От Бонапарта к папе Пию VII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: От Бонапарта к папе Пию VII (старая орфография)

От Бонапарта к папе Пию VII. (*)

(*) Из вышедшей на французском языке, и вероятно выдуманной, переписки с разными высокими лицами Наполеона Бонапарте. Перевод.

Вы уже ныне свободны, ибо я не только побежден, но и в заточении - вы спокойно ныне возседаете на Петровом престоле; ибо я, низверженый навсегда с престола Бурбонов, не силен уже мешать ни вашим политическим, ни вашим духовным упражнениям. Рим увидит вновь своего Владыку и Пастыря - узрит его с толиким же восхищением, с коликим видит меня вся Европа, обремененного постыдными веригами, скованными для меня в справедливой мести рукою оскорбленного человечества.

Есть Бог - и строгое правосудие Его не дремлет над злодеями, оскорбившими величество Его, веры и человечества. - Есть Бог, и падение мое есть разительнейшим тому доказательством. - Ах! для чего я, ослепленный властолюбием, опровергнув Престолы Царей, дерзал еще опрокинуть и Престол веры, коего и врата адовы не одолеют?.... Для чего, не имев прежде ничего, обладав после всем, осмелился я прикоснуться и к тем даже священным дароприношениям, кои на жертвенник веры принесли веками Богу мира и любви благочестие и покорность, посвятили Ему добродетель, признательность и сыновнее к Нему благоговение?

Сделавшись Владыкою почти всей Европы, переменив правления, я показывал намерение поправить зло, вкравшееся в стадо верных, политикою же ваших предшественников усугубленное до того, что могущественнейшие Цари почитались их данниками, и наследники Смиренного Петра попирали с гордостию, несвойственною их сану, преемников Августова Престола, ужасное судилище инквизиции, от коей мечем веры гибли милионы, не от вашей ли верховной произошло власти? Во зло сие просвещением народов и бодростию Царей еще прежде меня гораздо уменьшилось. - Сей предлог, покрытый мнимым моим благочестием, происходил от моей ненасытной ко всему алчности.

Не священной вашей власти я хотел нанести удар, ибо религия не может быть без главы, да и какая была бы для меня польза уничтожить власть, которая служить всегда могла подпорою моим политическим замыслам: я жаждал только похитить владеемое вами, дабы сим разширить власть мою до самой Капитолии, на коей угодно было Богу рукою Константина воздвигнуть свой Престол. Близь сего я хотел поместить и мой, и высокомерное властолюбие мое наказано ныне тем, что я устроил себе седалище подлого невольника на сем острове откуда и видеть даже не могу ни стран мною покоренных, ни ратных полей, на коих некогда гремела моя слава?

В гордом самонадеянии моем я издевался над вашими проклятиями; но ныне твердо признаю, что глас Первосвященника силен поколебать небо, дабы оттуда низпослало громы на исполина, святотатскою рукою прикоснувшагося к кивоту завета. Омраченный блеском минувшого моего величия, я не хотел видеть света веры; но ныне искренно исповедую, что ею справедливо я наказан за похищение из храмов, посвященных Богу, принесенных Ему в дар избытков усердия - за обогащение Парижского Музеума драгоценными: священными редкостями - за поругание святынь - за обнажение их благовейные лепоты - и за покорение власти, веками почитаемый в Римско-Католической церкви первейшею и священнейшею.

Правда, облаченный в Консульскую тогу, я возстановил во Франции закон веры, пригласил в отечество изгнанных оттуда её служителей, отверз врата Священных храмов, оскверненных неистовством республиканского идолослужения, сделал его вновь господствующим во всех пределах Франции. Но в сем моем поступке заключалось не усердное благоговение мое к Богу, но желание обуздать Его своевольный народ, и подарить навсегда, верою как безценным сокровищем в коем смертные находят единое свое утешение и надежду, но скрывался политический вид моего честолюбия.

С первой минуты, как я возсел на Диктаторское кресло, всю душу мою заняла мысль о Царском престоле. Его возстановить мне не трудно было ибо я совершенно знал характер Французского народа, любящого всегда блестящую новость для меня же гораздо пестуна щастия. Консульская шапка казалась низким украшением, которое должен был разделять с Камбассересом и Лебрюном, я хотел сам один владычествовать - я же ждал короны, ибо чувствовал себя в силах носить ее... Жаждал ее, как неопытный ребенок, лишившись ее ныне, как безумный, для спасения коего отнимают у него острой кинжал.

Новой в своем роде Царь, должен был венчанным быть сановитым летами - Главою церкви. Того требовала тайная моя политика, обманом благочестия нанесшая Франции последний удар. И вот для чего, возстановляя религию, соделал я ее орудием моей Корсиканской гордости. Я старался в Венеции о возвышении вас на Папский престол; возвышенному на оный я льстил вам изменнически, ибо знал, что вы почтете сие во мне усердием к вере, и не откажетесь венчать меня на царство, новости коего вы тогда удивились, быв равно изумлены быстрыми успехами моего щастия. Но коль скоро желание мое исполнилось, я простер алчный взор мой на тройственную вашу тиару, и не убоявшись громов Ватикана, безсильных пред громами моих пушек, похитил я у вас достояние Петра, и наложил оковы на священного Иерарха, коего маститую старость уважил бы даже сам Магомет.

И так проклятия ваши, Святейший Отец, более подействовали надо мною, ежели гром Григория VII, Александра VI и Сикста V, лишившихся навсегда своея власти над Венециею, Англиею, Даниею и Германиею. Я еще здесь наказан за святотатския мои продерзости, гораздо строже наказываемые там - Божественным защитником своего закона. Когда менее всего ожидал, я пал под мощною рукою АЛЕКСАНДРА, поразившого меня мечем веры, торжествующия в России под кротким Его правлением.

Но признаюсь, я мало еще наказан правосудием великодушного моего Победителя.... - Он мне простил нанесенные Ему и великому Его народу обиды, Он мне даровал жизнь временную. Так поступил со мною Царь мира; чтож вам остается со мною сделать, служителю Бога кротости?

сняв с меня Священные оковы, страшные для меня в вечности, ежели с ними там предстану, как святотат, отчужденный от стада верных, как подлый пленник, и духовными и мирскими скован веригами. Из Царя и творца Царей я превращен в ничто; да будут сим удовлетворены нанесенные мною обиды верховной вашей власти. Личные же запрещает вам отмщевать религия, коея вы главою. Не уклоните вашего Архипастырского благословения кающемуся!

{Конечно ответ сей писан на Латинском языке; как обыкновенно Римские Папы пишут свои буллы; но во Французском подлиннике, он напечатан по Французски. Перевод.} Церковь Христова изкони гонима была подобными тебе, Иулианами, и торжествуя всегда над всеми усилиями ада и гнусных его изчадий, видела их попранных, в ту же персть ничтожества, из всего они возвысились рукою слепого щастия. Скажи, кого ты времянною твоею властию, навсегда утеснить хотел? Меня ли, как безсильного, владетеля Рима? Какуюж из сего, получил ты славу? - Было ли у меня достаточное число войск к отражению силы нападших на меня тьмы разбойников, коими ты за честь себе поставлял предводительствовать? - Меня ли, как владевшого достоянием Петровым, и почитающагося наравне, с прочими Европейскими Государями Владетелем и Монархом? Но ты, только сим прибавил довольное также число к миллионам , злословящим мучительскую власть твою. Жители Рима и Церковной области повиновались тебе как деспоту. Мог ли ты ожидать от них любви, когда они лишились Отца? - Меня ли, как Главу церкви и Наместника здесь божественного основателя веры? О! сколь слабы в сем были все твои усилия! Ты возобновить хотел варварский век гонения; но тебе известно, какой имели конец все гонители,

Ты мог, сражаться с Царями, и их, побеждать; мог отвергать их Престолы, и созидать новые; мог хитростью, обманом, и изменою похищать чужое - сии дела сопровождаемы бывают слепым щастием: но какие и чьи мог ты употребить силы, чтобы разрушить здесь престол Того, Кого ты в щастии твоем отрицался признавать твоим Творцем, и Владыкою? Престол сей никогда не был моим; он есть и вечно пребудет Престолом Веры, Злоупотребления, вкравшияся в Римскую церковь, происходили от слабости и страстей моих преемников. Они были люди. Их установления, плод их корыстолюбия, изтребило время; но сущность Веры никогда не переменится - к ней принадлежит верховная власть моя, от коей зависит все, что только дышет и живет духом Веры.

Ничтожное насекомое! как дерзнул ты возстать против Непобедимого, против Господа сил и славы, против грозного Громодержца, допустившого слепому щастию возвысить тебя, дать тебе на время силу утеснять правду, невинность и добродетель? Но когда Сам коснулся гордой главы твоей, в одно мгновение превратил в ничто нечестивого Корсиканца, возмечтавшого возвысить престол свои на развалинах Престола церкви, возмечтавшого быть на нем правителем вселенные.... Ты исповедуешь ныне истину, которую ты дерзнул некогда попирать. Но она не требует ни твоего прославления, ни твоего признания в том, что ей единой должны покорствовать земные Владыки, что только силою её могут царствовать благоденственно, что от ней только получают они свою славу и величие.

Мучительское твое, хотя краткое, царствование есть неоспоримым доказательством Истины, царствующий в мире. Без ней видел бы он в тебе самовластелина, мучителя, безбожника, кровожадного воина, неистового завоевателя, и во всем вредного обществу человека. Лишь только блеснул её свет, ты уже и поражен; она открыла кто ты; она дала силу ей покланяющимся освободить мир от лютого супостата Веры, добродетели и человечества.

Севера необразумил тебя: так надлежало Промыслу дать тебе познать, что ты самоподлейшее творение при всех твоих наглых успехах, не управляемых благоразумием. Подружился ли ты с Ним ныне? Видишь ли и признаешь ли унижение и ничтожность твою? Видишь ли всех над тобою торжествующих, коих ты в безумии вдвоем попирал ногами? Чьяж рука преклонила долу гордую твою выю? чей мечь пресек нить твоих адских против человечества замыслов?...

Сильная десница поруганые и крайне оскорбленные тобою Веры, не Божия десница, благославляющая кротких, справедливых, преданных своим народам, богобоязливых и человеколюбивых Царей. - Строго же здесь еще наказующая высокомерных, неистовых, безнравственных и поступающих, тирански с своими рабами самовластелинов. Ты поставлял себе за честь быть внесенным в словарь безбожников, в список тиранов, в число неистовствовавших деспотов; в какой словарь поместят ныне тебе современники и потомство, уничиженного, посрамленного и вечно презренного?...

Падение твое постыдно, безславию твоему не было подобного примера: - так наказывает Всесильный ничтожных червячков, хотящих блестеть в смрадном своем гноище; но - о! когда бы в нынешнем состоянии разкаяние твое было сердечно! - уверяют, что ты в нещастии твоем начинаешь верить Провидению. Какое это неизреченное щастие для тебя, что после толиких содеянных тобой неистовств, после толиких милионов жертв, закланных тобою, после добровольного отречения твоего от веры и добродетели оскорбленный тобою Бог воззрел на тебя оком своего милосердия! Стоишь ли ты сей Его благости, которую насилу получают праведные Богоугодною своею жизнию? Чем ты ее заслужил? - Что представить в замен Его к тебе благости? Я сие вещаю тебе, как Пастырь и Отец верных, утешаясь твоим падением и твоим разкаянием.

вящими горестьми тогда, как и тело от них страждет. Правила благоразумия, законы християнския любви, заповеди кроткия Веры не позволяют того; и по тому видя разкаяние твое, предая забвению личные наши обиды, и повинуясь велениям кротчайшого нашего Законодателя, принимающого с отеческим благоутробием в свои объятия кающихся блудных сынов, разрешаем тебе и здесь и в будущей жизни от наложенных на тебя душевных оков рукою нашего во имя оскорбленные тобою Веры. Да утешит она тебя в твоем заточении! да изгладит, естьли можно все твои преступления! да водворит в тебя мир! - Дан в Ватикане в лето от Р. Х. 1814. Папствования же нашего в 13.