В борьбе за трон.
Глава первая. Бал-маскарад

Эрнст Питаваль 

В борьбе за трон 

Питаваль Э. В борьбе за трон / Пер. с франц.

М.: КУбК, 1993. - (Серия "Шедевры авантюрного романа")

Роман публикуется с издания А. А. Каспари, г. Санкт-Петербург, 1910 года. 

ГЛАВА ПЕРВАЯ 

Бал-маскарад 

I

Всемогущий министр и любимец короля Генриха VIII, архиепископ Кранмер, давал бал-маскарад в своем дворце в Рэмптоне. Обширный парадный зал был задрапирован пурпурным сукном, галерея для герольдов и музыкантов увешана богатыми коврами, бесчисленные свечи из белого воска распространяли мягкий свет. Буфетные столы были уставлены бутылками, золотыми бокалами и блюдами со всевозможными редкими и дорогими яствами. Пестрая толпа гостей двигалась взад и вперед, кавалеры пили вино, в уютных уголках беседовали парочки. В смежной комнате, рядом с банкетным залом, был устроен театр. Галерея, ведущая в сад, была увита ветвями, и здесь, среди благоухающих цветов были накрыты столы с диковинными фруктами и лакомствами.

У входа в эту галерею, в углублении за выступающей колонной, стоял высокий, статный мужчина. Он скрестил руки на груди и мрачно смотрел на водоворот веселых гостей. Но вдруг глаза его оживились, яркая краска залила лицо, а рука схватилась за пурпурный занавес, прикрывавший колонну, и он поспешил спрятаться за ним.

К галерее приблизилась дама. Она пробиралась в толпе с такой беспокойной поспешностью, что две другие маски едва успевали следовать за ней. Ее одежда задела мимоходом занавес, скрывавший мрачного мужчину, но даже и при этом непрямом прикосновении он вздрогнул. Дама скрылась со своими провожатыми в галерее; незнакомец же вышел из ниши, чтобы следовать за ней, и дикая страсть загорелась в его взоре. Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение к своей руке.

- Здравствуйте, лорд Варвик, - прошептал изящно одетый молодой человек. - Видели вы сейчас молодую особу в белом атласном платье и синей бархатной маске?

- Зачем она понадобилась вам? - мрачно спросил Варвик, дружески пожимая руку молодого человека.

- Забавный вопрос, милорд! Ведь мы на балу, где молодежь охотится за красотой.

- Сэр Генри, эта добыча не для вас.

- Неужели вы, лорд Варвик, являетесь моим соперником в ухаживании за этой красавицей? Она в галерее. Вы, кажется, хотели последовать за ней?..

При этом говоривший, граф Сэррей, сделал вид, что направляется в галерею.

Однако лорд Варвик схватил его руку с такой силой и порывистой резкостью, что Сэррей удивленно посмотрел на лорда, точно желая потребовать у него объяснений этого странного поступка.

- Сэррей, - дрожащим голосом прошептал Варвик, - я люблю вас, как родного сына. Не следуйте за ней, говорю вам; тот, кто последует за этой дамой, может поплатиться головой за свою опрометчивость, Влюбитесь в иной прекрасный образ и поспешите забыть тень, за которой я гоняюсь.

- Милорд, если вам угрожает опасность, то я не брошу вас. Сын Чарльза Говарда на стороне Варвиков. Разве я ребенок, что вы гоните меня, как будто я рискую обжечь руки?

Между тем Варвик становился все нетерпеливее.

- Делайте тогда, что угодно, - с досадой прошептал он, - оставайтесь только при мне и молчите, если вам дорога жизнь.

С этими словами лорд Варвик вступил в галерею, поспешно прошел по ней и остановился на мгновение у выхода, точно размышляя, куда направиться. Его темные глаза словно пронизывали мрак сада, потому что он внезапно взял свою шпагу под мышку, чтобы та не стучала по земле, поспешно направился к длинной аллее высоких вязов и стал украдкой там пробираться от дерева к дереву, избегая выступать из тени на свет.

Граф Сэррей следовал за ним. Сэр Генри Говард, граф Сэррей, английский Петрарка, был готов везде видеть романтическое приключение. А тут, конечно, творилось нечто необычайное, полное захватывающего интереса, если гордый, мрачный лорд Варвик крался по саду, как вор, и предостерегал его относительно того, что в этом деле человек рискует собственной головой.

Сэррей видел, что рука лорда дрожала, и когда его взгляд последовал за пламенным взором Варвика, то он различил белое платье, видневшееся сквозь ветви.

Место, где они притаились, было крайне уединенно, и Сэррей не мог сомневаться, что лорд подслушивает разговор людей, пришедших на тайное свидание. Но его удивляло, почему этот гордый, пылкий и смелый человек ограничивался осторожным подслушиванием вместо того, чтобы тут же вызвать соперника на поединок.

Так прошло около четверти часа, после чего они услышали звук приближающихся шагов с той стороны, где Сэррей заметил женщину белом платье. Однако она оставалась неподвижной.

Шаги приблизились. Сэррей услышал шепот, а затем в кустарнике также произошло движение. Влюбленная парочка подошла настолько близко к притаившимся мужчинам, что Сэррей мог теперь разобрать слова и узнать голос.

- Милая Джейн, - произнес мужской голос, - ты говоришь, что Анна разлюбила меня? Это как раз то же самое, что нашептывала мне Анна для того, чтобы я оттолкнул от себя Екатерину.

Сэррей вздрогнул: голос, произнесший эти слова, принадлежал королю Генриху VIII.

- Сир, - послышался ответный шепот, - Анна любит другого, я знаю это.

- Это - ложь! - раздалось из кустарника. Парочка в испуге разъединилась, и в тот же момент, разгневанная и взбешенная Анна Болейн, королева Англии, предстала перед своим супругом и воскликнула: - Это - ложь, Генрих!.. О, Боже мой, чем заслужила я это от тебя!

- Миледи, - возразил король, - вы подслушиваете маскарадную шутку, это недостойно вас.

- Генрих, это больше, чем маскарадная шутка, это - измена... Мой супруг бесчестит себя с одной из моих служанок! Я требую, чтобы Джейн Сеймур немедленно оставила двор...

- Довольно, миледи! - резким, угрожающим тоном, перебил супругу король. - Так смела говорить Екатерина Арагонская, а не вы. А так как вы вздумали разоблачать короля, - тут Генрих VIII откинул плащ пилигрима и снял с головы шляпу, широкие поля которой скрывали его лицо, - то вы найдете и судью, который расследует обвинение против вас, заявленное леди Сеймур.

С этими словами он подал руку своей любовнице, и тихий, ликующий смех Джейн Сеймур возвестил оскорбленной королеве торжество победы.

Анна Болейн чувствовала, что колени ее подгибаются, и смотрела неподвижным взором вслед удалявшейся паре.

- Месть Екатерины начинается! - пробормотала она, содрогаясь и трепеща словно от какого-то ужасного предчувствия.

Тут Варвик вышел из кустов.

Королева встрепенулась, заслышав шаги.

- Я погибла, Норфолк, - тихо промолвила она, не поднимая взора, - погибла, как некогда Екатерина Арагонская.

- Удостойте взглянуть на меня, миледи! - сказал лорд, - Норфолк и Гарри убежали, перед вами граф Варвик.

- Варвик? - презрительно вскрикнула несчастная королева и отшатнулась, содрогнувшись, точно при виде призрака. - Это - Божие мщение...

- Скажите лучше: Божия кара, леди Болейн! - возразил мрачный человек, после чего низко поклонился и поспешил обратно в кусты, так как от дворца бежали слуги с факелами. - Прочь отсюда, - шепнул Варвик графу Сэррею, - сад будут обыскивать.

- Королева близка к обмороку... смотрите, она шатается, мы должны помочь ей, - воскликнул граф.

Варвик снова удержал Сэррея железной рукой и прошептал:

- Вы, видно, захотели угодить в Тауэр? Желаете, должно быть, чтобы Бас обвинили в любовной связи с королевой? Королю только этого и нужно.

Едва они успели выйти из решетчатых ворот и скрыться в соседней улице, как затрубили в рог.

- Это - сигнал запирать ворота парка! - с мрачной улыбкой произнес Варвик. - Теперь Анне несдобровать!

Сэррей содрогнулся от этого тона непримиримой ненависти; его сердце было полно состраданием к прекрасной королеве, так глубоко униженной. Лишь час назад в блеске праздника его очаровала ее великолепная внешность. Он был готов в глубоком почтении склониться перед ней на колени, когда узнал, что эта дивная головка носит корону Англии. Теперь же восхитительная красавица превратилась в обиженную, жестоко оскорбленную женщину, а защитить ее было бы государственным преступлением!

- Правда ли, что она обманывала короля? - спросил Сэррей. - Милорд, кажется вы питаете к королеве личную ненависть. Но если она провинилась, то ее можно простить...

- Судьба карает ее по заслугам! - возразил Варвик. - Разве во Франции, при веселом дворе Франциска I вам не рассказывали, из-за чего Генрих VIII оттолкнул от себя Екатерину Арагонскую и вступил в пререкания с церковью?

- Нет, милорд. Там полагают, что несговорчивость папы, когда Генрих потребовал развода, подстрекнула короля настоять на своем, между тем, при иных условиях он, пожалуй, примирился бы со своей супругой. Вдобавок его мучили угрызения совести. Екатерина была вдовой его родного брата, и церковь называла этот брак кровосмешением.

Лорд Варвик громко рассмеялся и воскликнул:

- Генрих VIII и угрызения совести! Не сопоставляйте этих понятий. Грубая чувственность и кровожадность - вот преобладающие качества этого глупого современного Калигулы, которые требуют удовлетворения и смеются над всеми препятствиями, наглейшим образом издеваясь над чувством справедливости, когда им оказывают сопротивление. Вы жили во Франции, Сэррей, сочиняли там стихи и учились изящным танцам, но слышали, конечно, о том, что Генрих VIII, король Англии, вел ученый спор с церковью. По вашим словам, честолюбие и гордость побудили короля не уступать и пренебречь папским проклятием. Ну да, весь свет морочили этими выдумками!.. Ведь король Генрих также соблюдает отчасти приличия и придерживается известной формальности... И я бьюсь об заклад, что в настоящее время Анна Болейн услышит весьма ученые доводы, по которым для блага Англии необходимо, чтобы Генрих VIII возвел ее бывшую горничную в сан английской королевы.

- Вы бредите, милорд! Ваша ненависть ослепляет вас. Генрих может изменить своей супруге. Ведь он - король, и никто не в праве помешать ему в этом и вступиться за обиженную. Но едва ли он рискнет надругаться таким образом над всякой нравственностью, над всяким правом и общественным мнением.

- Генрих рискнет чем угодно, ведь Джейн Сеймур дала ктштву, что он не воспользуется ею, пока не возведет на английский трон.

- Это невозможно, милорд! Вспомните, ведь Анна Болейн - законная жена короля. Он пошел наперекор церкви и расторг свой брак с Екатериной, чтобы вступить в брак с Анной Болейн, и вдруг он осмелится вторично насмеяться над священным таинством!.. Милорд, вы ослеплены ненавистью!

- Сэррей, я намерен рассказать вам одну историю. Сегодня вы бежали вдогонку за красавицей Анной. Вы не подозревали того, что она - королева Англии и замужняя женщина. Сцена в саду, свидетелем которой вы сделались, возмутила вас, и вы, как дворянин, были готовы пролить свою кровь, защищая право Анны Болейн?

- Вы отгадали мои помыслы, милорд. Я не побоялся бы публично заявить и подтвердить виденное мной сегодня, если бы Анне Болейн пришлось невинно пострадать.

- Хорошо, вот из-за этого именно и намерен я рассказать вам одну историю. Некогда я увидал прекрасную, бледную женщину, и мое сердце пленилось ею, как сегодня - ваше. У этой женщины была фрейлина, которую она осыпала благодеяниями, и застала однажды на коленях у своего супруга, осыпавшего ее поцелуями. Екатерина Арагонская - так звали ту бледную, болезненную женщину - ограничилась при этом лишь горькими слезами и просьбами. Она так же потребовала удаления из дворца Анны Болейн, как сегодня Анна Болейн потребовала отставки Джейн Сеймур. Но, как сегодня презрительно расхохоталась Джейн Сеймур, так хохотала в то время Анна Болейн, потому что у короля хватило бесстыдства унизить жену перед ее служанкой. Екатерина вынесла незаслуженный позор, но ее слезы молили Небо о мщении, и сегодня пробил час возмездия. Скажите мне теперь, Генри Говард, заслуживает ли Анна Болейн, чтобы дворянин обнажил за нее свой меч.

- Если это правда, милорд, то пусть Бог судит прелюбодейку, а я умолкаю. Но куда же вы ведете меня?.. Мы, кажется, заблудились?

Лорд Варвик шел по дороге, которая вела к морскому берегу, и Сэррей следовал за ним, не обращая внимания на то, что они отклонялись все дальше от той части города, где находились его собственный дворец и дворец Варвика.

- Мы не заблудились, Сэррей, - возразил последний. - Но, пожалуй, вам недосуг?

- Совсем нет, милорд! Однако не могу ли я спросить, куда лежит наш путь?

- Вот к тому домику, где светится угловое окно.

- А кто там живет?

- Увидите сами! - ответил Варвик. - Но прежде дайте мне окончить мой рассказ... Екатерина Арагонская была, как вам известно, вдовой покойного брата нашего короля; Генриху понадобилось испросить особое разрешение папы, чтобы жениться на ней. Екатерина была на шесть лет старше его, ее красота увядала, и вот после восемнадцати лет замужества вдруг оказалось, что короля мучают угрызения совести за женитьбу на близкой родственнице. Анна Болейн непременно хотела носить корону! Генрих стал просить папу о расторжении брачного союза, и когда из Рима пришел отказ в этой просьбе, то он велел одному молодому священнику тайно обвенчать себя с Анной Болейн. Этот молодой священник - тот самый всемогущий теперь вельможа-архиепископ, который угощал нас сегодня в своем дворце, а именно архиепископ Томас Кранмер. В то время в Лондоне жил знаменитый законовед по имени Томас Мор. Его-то и избрал король для ведения бракоразводного процесса с церковью. Он сделал Мора своим канцлером, но добросовестный и неподкупный ученый отозвался о браке короля с Анной Болейн, как о двоеженстве. Генрих лишил его должности, а на его место назначил Кранмера; он объявил, в силу собственной верховной власти, свой брак с Екатериной расторгнутым. Когда же церковь ответила на это проклятием и отлучением, то король отрекся от нее сам, после чего издал государственный закон, на основании которого назначил самого себя верховным главой англиканской церкви. Парламент открыто принял сторону короля, и Генрих потребовал также и от Томаса Мора присяга, признававшей его верховным главой новой церкви. Анна Болейн поклялась, что этому ученому не быть живым, а услужливые власти сумели поставить заранее обреченному человеку такие вопросы, на которые совесть не позволила ему ответить, как того требовал король. Только это и было надобно Генриху, только этого и добивалась Анна Болейн. Смертный приговор был произнесен над благородным ученым как над государственным преступником, и после долгого заточения несчастного присудили к жестокой казни. Было приказано протащить его на веревке по городу к лобному месту, а там повесить на столбе и оставить в висячем положении, пока он не станет полумертвым, после чего снять еще живым и изувечить, распороть ему живот, выжечь кишки, а тело четвертовать; каждую из этих четырех частей было приказано вывесить на одни из городских ворот Лондона, а голову казненного надеть на позорный столб посреди Лондонского моста. Я видел своими глазами, как последнего защитника Екатерины влекли в Тауэр, видел потрясающую сцену прощания с ним его единственной дочери, видел, как народ безмолвно и торжественно обнажал головы, когда он проходил мимо.

- Клянусь честью, милорд, - воскликнул Сэррей, - теперь я понимаю, что вы ненавидите Анну Болейн.

Варвик промолчал, погруженный в угрюмую задумчивость.

II

- Ах, это - вы, милорд! - радостно воскликнула она, когда узнала Варвика. - Леди уже отчаялась увидеть вас сегодня и боялась, не случилось ли с вами какой-либо беды.

- Где же леди?

- В траурной комнате, милорд. Сегодня она не выходила оттуда с полудня. Я отворила бы вам раньше, но я была наверху и стучалась к леди в дверь. В десять часов вечера, не дождавшись вас, она заперлась.

Лорд Варвик стал подниматься по лестнице, пока старуха болтала таким образом. С бьющимся от любопытства сердцем следовал за своим спутником Сэррей. Маленький уединенный домик, довольно бедная обстановка и таинственное поведение лорда, - все это приводило юного поэта в сильнейшее волнение. Он страстно желал узнать, в каких отношениях находился могущественный лорд с обитательницей этого скромного жилища, кто была дама, ожидавшая лорда в такой поздний час и позволявшая ему приводить с собой посторонних.

Когда шпоры лорда Варвика зазвенели по паркету гостиной, внезапно распахнулась дверь, и на пороге показалась высокая, стройная фигура женщины в черном траурном платье. Ее лицо носило следы благородной красоты, поблекшей под сокрушающей рукой горя; эти изящные черты были холодны и строги, но глаза пылали мрачным огнем.

- Какую весть приносите вы, милорд? - спросила она, когда знатный гость молча поклонился. - Вы являетесь поздно! Неужели меня обманули? Неужели моя надежда снова оказалась тщетной?

- Леди Мор! - ответил Варвик, - Екатерина Арагонская отомщена!

Сзррей содрогнулся при этом имени. Он видел перед собой дочь казненного ученого и понял теперь все. Это она, подобно призраку мщения, выслеживала короля и доставила Анне Болейн доказательства его измены, это она устроила так, что Анна застигла сегодня своего супруга врасплох.

Но как внезапно переменилась наружность этой женщины! На ее щеках заиграл румянец, глаза загорелись, стан выпрямился, а голос, только что дрожавший от страха, звучал теперь таким тоном, который навсегда запечатлелся в памяти Сэррея; это было похоже на то, как если бы погребальный колокол неожиданно залился ликующим благовестом.

- Мой отец отомщен! - ликовала она, но ее тон был мрачен, резок и вместе с тем торжественен. - Пойдемте, милорд Варвик, и расскажите о том бедному умершему; пусть он знает, что отомщен. Пусть узнают его остановившиеся стеклянные глаза, его холодные губы, окровавленная седая голова, что на небе есть Бог, который услышал мою молитву. Однако, - спохватилась вдруг молодая женщина, - кто это с вами? Вы не одни?

- Это мой друг, - ответил Варвик, взяв за руку Сэррея. - Этот час должен посвятить его на дальнейшее служение добру. Его зовут Генри Говард, граф Сэррей.

- Добро пожаловать! - сказала Маргарита Мор и протянула гостю свою белую худую руку. - Английский народ распевает ваши песни; пусть в них всегда прославляются только истинно благородные люди!

проклятия смертельной ненависти. Так вот кто подготовил гибель прекрасной королеве!.. Именно эта холодная, бледная женщина! Мщение было справедливым, но ужасным.

Маргарита Мор взяла свечу и пошла впереди своих гостей; все они проследовали в небольшую, обитую черным, комнату, у задней стены которой помещался маленький алтарь. Над ним висело распятие, а на алтаре стояло серебряное блюдо с отрубленной человеческой головой.

Маргарита преклонила колени. Эта голова, которую она, рискуя собственной жизнью, похитила ночью с позорного столба на Лондонском мосту, собственноручно набальзамировала и беспрерывно орошала слезами, - была головой ее отца, головой канцлера Томаса Мора, павшей под секирой палача. Как часто молилась она перед этими мертвыми глазами, последний взгляд которых приветствовал ее с нежной любовью! Как жаждало мщения ее сердце и как ликовало оно сегодня, когда была унижена та женщина, которая со сладострастными поцелуями требовала казни ее отца!..

- Теперь я предам тебя земле, - прорыдала любящая дочь, - теперь я могу умереть, потому что сдержала свое слово. Проклятие, произнесенное злополучной Екатериной, исполнилось, и оно будет исполняться на всех, кого любит король Генрих. Да, - воскликнула она, и ее стан выпрямился, а глаза засверкали, как будто вдохновленные неземной силой. Ее черты приняли зловеще мрачное, но в то же время просветленное выражение. - Я вижу кровавую тучу вокруг трона Генриха. Бог возмездия гневно взирает с небес. В Тауэре палачи оттачивают топор, убийственный удар обрушится на головы виновных, и кровь брызнет к небу. Но гаев Господен еще не утолен! Проклятие церкви шипит вокруг трона. "Убийство!" - слышится вопль в стенах Тауэра! Граф Сэррей, ваши песни становятся мрачными, и последнюю из них поет ваша отрубленная голова. Лорд Варвик, ваши ноги утопают в крови. Где падают на эшафоте королевы, там лорды Англии также исходят кровью. Отец, отец, ты отомщен; теперь бичуют рабов, смотревших на зрелище твоей казни, веселая Англия пляшет с палачом, и пламя костров взвивается к небесам... О, Боже мой... смилуйся!.. Я перестала проклинать, останови свою карающую десницу, сжалься!

Маргарита изнемогла и словно окаменела перед страшным видением, которое представлялось ей в экстазе. Ее колени подогнулись, и она, упав в обморок, ударилась плечом об алтарь; последний опрокинулся, и голова ее отца покатилась на пол. Мужчины побледнели. Когда девушка назвала Нарвика по имени, он машинально схватился за шпагу. Но Сэррей слушал, словно очарованный, и хотя его члены дрожали от озноба, его душа жадно упивалась ужасной картиной.

- Я истолковываю их в хорошую сторону! - серьезно ответил Варвик. - Если мои ноги тонут в крови, значит, я должен держать в руке меч, тогда я не боюсь ничего. Что же касается вас, то берегитесь этой последней песни... Избегайте королевского двора; ваше сердце слишком пылко для капризов короля Генриха. Он способен заставить поэта поплатиться за песню, которая не понравится ему.

- Тогда бы я сделался мучеником поэзии! - с принужденным смехом воскликнул Сэррей. - Но я не могу поверить в ужасную кровавую тучу, созданную разгоряченным воображением.

Лорд Варвик не сказал на это ничего; он и его спутник молча шли обратно до тех пор, пока их дороги не разошлись. Варвик на прощание пожал руку Сэррея и промолвил:

- Генри Говард! Если бы пророчеству все-таки было суждено сбыться, то у вас найдется мститель, как нашелся он и у леди Маргариты.

страстной песни, прохаживаясь по узорному мраморному полу своего дворца.

верхом на белоснежном иноходце, в расшитом золотом платье. Она скакала рядом с королем по Сент-Джемскому парку, но ее прекрасную голову венчала только дворянская корона из черного бархата, унизанная жемчугом.

Вскоре иная корона должна была украсить ее благовонные кудри. В то время, когда она с веселыми шутками ехала вместе с Генрихом, несчастную Анну Болейн вели в Тауэр. Ее обвинили перед парламентом в прелюбодеянии, которое она будто бы совершила с пятью дворянами, один из которых был ее родным братом. В надежде на обещанное помилование, один из обвиняемых дал ложное показание, после чего все они были приговорены к смерти и казнены. Анне Болейн также вынесли смертный приговор. Обсуждали, следует ли обезглавить ее, или сжечь живую. Однако Генрих в воспоминание сладостных часов, пережитых с ней, решил в виде милости предоставить ее секире палача.

Это была уже не гордая красавица, насмехавшаяся над Екатериной Арагонской. Проникнутая глубоким раскаянием, Анна Болейн бросилась к ногам жены тюремного смотрителя и умоляла ее пойти к дочери покинутой королевы, принцессе Марии Тюдор, чтобы, обняв ее колени, просить прощение от ее имени за то бедствие, которое навлекла она на принцессу.

Несчастной осужденной не разрешили даже повидаться с ребенком, которого подарила она Генриху, - с златокудрой Елизаветой, похожей на нее, как две капли воды. Мужество покинуло Анну при виде эшафота. В диком безумии она разразилась хохотом, потом задрожала от страха, молилась и плакала.