

- Где этот армянин? Позовите ко мне халифа.

мужественный и отменно красивое лицо с первого взгляду произвели в собрании благоприятное впечатление. Сам сардар устремил в него взоры с любопытным удовольствием и, обращаясь потом к главноуправляющему, выразил своё удивление сжатыми в ком пальцами руки. Вскоре явился халиф, мужчина средних лет, огромного росту, дородный, с весёлым, цветущим лицом, в чёрном армянском клобуке, сопровождаемый двумя или тремя священниками. Он простоял перед сардаром несколько минут, пока тот не попросил его садиться, и, после обильных приветственных извинений, занял указанное место, тщательно закрывая платьем руки и ноги свои. Сардар, обращая речь к халифу, сказал:

- Стало быть, мы, мусульмане, уж для вас нечто менее собак в нашей иранской земле? Армяне вторгаются в наши гаремы, похищают у нас жён и невольниц из-под наших глаз и подстрекают других осквернять гробы отцов наших. Что это за известие, о халиф? Аллах ли так судил или вы?

Халиф, не приготовленный к этой выходке, пришёл в явное смущение и весь облился потом. Но, зная по опыту, что подобные нападки служат верным предзнаменованием наложению на монастырь тяжкой денежной пени, он тотчас построился в оборонительное положение и, чтоб отразить удар, отвечал с жаром:

- Это что за речи, о сардар? Что мы за собаки, чтобы смели и подумать о такой измене? Мы подданные шаха - вы наш покровитель: слава богу, армяне сидят мирно и тихо под покровом полы вашей. Кто такой насыпал пеплу на наши головы? [91]

- А вот он! - промолвил сардар, указывая на Юсуфа. - Говори, дружок, ты ли украл невольницу мою или нет?

законною женою моею. Вы такая же паства шаха, как и я, и лучше меня знаете, вправе ли вы порабощать верных его подданных. Хоть мы армяне, все мы те же люди. Наш благополучнейший шах никогда не нарушал прав чьего бы то ни было терема, и мы, живя под вашим правлением, высокостепенный сардар, надеялись, что будем всегда пользоваться тою же безопасностью. Вас обманули, сказав, что она грузинская пленница: она армянка из Гюклю, и я уверен, что если бы вы знали, что она жена вашего поселянина, то сами отказались бы купить её.

Халиф, встревоженный дерзостью своего единоверца, старался остановить его красноречие громкими и суровыми восклицаниями, тогда как сардар не только не прогневался за подобную смелость, но даже посматривал на него с приметным удовольствием, будучи, по-видимому, поражён такими необычайными для его слуха выражениями. Он забыл о русских пушках и, чтоб скорее кончить дело, сказал:

- Довольно! Довольно! Ступай, возьми жену и не говори более. Как ты оказал нам услугу, проникнув в Хамамлу, то я принимаю тебя в число моих служителей. Мой управитель скажет тебе, что будешь у меня делать. Он отпустит тебе приличное платье. Нарядись и приходи ко мне. Старайся только, чтобы лицо твоё всегда было белое, и помни, что наше благоволение будет соразмерно с твоим усердием.

Юсуф бросился к нему опрометью, вне себя от восхищения, упал на колена и поцеловал край его платья, не зная, что сказать и как выразить признательность за такую неожиданную милость.

Все присутствовавшие в собрании были приведены в изумление. Главноуправляющий благочинием поправил свой воротник и зевнул во всё горло. Халиф, как будто свалив с себя бремя, потянулся и обтёр рукавом пот, покрывавший лоб его крупными каплями. Военные чиновники и мирзы приносили поздравления сардару, прославляя его милосердие, удивляясь великодушию и сравнивая его с Джамшидом, Нуширваном [92] и Харун-ар-Рашидом. "Машаллах!" - гремело в стенах Этаи-адзина, и правосудие вождя доставило целому лагерю неисчерпаемый предмет разговоров с лишком на две недели. Что касается до внутренних побуждений сардара, то я не стану объяснять их и опять советую читателям возложить на аллаха своё упование.

Кто такой насыпал пеплу на наши головы? - идиоматическое выражение, означающее "доставил хлопот", "причинил огорчение".

[92] - Нуширван - прославленный царь Хосров Ануширван из династии Сасанидов (531-578).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница