Левкад

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Левкад (старая орфография)

Левкад.
(Повесть соч. Парни.)

Я родился в Етолии на берегах реки Ахелоя. Мне было шестьнадцать лет, когда в первый раз я увидел юную Миртею, увидел прекрасную и сердце отдал ей навеки. С того времени все игры младенчества забыты. Часто ходил я мечтать в рощу, лежащую близь селения; всегда останавливался у подножия статуи Ерота, и со вздохом произносил имя Миртей. Однажды вечером бросил я розу к подножию истукана, поутру нашел ее на этом же месте, но к ней была привязана другая роза, еще нераспустившаяся и недавно сорванная. Я затрепетал от радости; тысячи мыслей кружились в голове моей, и надежда освежила сердце подобно рое, падающей на цветок увядший. Украсив венками подножие статуи, я возвратился в селение. Ночь помрачила лазурь небесную; с нею прилетели сладостные мечты; но я безпокоился, томился, и сны мелькали, не останавливаясь над моим обиталищем. Наступил день; я неоднократно подходил к хижине Миртеи; мне хотелось увидеть ее, упасть к ногам её, поклясться в вечной любви, в любви достойной её прелестей; но ах, тщетно! - я увидел женщину холодную; строгой вид её пугал мою молодость; печально пошел я в рощу, и сам не знаю как очутился подле статуи. Вижу, прекрасная девушка привязывает венки к цветам моим! Тихонько подкрадываюсь, беру ее за руку; она вскрикнула, оборотила ко мне голову, опустила глаза в землю, и закраснелась. Я сказал, упавши к ногам её: "люблю тебя Миртея! давно люблю тебя, и клянусь богом, которой нас видит и слышит, что любовь моя будет вечная." Миртея полуоткрытыми устами, притая дыхание, голосом подобным сладостному веянию Зефира, отвечала: приемлю твою клятву, и взаимно клянусь; клянусь богом, которой нас видит и слышит, что единственное желание мое - тебе угождать вечно.

Я с нею виделся на этом месте каждое утро и каждой вечер; говорил ей о любви своей; она слушала; я еще говорил, и она еще слушала и всегда с новым удовольствием. Я прижимал руку её к своему сердцу; уста мои иногда касались её розовых губок; я наслаждался благовонным её дыханием... Излишняя смелость могла бы оскорбить Миртею; она прогневалась бы, и я умер бы от горести.

Однажды я нашел ее печальною. "Боги мне дали строгую мать, сказала Миртея: боюсь, чтоб она не причинила нам несчастия, страшусь..." Поцелуй остановил её жалобы. "Верь мне, Миртея, предусмотрение горестно и безполезно! Настоящее наше; будущее покрыто мраком неизвестности: почто поднимать страшную завесу?"

На другой день поутру уведомляюсь, что Миртея вступает в брак с богатым гражданином Фермоса. Удар грома был бы для меня не столько ужасен. Пришед в себя, я все еще нехотел верить моему несчастию. Бегу, лечу к Миртее. Двери её увешаны цветочными цепями, розы разсыпаны y порога - несомнительный знак торжества брачного! Сердце мое закипело от гнева; срываю цветы, топчу их ногами... Бегу в рощу, свидетельницу наших радостей и разбиваю статую Ерота, и удаляюсь от родины, проклиная места ненавистные.

Ни время, ни отдаление не могли погасить любви моей; повсюду образ вероломной преследовал меня! Забуду, забуду ее! говорил я в отчаянии, забуду, или умру! и пошел путем, ведущим к Левкадскому мысу.

Прихожу; безчисленный народ покрывает берег моря. Жрецы совершают обряд излияния, приносят на жертву двух горлиц, взывают к Нептуну и садятся в ладьи, приготовленные для спасения жизни любовников, низвергающихся в пучину.

Как! говорит он, и ты, одаренная такими прелестями, и ты на заре жизни нашла ветреного любовника? - "Где они верны?" - Ах, я знаю одного, который постоянен, очень постоянен. - "Редкой пример!" - Редкой, но возможной; смотри, к чему ведет меня постоянство! - "Но разве ты не мог быть осторожнее в своем выборе?" - A ты? - "Я обманулась, и бездонные воды меня накажут!" - И я решился погибнуть в шумной пучине. Но признайся, красавица, что ето безразсудно. - "О конечно! Я уверена, что он один, нарушитель клятвы, достоин такой участи." - Ах! и моя обманщица одна должна бы погибнуть в морской пучине. - "Накажу ли его моею смертиш? нет, ето новая победа для его тщеславия!" - Не лучшели отомстить ему другим образом? - "Согласна."... - Угодно ли, чтоб я был участником во мщении? - Цефиза, не отвечая ни слова, подала руку Миртилу, и оба удалились.

Мы увидели одного жителя Евадии. Смерть похитила y него супругу, прекраснейшую и любимую им страстно. Жизнь была ему бременем несносным, и он кричал сидящим в лодках людям: "Если душа ваша знает сладость сожаления, на спасайте меня. Пусть волны морския соeдинят меня навеки с моей возлюбленной. Заклинаю вас именем всех богов, не спасайте меня!" Сказал, и бросился в море. Но сильная рука его разсекает волны, и он счастливо выплывает на берег.

Место его заступил молодой Афинянин. Он держал в одной руке портрет, a в другой локон волосов каштанных. Золото и перлы блистали на его одежде. Волосы его были опрысканы благовонными мастиками; нега изображалась в походке его и во всей наружности. "Циниска обожает меня; чувствую, что и я любить ее начинаю. Пора, пора ее оставить!" - Сказал, и бросил в море портрет и локон. Возвращаясь назад, напевал он в полголоса гимн Вакху,

Являются две женщины из Сигракуз: обе знаменитые своею породою. Румянец стыдливости не играл на их ланитах; взгляды их были смелые как у атлетов. Оне обходят кругом скалу, идут на отлогой песчаной берег; там скинув богатую обув свою, слегка погружают ноги в воду и благодарят Нептуна за исцеление. Возвратясь в толпу, одна берет за руку Афинского актера, другая богатого купца из Самоса.

Очи всех зрителей устремились на юную чету любящихся, которые шли, держась за руки и проливая слезы. Они обнимались как нежные друзья, a между тем все приближались к стремнине мыса. Почтенный старец останавливает их: "Дети! что вы хотите делать? что причиною вашей скорби?" - Ах, мы любим друг друга, вот все наше несчастие! Любовь мучит нас день и ночь; одна мысль занимает нас; сон не смыкает очей; улыбка исчезла на устах; нет радости в сердце; тайная горесть снедает его. Разлука нам ужасна; ето медленная смерть! безпрестанно ищем друг друга, a увидевшись еще более страдаем; слезами растворяются наши поцелуи; мы боимся, чего? сами не знаем; ревность мучит нас: одним словом, любовь причина всех наших горестей, и мы хотим вылечиться от етой ужасной болезни. Старец улыбнулся и сказал: "Там на горе видите ли капище? оно посвящено Гименею. Войдите в него, и горести ваши исчезнут."

Чета послушалась старца. На месте её увидели молодую вдову. Печален был взоре её, печальна была её одежда. Она вздохнула, приближилась к скале и - бросила взор на пространное море: "Хвала богам, вечна хвала Нептуну; я ".

Является славная Сафо. Толпы зрителей окружили песнопевицу; громкия похвалы, вопли сострадания раздались по берегу. Она в юности своей оскорбила любовь и природу. Любовь ужасна в своем мщении. Огонь пылал в груди печальной Сафо; но Фаон был хладен как лед. Лира усовершенствованная ею, лира наперсница печали блистала в руках Лезвийской Музы; лавры и мирты осеняли её голову; медленно и спокойно она приближилась, воспевая последнюю песнь любви, и проводили до дна морского. Как бы то ни было, мы более не видали безсмертной Сафо.

Толпы зрителей редели и наконец разсеялись, Я приблизился ко скале. Сердце мое билось, и я не решался.... Мог ли я бояться смерти? Нет, я боялся етой хладной нечувствительности, которую мы называем равнодушием. Перестать любить, ето ужасно! и я готов был остаться жить и мучиться. Но разсудок побеждает сердце, глаза мои измеряют пространство, и я хотел уже броситься... Но кто-то удерживает меня за полу туники; оборачиваюсь, вижу Миртею бледную, чуть дышущую. Она в моих объятиях! "О Миртея, ветренная и вечно милая! за чем ты в сих местах?" - Очи её раскрываются медленно. "Мог ли ты меня подозревать, неблагодарный! ты ушел, не выслушав моего оправдания. В тот день, когда жестокая мать приговорила меня на жертву, в день твоего отъезда я искала тебя в роще, искала повсюду и везде находила следы твоего отчаяния. Я хотела бежать с тобою из дому родителей, жить и умереть вместе. Под благодетельным покровом ночи возвратилась я в селение к твоей хижине. Отец твой сидел у дверей на пороге; оне плакал, звал сына своего, возлюбленного сына, и слезы его лились ручьями. Я удалилась, искала тебя тщетно, и пришла; сюда, влекомая отчаянием, просить Нептуна об излечении меня от сердечной болезни."

Надобно было чувствовать мои мучения, чтоб вообразить себе мое блаженство. Оно длится еще и теперь; оно кончится с жизнию. Я не забыл слов старца, но обещал Ероту иногда не входить в храме Гименея. Б.