Король шутов.
XXII. Парижский народ и герцог Орлеанский.

XXII 

ПАРИЖСКИЙ НАРОД И ГЕРЦОГ ОРЛЕАНСКИЙ.

Когда герцог Орлеанский проезжал расстояние, отделяющее его от рынков, Мюсто привел к своему кузену Ришара Карпалена.

Дорогой сын Мариеты д'Ангиен, теснимый толпой, толкнул другого юношу, сына Колины Демер: молодые люди схватили друг друга за горло.

- Бастард! - сказал Ришар Карпален.

- Сам ты бастард! - ответил противник, угрожая ему ножом.

Они и не знали, что были так близки к истине.

Гонен с хохотом развел их. Жакоб Демер ушел, ругаясь.

- Поблагодари метра Гонена, - сказал Мюсто Ришару, - герцог Бургундский помиловал тебя по его просьбе.

- Благодарю вас, метр, - вскрикнул Ришар Карпален, - и верьте моей вечной признательности.

- Э! Что такое признательность? Дым один.

- Приказывайте: вы увидите мои дела, а не слова.

- Что-ж, посмотрим.

- Но только...

- Что такое?

- С одним условием, что вы не станете препятствовать мне совершить одно дело мести: в этом я дал клятву.

- Напротив! Но скажи мне, друг мой, ты еще слишком молод, чтобы носить в голове планы мщения.

- Отец тебе внушил?

- Да.

- А мать?

- Мать я мало знал.

- Ну, на первый раз довольно. Ступай за мной.

Гонен вошел к себе в театр, куда Ришар Карпален хотел за ним последовать, но в эту минуту послышался резкий звук труб и крики: "Да здравствует Орлеанский!"

В ту же минуту молодого человека увлекла толпа: сдавленный со всех сторон, бросаемый взад и вперед, он не устоял и упал как раз под ноги лошадей отряда стрелков, которыми командовал Рибле, напрасно старавшийся расчистить путь, крича:

- Назад, мужичье!

Стрелков окружила куча ребят, следовавшая за ними от самого дворца и с увлечением, видимо подогретым, орала:

- Да здравствует Орлеанский!

Герцог был ослепителен. На нем был голубой бархатный плащ, отороченный золотым галуном и вышитый серебряными линиями, бархатная шляпа гранатового цвета, с которой каскадами ниспадали страусовые перья: белые, бледно-розовые и светло-зеленые и мешались с длинными вьющимися волосами, обрамлявшими шею, белую, как у женщины. Вокруг этой шеи, как змея, извивалось ожерелье из крупного жемчуга. Прибавьте к этому природную красоту, освещенную теперь радостным настроением. Его большие глаза горели пламенем, зажженным какой-нибудь новой любовной интрижкой. Среди враждебно настроенной толпы, он дышал спокойствием беззаботности.

Сеньоры его свиты также сверкали золотом и серебром.

- Если к нему нельзя пробиться у него во дворце, - сказал Бурнишон Герену Буасо, - так я здесь поговорю с ним.

- А я поддержу вас, кум, - ответил тот.

- Что вы еще выдумали? - возразил Лескалопье. - Что значат ваши мизерные дела, когда здесь дело идет о вопросах государственных.

Но, несмотря на все его возражения, Бурнишон выступил вперед, а за ним и Герен Буасо.

- Ваша светлость, - крикнул он - ваши офицеры разоряют нас... и отказываются потом платить деньги... вы тоже не платите нам долгов...

- Что он там поет, этот негодяй? - спросил Орлеанский.

- А вот и другой негодяй запоет вам ту же песню, - в свою очередь крикнул Герен Буасо, - а вот и третий, - указал он на Лескалопье, который поспешил скрыться в толпе.

Но взамен его выступили другие кредиторы, ободренные решимостью первых. Поднялся гвалт невообразимый.

- Гола! Рибле! Сюда, сержант! Бейте эту сволочь, - кричал Орлеанский, - а вы, Савуази, посылайте ваших пажей за подмогой.

- Ну, будет, смирно! - насмешливо сказал герцог. - Я о вас позаботился. Все вы значитесь в моем духовном завещании.

- Ну так, значит, нам всем скоро заплатят! - проревел какой-то Голиаф в одежде мясника.

Схватив под уздцы лошадь герцога, он замахнулся на него широким ножом, но в эту самую минуту кто-то хватил его самого ножом в живот и он грузно рухнул на землю.

Ударил мясника никто иной, как Жакоб: но пока он с торжествующим видом размахивал ножом, другой юноша кинулся на него, чтобы отнять у него оружие и поразить им герцога. Это был Ришар Карпален.

Жакоб старался вырваться, но противнику удалось выхватить у него оружие. Не удалось только прорваться сквозь окружавшую его тесную кучку.

- Ах, Господи Боже мой! - промолвил герцог Орлеанский, - если бы не этот мальчик, я был бы убит. Посади его к себе на лошадь, Рибле, и потом представь его мне, когда мы вернемся в отель.

- Слушаю, ваше высочество! - и Рибле стал подсаживать мальчика.

- Э, да это Жакоб! - крикнул он.

- Ты его знаешь? - спросил герцог.

- Это сын Колины Демер, ваше высочество. Орлеанский вздрогнул и задумчиво прибавил:

- Поручаю его твоей особенной заботливости, Рибле.

Толпа продолжала кричать и волноваться, но так как уже слышались вдали крики приближавшегося подкрепления, то Орлеанский храбро противостоял грозе.

- Расступись, сволочь! - гаркнул он, - или я со своими людьми всех вас передавлю!

Народная масса отхлынула по обе стороны, чтобы пропустить герцога и его свиту.

Вдруг Орлеанский заметил молодого человека, который, стоя на эстраде метра Гонена размахивал кинжалом и бросал на герцога дерзкие и вызывающие взгляды.

- Что это еще за бешеный чертенок? - спросил он.

- Это тот самый, что вырвал у меня нож, которым хотел убить вас, - сказал Жакоб.

- Эй ты! Маленький убийца! Кто ты такой? - спросил, возвысив голос, герцог Орлеанский.

- Я сын Мариеты д'Ангиен, - громовым голосом крикнул Ришар Карпален.

Герцог зашатался; поводья выскользнули у него из рук, но он быстро схватил их.

Потом, повелительно махнул рукой:

- Едем, господа, пора! - сказал он.

Действительно, на церкви св. Евстафия било двенадцать часов, а церемония была назначена ровно в полдень.