Иона Бац
и его приятели

Иона Бац и его приятели

На самом краю города, где улочки разветвляются: направо - к синагоге, налево - к маленькой молельне братства носильщиков, Иона останавливает своих приятелей и озабоченно спрашивает;

- Что же делать с сиротой?..

- Женить его, - шутит, по своему обыкновению, кондитер.

- Поведи его в синагогу! - говорит шапочник Гешель.

- И все?

- Тебе мало своих ребят? - спрашивает кондитер.

- Пусть наши почтенные граждане позаботятся о нем, - говорит шапочник.

- Ай! - свистит Иона Бац, - вы помните мальчика сумасшедшей Ханы... Где он теперь?

- В тюрьме, - равнодушно отвечает кондитер.

- Ему там лучше, чем моим дома, - вздыхает Гешель.

- Эх, вы! - серьезно говорит Иона. - Грешно вам так говорить!

- Так что же? - спрашивают оба.

- Послушайте, - говорит Иона изменившимся голосом. - Сиротка остался с нами... Это неспроста... Видно, так суждено.

- Еще чего?

- Нет, вовсе не "еще чего"! Почему он ни с кем не пошел домой, а остался с нами?

- Мы остались последними...

- Это все по воле божьей. За сиротами там, в небесах, следят... Нельзя нам его оставлять...

Оба приятеля пожимают плечами... Что это сталось с Ионой? Что-то он чересчур серьезен нынче, чересчур благочестив. Совсем непохож на обычного Иону. Все же они мельком бросают взгляд на ребенка и содрогаются: запуганный, дрожащий птенец; душа болит.

- Как тебя звать, мальчик? - мягко спрашивает кондитер.

- ДоЄвидка, - еле произносит ребенок.

- Так что же? - снова спрашивает Иона.

Они молчат.

- Посоветуйте что-нибудь! - умоляет их Иона.

Но приятели уже отвернулись и не глядят на сироту.

- А моя жена?

Они молчат. Всем известно, что дома у Ионы власть у Сореле в руках. Стоит только долговязому Ионе вспомнить, что надо итти домой, как он сразу становится печальным, опускает голову. Подойдет к двери и, раньше чем взяться за ручку, стоит некоторое время в раздумьи - нельзя ли куда-нибудь уйти хоть еще на миг. А если уж некуда, опустит голову еще ниже и войдет. Дома ходит он согнувшись в три погибели... Речистый Иона, первый весельчак на любой пирушке, вожак в любой молельне, мастер выпить и в морду дать; Иона, которого боится раввин, вся община, - дома тише воды, ниже травы... Там он совершенно неузнаваем!

- Она бы мне всю жизнь отравила! - говорит Иона. - Она и своим дышать не дает, - заканчивает он со вздохом.

- Где же ты, шут бы тебя побрал?..

- Ну, что поделаешь с бабой?..

Приятели молчат. Действительно: что поделаешь с бабой? Какому-нибудь почтенному гражданину, если чересчур надоест, можно и морду набить; раввину - ответишь грубо, он уползет, как в мышиную нору... А баба с ее воем да с ноготками... Нет, тут ничем не поможешь!

- Знаешь что, Гешель, - точно пробудившись ото сна, говорит Иона, - возьми ты его к себе!

- Ты с ума спятил! У меня для своих хлеба нет... Знаешь ведь, какие нынче заработки!

- Я полагаю - за плату...

- А кто платить будет?

- Сколько ты хочешь в неделю?

- Ну хоть бы рубль в неделю, - отвечает Гешель. - Но кто же будет платить? - продолжает он.

Всем известно, что узелок с деньгами находится у Сореле, а не у Ионы, она ему подчас и на рюмку водки не даст. Хоть зарабатывает он, слава богу, неплохо: плотник хороший.

- А если наши именитые будут платить? - спрашивает Иона.

- Ого, так и жди их!

- Они обязаны платить! - топает Иона ногой.

- Иона! - говорит кондитер, - брось ты это! Зачем тебе ввязываться в общественные дела? Давно в городе распри не было? Хочешь снова огонь разжечь?

Гешель советует то же самое:

- Давай сиротку, я отведу его в синагогу.

- Я его сам отведу, - твердо заявляет Иона.

- Ах, ты уже привязался?,

Оба приятеля пожимают плечами и уходят.

Иона стоит некоторое время в раздумьи, потом кричит им вслед:

- Гешель, так помни: рубль в неделю!

- Я помню! - отвечает Гешель уже издали.

- Ну, знаешь, жаль все-таки, - отвечает Гешель.

- Конечно, жаль, - повторяет кондитер, - но я тебе вот что скажу: жалость - дорогое удовольствие для бедняка!

А Иона все еще стоит на том же месте и держит сироту за руку. Он все еще раздумывает.