Рекорд приключений.
Глава VIII

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Оппенгейм Э. Ф., год: 1930
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

VIII

Дженет

Письмо, которое я получила в тот достопамятный день, 3 марта, было следующего содержания:

"Милостивая государыня!

Имеем честь сообщить вам, что Вильям Соул, служивший садовником в Майфорде, Сэррей, завещал Вам 250 фунтов. Ввиду того, что эта сумма очень незначительна и состоит, главным образом, из облигаций государственного военного займа, мы в состоянии тотчас же выплатить ее вам и просим вас пожаловать к нам или прислать ваши распоряжения.

С совершенным почтением

Хаскелл и Хэймс."

Никто не мог бы себе представить, что означали для меня эти деньги. В продолжение многих месяцев я работала в Кенсингтоне, в маленькой мастерской детских платьев, и едва зарабатывала себе на жизнь. По утрам, крадучись, я шла на работу и по вечерам, крадучись, возвращалась домой, в вечном страхе перед Майклом, которого я когда-то любила, и перед Норманом Грэем, который, не прилагая к тому никаких стараний, так странно и властно подчинил мою душу своему влиянию. И вдруг мне на некоторое время улыбнулась свобода. С этой суммой я могла бежать из Лондона и где-нибудь спрятаться. Меня не тянуло в шумные и людные места. После долгих размышлений я заказала для себя под именем Дженет Соул каюту первого класса на самом медленном пароходе линии Р. и О., идущем в Марсель.

Я потратила значительную сумму на приведение в порядок своего туалета, зашила в платье стофунтовый билет и отправилась в дорогу. Первые дни путешествия были очаровательны. Я нашла в новой обстановке все, по чему тосковала, и была свободна от тягостной необходимости ежедневно работать. Неописуемое чувство восторга охватило меня при виде моря. Пахнущий солью ветер и брызги волн освежали меня и возбуждали во мне бодрость. Когда солнце озаряло серый канал, я испытывала глубокую радость. Чем синей становилось небо и янтарнее светило солнце над Бискайским заливом, тем светлей и спокойней становилось у меня на душе. На свете было так много прекрасного, еще незнакомого мне, и меня охватило жадное желание все это испытать и увидеть.

Я не хлопотала о том, чтобы получить в столовой особенно хорошее место, и мне пришлось сидеть где-то в отдаленном углу. Мои соседи за столом принадлежали к тому типу лишних людей, которые кажутся созданными только для того, чтобы разгуливать по палубам пароходов и указывать своим спутникам на чаек, дельфинов, на проходящие мимо пароходы, которые и сам каждый видит. В конце путешествия их словно сметает с лица земли, - качество, которое мне в них более всего симпатично. Проходил день за днем, я вдыхала ароматный воздух и чувствовала себя все лучше. Во мне снова проснулась жажда жизни. Я была молода и здорова. Солнце, здоровый воздух, новый образ жизни очень быстро оказали на меня благотворное влияние. Однажды вечером я надела одно из моих самых красивых платьев, и тотчас меня под различными предлогами окружили около полудюжины мужчин. И когда мы на следующий день остановились в Гибралтаре, целая толпа предложила сопровождать меня осматривать город. Но я предпочла примкнуть к маленькой группе, состоящей преимущественно из моих соседей по столу.

Мы осматривали достопримечательности города, которому смесь зданий в мавританском и современном стилях придавала оригинальный вид. На улицах встречались арабы в бурнусах и слишком рано увядшие испанки. Мы осматривали рынок и закупали на память разные мелочи, фабрикуемые специально для иностранцев.

На мгновение мне стало грустно. Мне некому было послать открытки с видом города. Никому в целом мире не было дела до меня. Казалось, несчастье преследовало меня по пятам - дружба со мной не предвещала ничего хорошего.

После прогулки мы пошли в отель и велели принести чаю в комнату, отделанную в восточном стиле. Потолок был сделан из пестрого стекла, не было окон, бархатная мебель стояла вокруг маленьких мраморных столиков, на которых находились медные вазы с искусственными цветами. Вся эта безвкусица не производила на меня никакого впечатления, так как мое внимание было привлечено одной женщиной. Придя в отель, мы уже застали ее в этой комнате. Она была еще довольно молода, одета в простое, но очень дорогое платье. Небольшого роста, с миловидным лицом и огромными черными глазами - но все это не произвело бы на меня особого впечатления, если бы я не заметила, что она пристально смотрела на меня из угла полутемной комнаты полными ненависти глазами. Я не могла вспомнить, чтобы видела ее когда-либо раньше. Но не было никаких сомнений в том, что я внезапно встретила здесь в отеле женщину, ненавидевшую меня.

Мы все сели за один стол. Рядом со мной сидел пожилой американец, который раза два заговаривал со мной во время путешествия. По-видимому, он искал знакомства с человеком, который, как и он, ликвидировал свои дела. Он сказал мне, что имел когда-то фабрику обуви. Его имя было Фрэнк Поупл.

-- Вы знакомы с женщиной, сидящей там в углу? - с любопытством спросил он.

-- Я ее никогда в жизни не встречала.

-- Возможно ли это? В таком случае она, вероятно, не выносит незнакомцев. Заметили ли вы, как злобно она на вас смотрит?

-- Вероятно, она принимает меня за кого-нибудь.

Поупл нашел это возможным.

-- Очень темпераментные люди эти испанцы, - пробормотал он.

Я была немало удивлена, когда через час после этого увидела ее в углу моторной лодки, отвозившей нас обратно на пароход. Возле нее стояли два чемодана, картонка для шляп и другие дорожные женские принадлежности. Когда мы поднялись на пароход, она взглянула на меня хмуро, почти угрожающе.

-- Я вас чем-нибудь обидела? - спросила я. - Мне кажется, что мы с вами никогда раньше не встречались.

Она пристально поглядела на меня. Ее лицо, обычно несомненно красивое и нежное, сделалось холодным и замкнутым, глаза по-прежнему сверкали ненавистью.

-- Вы Дженет Стенфилд, не так ли?

-- Да, это мое имя. Откуда вы его знаете?

Она молча посмотрела на меня. Солнце жгло нас обеих раскаленными лучами. В гавани стоял похожий на зловещего ворона испанец с желтым, как олива, лицом, черной шевелюрой, блестящими глазами и пел сентиментальный романс. Издали, с отчалившего парохода слышалось заунывное пение индусских матросов. Все эти впечатления вплетались в мое настроение.

-- Я видела ваш портрет, - хмуро сказала она.

-- Где?

-- В Нью-Йорке. Он носил его с собой.

Она отвернулась, словно решив не разговаривать больше со мной. Ее молчание пришлось мне кстати, но мое счастливое настроение исчезло. Я избегала общества, однако мистер Поупл, несмотря на все мои намеки, не отставал от меня. Он пододвинул свое кресло к тому углу палубы, где я сидела.

-- Эту женщину зовут Луиза К. Мартин, - сообщил он мне. - Она откуда-то с Запада, из Милуоки, и едет в Марсель.

-- Я о ней больше не думала.

Мистер Поупл задумчиво потер подбородок. Это был рослый, гладко выбритый мужчина с энергичным подбородком и очень добрыми, но уже окруженными многочисленными морщинами глазами. Мой равнодушный ответ, казалось, оскорбил его.

-- Будь я на вашем месте, я старался бы избегать ее. Я много путешествовал, привык узнавать людей по их внешности и должен заявить вам, что взгляд, которым она на вас смотрела, я нахожу бесстыдным и подлым.

Я не испытывала ни малейшего желания поддерживать с ним беседу и оставила его, чтобы пойти спать. Когда я проходила через салон, где танцевали, в свою каюту, беседа на минуту смолкла. Миссис Луиза К. Мартин, одетая в черное платье, с длинной ниткой жемчуга на шее, сидела в кресле. Она вызывающе посмотрела на меня.

Я подошла к ней. Я поняла, что она только что говорила обо мне и была взбешена.

-- Вы встретитесь в Марселе со своим мужем, миссис Мартин? - спросила я.

Но едва я произнесла эти слова, как раскаялась в них, так как вдруг почувствовала жалость к этой женщине. Она побледнела как труп, и, если бы взгляды могли убивать, я бы тут же на месте упала мертвой. Она не отвечала мне. Я обождала мгновение и пошла в свою каюту.

Около десяти часов вечера я услышала легкий стук в дверь. Я сразу же догадалась, кто это.

Вошла миссис К. Мартин в легком халате и домашних туфлях. Она тихо закрыла за собой дверь и предостерегающе поднесла палец к губам.

-- Мы должны быть осторожны, - прошептала она. - Это было безумием с вашей стороны открыто говорить о Майкле.

Она презрительно рассмеялась.

-- Он был женат на мне несколько лет, прежде чем женился на вас, и до этого он имел другую жену.

Я отвернулась от нее, чтобы она не могла заметить вскипевшей во мне ненависти. Я давно уже предчувствовала нечто подобное.

-- Если две женщины любят одного мужчину, они должны забыть обо всем, когда ему угрожает опасность. Но я не думаю, что вы еще любите его - зачем же вы здесь?

-- Я не вижу никаких оснований объяснять вам это, - ответила я, - но, если вы хотите мне верить, - я не имела ни малейшего представления, что Майкл в Марселе.

Мне показалось, что она хочет меня ударить.

-- Что же вам нужно на этом пароходе?

-- Я решила для отдыха предпринять небольшое путешествие.

Она склонилась ко мне. При свете лампы ее лицо казалось изможденным и старым.

-- Дело идет о жизни или смерти Майкла. Вы от кого-то узнали, что Майкл в Марселе. Говорите, от кого?

-- Клянусь вам, я не знала, что он там.

-- Дура! Неужели вы не понимаете, что за вами по пятам следует полиция и пользуется вами для того, чтобы найти Майкла!

-- Разве вы не в том же положении?

-- Нет. Я родилась в Марселе. Я часто ездила туда. Я знаю там каждый камень и каждую улицу. Это я нашла, что Марсель - лучшее прибежище для Майкла. Это я повезла его туда, где он теперь находится.

Наша беседа неожиданно прервалась. Вошла моя горничная, держа в руках синюю полоску бумаги.

-- Радиотелеграмма для вас, миссис Соул.

-- Для меня? Это, вероятно, ошибка. Никто не знает, что я на пароходе.

-- Без всякого сомнения для вас, миссис Соул. На пароходе нет никого другого под этим именем.

Я развернула сложенную бумагу. Луиза наблюдала за мной горящими глазами. Она едва дождалась минуты, когда горничная покинула нас.

-- Лгунья! - прошипела она. - Видите, что вы натворили? Вы навели лондонскую полицию на верный след.

"Домой 31. Март Генезис Луиза".

Я почувствовала, как ее пальцы внезапно сжали мою руку. Она прочла телеграмму из-за моего плеча.

-- Скорее ключ, скорее! - прошептала она.

-- Какой ключ? Я не понимаю, о чем вы говорите.

В конце концов она, вероятно, все-таки поверила мне, так как поспешила к двери.

-- Обождите минутку, - сказала она, вырвав у меня из рук телеграмму.

Пароход начало качать, и я рада была возможности улечься в постель. Она скоро вернулась. Ее щеки горели. Она вернула мне телеграмму. Под словами она написала их правильное значение: "Опасность 97 должна сейчас же быть ликвидирована. Луиза".

Я посмотрела на нее, качая головой.

-- Вероятно, я очень глупа, - сказала я, - так как не понимаю ни слова.

-- Вы, действительно, глупы. Нет ничего удивительного в том, что Майкл не доверил вам шифра. Это значит, что человек, представляющий собой опасность для Майкла, едет в каюте No 97 и должен быть тотчас же устранен с дороги мной, Луизой, - понятно?

-- Но откуда Майкл узнал, что я на пароходе и почему он телеграфировал мне, а не вам?

-- Полицейскому управлению в Марселе телеграфно сообщаются списки всех пассажиров, едущих из Лондона в Марсель. Майкл имеет друга в управлении. Возможно, что за мной следят. Он очень верно предположил, что я разыщу вас и что я больше вас подхожу для выполнения поручения. Так, а теперь остается узнать, кто едет в каюте No 97.

Она окликнула проходившего мимо стюарда. Он открыл дверь и заглянул в каюту.

-- Стюард, не знаете ли вы имени пассажира каюты No 97?

Он отрицательно покачал головой.

Она протянула ему кредитку.

-- Пожалуйста, постарайтесь узнать.

Через минуту он вернулся.

-- Мистер Поупл, мадам, - американец.

Стюард не успел закончить, как мы услышали знакомый громкий голос.

Мистер Поупл прошел мимо двери.

-- Он показался мне подозрительным с первого взгляда, - прошептала Луиза, - это, должно быть, не кто иной, как Билл Лунд из Чикаго.

-- Что же вы собираетесь теперь делать?

-- Исполнить приказание Майкла.

На следующее утро мистер Поупл снова подошел ко мне. Он с самого начала был очень внимателен, но говорил всегда о незначительных вещах. В это утро он заговорил о дамских полусапожках, но внезапно переменил тон.

-- Вы, значит, подружились с женщиной, которая смотрела на вас так, словно хотела сожрать?

-- Этого я не сказала бы.

-- Но она была вчера вечером в вашей каюте.

-- Минутку. Что же из этого?

Он задумчиво глядел на дымок своей сигары.

-- Я надеюсь, что вы достаточно умны, чтобы последовать доброму совету: держитесь подальше от этой истории.

-- От какой?

Он пожал плечами.

-- Я вижу несколько китов под водой. Я никогда прежде не видел таких больших китов в этой части моря.

-- Другими словами?

-- Довольно об этом. Возможно, я и так сказал слишком много.

Его предупреждение не рассердило меня.

За последние дни со мной произошла удивительная перемена. Я сама себя не узнавала, не понимала мыслей, овладевших мной. Я не находила больше никакого очарования во всем том, что прежде делало для меня совместную жизнь с Майклом столь привлекательной. В эти дни жадный город с его погоней за весельем и роскошью был забыт. Освобожденная от ежедневных забот, я вбирала в себя море, и небо, и звезды. Моя душа выздоравливала.

Другими словами, связь с Майклом сделалась для меня невыносимой. Я испытывала страстное желание начать новую жизнь.

Хотя я и точно знала теперь, что мистер Поупл был сыщиком, я ничего не сказала об этом Луизе; все же меня несколько удивило, когда я заметила, как быстро они сдружились. Они часами сидели вместе, и прекрасные глаза Луизы кидали все более и более выразительные взгляды. Она, без сомнения, желала привлечь его к себе, и ей это, по-видимому, удалось.

многообещающим взглядом. После обеда они пили на палубе кофе. Их головы соприкасались, они тихонько разговаривали. Проходившие мимо люди улыбались. Было ясно, что здесь началась любовная история. Тем более я удивилась, когда Поупл вдруг подозвал врача, который двумя минутами раньше присоединился ко мне.

-- Пожалуйста, подойдите сюда на минутку, доктор.

Мы тотчас же остановились. Мистер Поупл с трудом приподнялся.

-- Мне кажется, я болен, доктор. Пожалуйста, пойдемте на минуту в мою каюту.

Мистер Поупл внезапно побледнел, покачнулся и сжал руку врача. Мне показалось, что он сейчас упадет. Мы все обратились к Луизе. Она покачала головой и казалась такой же пораженной, как мы.

-- Мы только что выпили наш кофе, - объяснила она, - мистер Поупл что-то рассказывал мне и вдруг замолчал. У него заболела голова. Я заметила, что он как-то странно выглядел. Потом он позвал врача. Это все, что я знаю.

Посторонние поспешно разошлись. Я опустилась в кресло, которое оставил мистер Поупл. Когда мы остались вдвоем, она лукаво посмотрела на меня. Ее полузакрытые глаза радостно сверкали.

-- С ним покончено. Не думаю, что он сможет шпионить за мной в Марселе.

-- Вы отравили его? - спросила я, задыхаясь.

Она поглядела на меня со странной улыбкой.

-- Некоторые предпочитают стрелять. Я нахожу яд более верным средством.

Теперь я знала, что Майкл рассказывал ей обо мне. В это мгновение вся моя любовь к нему обратилась в ненависть.

На следующее утро мы прибыли в Марсель. Солнце сверкало. Здесь, где не было больше освежающего морского ветра, стояла невыносимая жара. Это был странный день. Я помню все - запах гнилой рыбы в гавани, запах свежей соломы; от одного грузового парохода несло луком, и из корзин уличных цветочников струился пряный аромат. Пароход остановился. Мы стояли на палубе и ждали, пока нас спустят вниз. Внезапно меня охватил ужас. Несмотря на то, что солнце жгло, я почувствовала ледяной холод. Опершись о деревянные перила, стоял человек, на загоревшем лице которого застыло выражение голода и звериной жадности. Он был одет даже для рабочего слишком оборванно. На нем был коричневый сюртук, порванные синие брюки, ботинки без шнурков и грязная шапка. Это было больше, чем маскарад - это было перерождение - и все же я узнала Майкла. Он больше не смотрел в мою сторону, но я тотчас же поняла, что он меня видел. Я поступила, принимая во внимание обстоятельства, очень неосторожно. Я подошла к Луизе и тронула ее руку.

-- Поглядите туда, - сказала я и указала ей на ожидающего человека.

Секунды две она равнодушно смотрела на него. Потом выражение ее лица внезапно изменилось. Ее рот раскрылся, краска сбежала со щек, и в глазах появился страх. Она прижалась ко мне.

-- Что-то случилось, - прошептала она. - Он должен был бежать. Ах, неделя, которую мы вместе рассчитывали провести!

Сейчас же после этого начали спускать пассажиров. Я покинула пароход вместе с другими и подождала, пока замученный и пахнущий чесноком чиновник сделал таинственную пометку мелом на моем чемодане. Носильщик поднял его.

-- Такси, к отелю "Сплендид", - приказала я. Внезапно возле меня очутилась Луиза Мартин.

-- Он непременно хочет вас видеть. Где вы остановитесь?

-- В отеле "Сплендид", - сказала я, неприятно пораженная.

-- В шесть часов вечера я зайду за вами.

-- Майклу не задают вопросов, - ему повинуются. Вам должно это быть давно известно.

У меня было такое чувство, точно отвратительная туча омрачила мое путешествие. Я чувствовала тревогу. В шесть часов Луиза зашла за мной, и мы отправились в один из самых ужасных портовых кварталов. Впоследствии я узнала, что это было самое страшное место не только в Марселе, но и во всей Европе, вонючее и грязное. В каждом доме была таверна, на каждом шагу попадались густо накрашенные женщины и пьяные мужчины. Я испугалась.

-- Куда мы едем? - спросила я.

-- В единственное место, где Майкл в безопасности. Даже марсельская полиция не смеет искать его там.

-- Неподходящая обстановка для нас, - сказала я, оглядывая улицу.

Луиза презрительно посмотрела на меня.

-- Я вижу, вы никогда не были подходящей женой для Майкла.

Мы остановились наконец перед узким и темным входом в такое отвратительное и жуткое место, что я медлила выйти из экипажа. Но Луиза повлекла меня в тесный проход между двумя каменными стенами, об одну из которых с шумом ударялись волны моря. В конце прохода она открыла маленькую дверь, и мы очутились в трактире самого низкого пошиба, с земляным полом и покрытыми жестью столиками. За стойкой находилась толстая женщина с хитрым лицом, и, если я хочу представить себе что-либо отвратительное, я вспоминаю коварные и развратные лица мужчин, с любопытством глядевших на нас. Их рожи ухмылялись.

Луиза направилась к сидевшей за стойкой женщине и прошептала ей что-то на ухо. Женщина с достоинством кивнула и улыбнулась, обнаруживая желтые, испорченные зубы. Она осторожно оглядела помещение, чтобы убедиться, нет ли среди ее гостей посторонних. Потом сделала нам знак толстым, украшенным кольцами пальцем следовать за ней и повела нас по нескольким ступеням через коридор в темную, отвратительно выглядевшую и безвкусно меблированную комнату. На каминной доске стояло разбитое зеркало, закопченные стены были влажны от сырости, несколько невероятно грязных кресел стояли вокруг шаткого стола. В углу находилась кровать. На ней сидел Майкл. Он все еще был одет, как французский рабочий, но на его лице появилось совсем новое выражение - безнадежное отчаянье затравленного и окруженного врагами зверя. Когда женщина, злорадно хихикая, вышла, я прочла в глазах Майкла нечто, от чего кровь застыла в моих жилах. Я поняла, что попала в западню.

-- Чертовка! - медленно и угрожающе произнес он, обращаясь ко мне. - Ты привела сюда своего любовника, эту полицейскую собаку!

-- Неправда! Я приехала в Марсель отдохнуть.

-- Отдохнуть! - горько произнес Майкл.

-- Отдохнуть! - проскрежетала Луиза. - Послушай ее. Я никогда в жизни не видела ничего подобного! Но теперь - теперь она узнает, что значит обманывать меня и Майкла!

Грэй

В конце марта, объехав Египет и Алжир, я приехал в Монте-Карло, где нашел телеграмму Ремингтона, просившего меня немедленно приехать в Марсель. Я тотчас же понял причину этого и менее чем через двенадцать часов встретился с Ремингтоном и Демейлем, шефом марсельской полиции. Мы отыскали маленькую виллу в одном из предместий Марселя, в которой совершилось преступление, увеличившее и без того дурную славу этого квартала.

Я не говорил с Ремингтоном и не понимал, зачем понадобилась моя помощь в этом деле, казавшемся таким несложным. Обитатель виллы, семидесятилетний старик, 24 часа тому назад был найден тяжело раненым в голову. Он истекал кровью и находился в бессознательном состоянии. Его поместили в соседний госпиталь, но врачи выражали мало надежд на его выздоровление. Установлено было, что у него украли большую сумму денег, обладанием которой он имел глупость хвастаться в одном кафе. Несомненно, что преступление было совершено теми же преступниками, которые с некоторого времени являлись грозой этого квартала. Мы осмотрели место преступления и осведомились у полиции о подробностях. После этого отправились к Демейлю, и в его кабинете Ремингтон приступил, наконец, к изложению дела.

-- Вы, конечно, знаете, Грэй, зачем я вызвал вас сюда?

-- Ради Майкла, вероятно!

Ремингтон кивнул. По сосредоточенному выражению его холодных серых глаз я понял, что он считал Майкла почти пойманным.

-- Следы привели нас в Париж, - сказал он, - потом сюда. Непосредственно за этим, как вам подтвердит и Демейль, увеличилось число преступлений в данной местности, и стало ясно, что за всем стоит какой-то дерзкий преступник. Демейль рассказывает, что за последние два месяца ворам удалось похитить ценностей на два миллиона франков.

-- Как обстоят дела в данный момент? - спросил я.

Майкла, выехала из Америки в Гавр и там села на тот же пароход, которым ехала Дженет Соул. Вероятно, она сделала это, чтобы отвлечь от себя подозрение. Обе женщины находятся на пути в Марсель - их пароход должен сегодня прибыть, за ними установлен строжайший надзор. Кроме того, Демейль покажет вам нечто очень интересное.

Демейль положил передо мной книгу в кожаном переплете и показал запись.

Я быстро прочел следующее:

"Генри Гай, из французских колоний, 5 футов 6 вершков росту, седые волосы, седая борода, живет в вилле Виолет в Бандоле. Ведет обширную корреспонденцию, абонируется на английские газеты, между прочим на "Гольф Иллюстрейтэд". Имеет маленький автомобиль и часто играет на поле для гольфа в Гьере".

-- Дальше? - спросил я.

-- Этот человек, - сказал Демейль, - разменял вчера в казино в Бандоле тысячефранковую кредитку, украденную в вилле, которую мы сегодня осматривали.

Я поглядел на свои часы.

-- Как далеко отсюда до Бандоля?

-- Семьдесят четыре километра. Мы были бы уже там, если бы мой друг Ремингтон не настоял на том, чтобы мы подождали вас.

-- Вы говорили, что Дженет Соул прибыла пароходом, - обратился я к Ремингтону по пути в Бандоль. - Но это ее девичье имя.

Ремингтон утвердительно кивнул.

-- По какой-то причине она снова стала называться этим именем. Может быть, она узнала о Майкле нечто, давно уже известное мне.

Я овладел своим голосом, насколько это было в моих силах. Я не хотел дать заметить Ремингтону, как близко принимал к сердцу все, что имело отношение к Дженет.

-- Что вы хотите этим сказать?

-- Я полагаю, что Майкл уже много лет женат на Луизе Мартин. Дженет Соул, вероятно, узнала об этом. Возможно, она приехала сюда, чтобы узнать правду. Нам известно, что она уже в течение нескольких месяцев не поддерживала с Майклом никаких отношений.

Шеф полиции задумчиво поглядел в окно.

-- Интересно, - заметил он, - что величайшие преступники современности ускоряют свою гибель тем, что возбуждают против себя ревность женщин. Теперь на пути к Марселю находятся две женщины, желающие посетить Майкла. Американский сыщик, который уже несколько лет разыскивает его, выехал следом за Луизой Мартин из Нью-Йорка. Поездка Дженет Соул в Марсель укрепила в Ремингтоне подозрение, что Майкл находится именно там. Мой преемник, обыкновенно, говорил:

-- Если хотите поймать мужчину, не упускайте из виду женщин.

Мы прибыли в Бандоль еще до наступления сумерек и подъехали к вилле Виолет, расположенной за городом. Это был очень красивый дом, построенный между двух скал у самой бухты. Мы оставили машину и поднялись пешком по дороге, ведущей к главному входу. На наш звонок тотчас же показалась полная, добродушного вида француженка, которая с сожалением покачала головой, когда мы спросили, дома ли мосье Гай.

-- Господин уехал в своем авто, - сказала она. - Я жду его с минуты на минуту, но он может вернуться и очень поздно. Я не знаю определенно. Не оставите ли вы записки?

-- Мы войдем и обождем его, - предложил Демейль. Но женщина ни на шаг не отступила от порога.

Демейль положил руку на ее плечо и пытливо поглядел ей в глаза.

-- Мадам, - сказал он, - я шеф марсельской полиции и иду, куда считаю нужным. Но, впрочем, ваше лицо кажется мне очень знакомым.

Она отпрянула назад. Ее глаза злобно сверкнули.

-- Шеф полиции!.. Но что случилось?

Мы обыскали салон и столовую Генри Гая и не нашли ничего, что могло бы принадлежать французскому колонисту, приобретшему состояние на сахарных плантациях. Но в шкафу его спальни я нашел клюшки, которыми Стенфилд играл со мной в гольф в Уокинге. Я взял из футляра клюшку, которой он сделал решивший победу удар; даже в этот момент триумфа я восхищался его изумительной игрой в гольф.

-- Наш обыск не закончен, пока мы не найдем его самого, - сказал Ремингтон.

-- Наш обыск закончен, - сказал я.

Мы оставались в вилле около получаса и тщательно обыскали ее. Маленький гараж был пуст, и Ремингтон указал на шесть или восемь пустых жестянок, которые только недавно были опорожнены.

-- Не думаю, чтобы мы сегодня увидели этого человека.

Мы решили уйти. Экономка теперь настаивала на том, что ее хозяин, вероятно, скоро вернется, и пыталась, по мере возможности, задержать нас.

Демейль резко прервал ее.

-- Мадам, я объявляю вас под надзором полиции. Один полицейский останется здесь в доме. Завтра вас допросят. Лучше не пытайтесь завязывать отношения с вашими сообщниками до этого времени.

Женщина осыпала нас градом ругательств и обвинений на жаргоне французских воров, который был мне совершенно непонятен. Демейль некоторое время спокойно выслушивал ее.

Потом обратился к полицейскому, который сопровождал нас из Марселя:

-- Не спускайте глаз с этой женщины. Она из портового квартала, где теперь прячется ее хозяин.

Полицейский сделал под козырек и опустил свою тяжелую руку на плечо женщины. Внезапно она рассмеялась и указала на улицу.

-- Мой хозяин возвращается. Что вы ему скажете теперь, после того, как вы обыскали все комнаты и перевернули дом вверх дном?

Мы стояли у входа, и, должен признаться, я растерялся. Пожилой господин въехал на маленьком Ситроене и вежливо снял шляпу.

-- Добрый вечер, господа! Вы, как я вижу, хотите навестить меня?

-- Вы господин Гай? - спросил Демейль.

-- И это ваш дом?

-- Я арендую его.

Он вышел из автомобиля, вопросительно поглядывая то на одного, то на другого из нас. Я отлично знал, каким мастером грима был Майкл, но стоящий перед нами человек не был им. Глаза Ремингтона встретились с моими. У нас обоих мелькнула одна и та же мысль.

-- Мое имя Демейль, - представился шеф. - Я начальник марсельской полиции. Будьте любезны ответить на несколько вопросов.

-- Шеф полиции, - повторил Гай, и если его изумление было притворно, оно было замечательно хорошо разыграно.

-- Вот именно. С каких пор вы живете в этой вилле?

-- Десять месяцев.

-- Вы разменяли вчера в казино тысячефранковую кредитку?

-- Да.

-- Откуда вы ее взяли?

-- Из ящика моего письменного стола. Она лежала там несколько недель.

Я решил на собственную ответственность поставить вопрос.

-- У вас только одно авто?

-- Понятно, - тотчас же ответил он, - в моем гараже недостаточно места для двух машин.

Я извинился, вышел на минуту и вернулся с клюшками для гольфа.

-- Не принадлежат ли они вам?

Он отрицательно покачал головой.

-- Их оставил прежний квартирант. Я не играю в гольф.

Я пошел в гараж и выкатил оттуда шину, которая стояла у стены.

-- Если у вас нет другого авто, чем же объясняется, что все находящиеся в вашем гараже шины на два номера больше колес ситроена, на котором вы приехали?

-- Ему принадлежит кафе на углу улицы, - доложил полицейский, - он хорошо знает Гая.

-- Это господин Гай? - спросил Демейль.

-- Да нет же, Господи! Я отлично знаком с мосье Гаем. Это кто-то другой. Господин Гай уехал сегодня утром на своей машине.

Демейль обратился к человеку, выдававшему себя за Гая.

-- Что вы на это скажете?

-- Я сделал лишь то, за что мне уплатили. Я в вашем распоряжении, господа!

-- Заприте дом, - приказал Демейль полицейскому, - и отвезите мужчину и женщину в Марсель. Нам здесь нечего больше делать, - обратился он ко мне и Ремингтону, - теперь нам остается только подождать в Марселе прибытия парохода. Одна из женщин, если только не обе, приведут нас к человеку, которого мы ищем.

В этот вечер Ремингтон и я ужинали в большом ресторане, где нам очень внимательно прислуживали, чем мы были обязаны Демейлю, который лично заказал по телефону угловой столик. Он обещал прийти к кофе, но, к нашему удивлению, появился, едва мы заняли наши места. Демейль подошел к нам в сопровождении высокого, бородатого мужчины. Шеф полиции был человеком непоколебимого самообладания, но теперь он казался взволнованным.

-- Господа, случилось нечто весьма серьезное. Постараюсь быть кратким: мой секретарь, молодой человек, служивший мне в течение 5 лет, уличен в связи с крупной бандой преступников. Это несомненно он, и никто другой, предупредил Майкла. Мало того, он неправильно информировал меня о прибытии парохода "Карлтон". Он сказал мне, что пароход прибудет только вечером, на самом же деле он прибыл утром, и наш план проследить двух женщин рухнул.

Внезапно меня охватил страх за судьбу Дженет. Я почувствовал, что она в опасности. Я не думал, что она приехала в Марсель, чтобы вернуться к Майклу. Я хотел подняться, но Демейль остановил меня.

-- Выслушайте меня. Нам известно, что англичанка остановилась в отеле "Сплендид". В 6 часов за ней зашла вторая женщина, и обе уехали в экипаже. За ними последовал американский сыщик Лунд, не упускавший Луизы из виду во время путешествия. Он рассказывает, что вчера совершено было покушение на его жизнь. У Мартин дурное прошлое. В молодости она дважды сидела в тюрьме в Париже. А несколько лет назад она, вследствие павшего на нее подозрения в убийстве, находилась в предварительном заключении. Она невероятно жестока, но в то же время очень смела. Лунд сообщает, что обе женщины ненавидят друг друга. Он убежден, что англичанка, называвшаяся на пароходе Дженет Соул, попала в ловушку, где ее поджидает Майкл.

-- Где мистер Лунд? - спросил я.

-- Он следовал за ними в самый подозрительный квартал Марселя, но, как только установил место, где они остановились, вернулся сюда за помощью. Они находятся в квартале, которым полиции еще не удалось овладеть. Мы не решались произвести там основательный обыск, но сегодня нас ничто не остановит.

-- Отправимся сейчас же, - сказал я.

Мы пошли к выходу.

-- Мне очень жаль, - сказал Демейль, - но я не могу сопровождать вас. Если я покажусь в этой местности, я непременно навлеку на вас подозрения. Господин Сантель, - добавил он, обращаясь к своему спутнику, - возьмет на себя командование полицейским отрядом. Лунд ожидает в своей машине. Сыщики заняли посты на протяжении всего квартала. Желаю успеха!

В поджидавшем нас авто мы проехали широкие красивые улицы города и добрались, наконец, до местности, которая становилась все отвратительней и грязней. Мужчины и женщины, сидевшие у окон, имели отталкивающий вид. В то время как в городе стоял веселый шум, здесь царило мрачное, угнетающее молчание. В маленьких кафе неслышно было музыки, на губах женщин не было улыбки. Их голодные, испитые, грубо раскрашенные лица выражали только одно чувство - жадность. Завистливые взгляды преследовали наш автомобиль, бывший для них символом роскоши. Трудно было себе представить, что находишься в культурном городе.

-- Кажется, для этой местности не существует законов, - сказал я.

Наш спутник пожал плечами.

как сегодня, целыми отрядами.

остановился и сказал нам:

-- Тише, господа, мы у цели.

Мы сошли вниз по нескольким каменным ступеням, прошли через узкий коридор и очутились в кафе. Более грязного и запущенного помещения я никогда в жизни не видел. Около дюжины человек сидели за столами и пили. Одни из них были пьяны, другие спали, уронив голову на стол. Какой-то человек закрыл лицо обеими руками. Женщина у стойки поглядела на нас. Лохмотья, казалось, спадали с ее отвратительного тела. Над ее верхней губой чернели густые усы.

-- Именем закона, - прошептал Сантель ей на ухо.

-- Мы не ищем никого из ваших обычных кандидатов на виселицу. Отступите в сторону.

Женщина скорчила отвратительную гримасу, пожала плечами и пробормотала:

-- Вы никого не найдете. Он был здесь, но его уже нет.

Мы прошли за стойку и очутились в сырой, вонючей и совершенно темной комнате. Четыре человека как тени следовали за нами, у каждого в руках был фонарь. Некоторые из комнат, через которые мы проходили, служили спальнями, другие, вероятно, для попоек. Все комнаты были пусты. В одной из них мы нашли ведущие наверх ступени и остановились. Трое из наших людей тщательно осмотрели пол и стены. Вдруг неожиданно открылась потайная дверь, которая вела, казалось, в черную, непроглядную пропасть. Один из наших людей, шедший впереди, спустил веревочную лестницу. Мы спустились по ней один за другим и попали в большой погреб. Из одного конца падала полоса света, и мы услышали плач женщины, при звуке которого я почувствовал, что мной овладевает безумие. Я ринулся вперед, но Сантель удержал меня за руку.

Я почти не слышал его слов. Нас было семеро, и каждый горел желанием поймать этого человека, но каменные стены словно издевались над нами.

Лунд нащупал дверную щель, но не находил замка. Вдруг я услышал голос Майкла. Несмотря на то, что он находился в отчаянном положении, его голос звучал холодно и сдержанно, как всегда.

-- В последний раз, Дженет, говори правду! Где деньги, которые ты получила за драгоценности? Зачем ты последовала за мной в Марсель?

На мгновение воцарилась тишина. Голос Дженет звучал до ужаса слабо:

В ответ раздался громкий хохот, и я понял, что с ними была другая женщина.

-- Лгунья! - крикнула Луиза. - Говори, зачем ты приехала в Марсель и почему английский детектив Ремингтон следовал за тобой? Говори, зачем ты вызвала из Монте-Карло Нормана Грэя, твоего любовника?

-- Я ничего не знаю. Мой дядя оставил мне наследство в 250 фунтов - Соул, садовник, который когда-то работал у тебя, Майкл. Я приехала в Марсель немного отдохнуть.

Снова раздался саркастический смех Луизы Мартин. Вдруг тихо прозвучал электрический звонок, и Майкл разразился проклятьями. Послышались поспешные шаги, звук открываемой двери. Голос Майкла. Казалось, страх овладел им.

Голос Дженет поднялся почти до крика:

Мной овладело бешенство. Я изо всей силы навалился на дверь, и мы ворвались в комнату. Никогда представшая перед моим взором сцена не изгладится из памяти. На земле лежала побелевшая от страха Дженет, связанная по рукам и ногам. Луиза Мартин, как фурия, склонилась над ней, глядя сверкающими ненавистью глазами. Майкл успел уже наполовину проскользнуть в запасную дверь. Он поднял руку одновременно со мной. Раздалось два выстрела. Дверь со стуком упала. Я почувствовал острую боль в плече, и мне показалось, что я схожу с ума. Я разрезал веревки, стягивающие Дженет, причем бормотал что-то бессвязное. Я пробовал преодолеть овладевшую мной слабость. Потом все поплыло перед моими глазами, пол ускользнул из-под ног. Последнее, что я запомнил, был смех Луизы Мартин.

Через шесть недель меня посетил в госпитале Демейль. Словно извиняясь, он сказал:

-- Как это ему удалось?

-- Он вышел через запасную дверь, которую запер за собою, и спустился по веревочной лестнице в узкий канал, ведущий прямо к гавани. Там сел в ожидавшую его моторную лодку и пересек гавань. Лодку нашли на следующее утро у берега и полагают, что его смыло тяжелой волной за борт. Во всяком случае, с тех пор о нем ничего не было слышно.

-- А что с Луизой Мартин?

-- Семь лет тюрьмы!

Демейль со странной усмешкой посмотрел на цветы, стоявшие у моей кровати.

-- Некоторое время она оставалась в Марселе. Я не знаю, где она живет теперь.

Едва мой посетитель покинул меня, я позвонил сестре.

-- От кого эти цветы?

-- Все время, пока вы находились в опасности, сюда каждый день приходила очень красивая англичанка. Неделю тому назад она уехала обратно в Англию, но перед отъездом поручила цветочному магазину присылать вам каждое утро свежие розы.

-- Не оставила ли она письмо?

-- Нет.

-- Когда мне можно будет вернуться в Англию?

-- Через две недели, если будете хорошо вести себя. Но если вы будете неспокойны, лихорадка вернется, и в этом случае вы, может быть, никогда не увидите Англии.

-- Сестра! Вы любили когда-нибудь?

-- Я нуждаюсь в сочувствии; но если вы не желаете со мной разговаривать, я усну.

Итак, я заснул.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница