Повествование Артура Гордона Пима из Нантукета.
Глава двадцать пятая

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:По Э. А., год: 1837
Категория:Повесть


Предыдущая страницаОглавление

Глава двадцать пятая

Мы находились теперь в обширном и пустынном Полуденном океане, на широте, превышающей 84°, в хрупкой ладье и без каких-либо запасов, кроме трех черепах. Долгая полярная зима была, кроме того, конечно, уже недалека, и сделалось необходимым, чтобы мы хорошенько обсудили, какое выбрать направление. Было шесть или семь островов на виду, принадлежащих к той же самой группе и отстоящих один от другого приблизительно на пять или шесть лиг, но ни к одному из них мы не имели никакого намерения дерзнуть приблизиться. Придя с севера на "Джэн Гай", мы мало-помалу оставили за собою наиболее суровые области льда - это, как бы ни мало это согласовалось с общепринятыми представлениями о Полуденных областях, было проверенной опытом достоверностью, которую нам было бы непозволительно отрицать. Пытаться поэтому вернуться назад было бы безумием, в особенности в такое позднее время года. Лишь одно направление, по-видимому, было оставлено для надежды. Мы решили смело править на юг, где было, по крайней мере, вероятие открытия новых земель и больше чем вероятие найти еще более кроткий климат.

Доселе мы видели, что Полуденный океан, так же как Северный, был отличительным образом свободен от яростных бурь и неумеренно бурных валов; но наша ладья была, даже и в наилучшем случае, очень хрупкая по своему строению, хотя и длинная, и мы ревностно принялись за работу с целью сделать ее настолько надежной, насколько это допускали находившиеся в нашем распоряжении ограниченные средства. Остов ладьи был не из чего лучшего, как из коры - коры какого-то неведомого дерева. Ребра были из гибкого ивняка, хорошо приспособленного для той цели, к которой он был применен. У нас было пятьдесят футов пространства от носа до кормы, ширина была от четырех до шести футов, глубина везде четыре фута с половиной - такие лодки значительно отличаются по очертаниям от лодок каких-либо других жителей Южного океана, о которых имеют сведения цивилизованные народы. Мы никогда не думали, чтобы они были изделием невежественных островитян, ими владевших, и несколько дней спустя узнали, расспрашивая нашего пленника, что они действительно были построены уроженцами группы островов, находившихся к юго-западу от той области, где мы нашли их, и что они случайно попади в руки наших варваров. То, что мы могли сделать для укрепления нашей лодки, было поистине очень мало. Несколько больших щелей было усмотрено около обоих концов, и нам удалось законопатить их кусочками шерстяной куртки. С помощью лишних весел, коих было большое количество, мы воздвигли некоторого рода сруб около носа, дабы преломлять силу возможных валов, которые стали бы грозить затопить нас с этой стороны. Мы установили также две весельные лопасти как мачты, поместив их одну против другой, по одной у каждого шкафута, и обойдясь, таким образом, без раины. К этим мачтам мы привязали парус, изготовленный из наших рубашек, - сделать нам это было довольно трудно, ибо в этом мы не могли добиться какой-либо помощи от нашего пленника, хотя он довольно охотно принимал участие во всех других работах. Вид холста, как казалось, взволновал его совершенно особенным образом. Его нельзя было заставить прикоснуться к нему или подойти близко, он дрожал, когда мы пытались его принудить к этому, и вскрикивал: "Текели-ли!"

После того как мы закончили наши приспособления для безопасности лодки, мы направили паруса к юго-юго-востоку, с целью обогнуть наиболее южный остров группы из бывших на виду. Сделав это, мы направили носовую часть лодки целиком к югу. Погода отнюдь не могла считаться неприятной. Все время держался очень тихий ветер с севера, море было гладкое и длился беспрерывный дневной свет. Не было видно ни признака льда; я и не видел его, ни одного даже кусочка, после того как мы оставили параллель островка Беннета. Температура воды была поистине здесь слишком тепла, чтобы лед мог существовать в каком-либо количестве. Убив самую большую из наших черепах и получив из нее не только пищу, но и обильный запас воды, мы продолжали наш путь без какого-либо значительного приключения, быть может дней семь или восемь, в течение какового времени должны были продвинуться на большое расстояние к югу, ибо с нами постоянно шел попутный ветер и очень сильное течение беспрерывно несло нас в том направлении, которому мы следовали.

автора.]. Различные необыкновенные явления указывали теперь, что мы вступаем в область новизны и чудес. Высокая горная цепь светло-серых паров возникала постоянно на южном горизонте, вспыхивая время от времени возвышенными полосами, то устремляясь стрелометно с востока на запад, то с запада на восток, и снова являя ровную и единообразную вершину, - словом, осуществляя все причудливые видоизменения северного сияния. Средняя высота этого испарения, как оно нам являлось с нашей точки, была приблизительно двадцать пять градусов. Температура моря, по-видимому, увеличивалась с минуты на минуту, и было очень явственное изменение в его цвете.

Марта 2-го. Сегодня повторным расспрашиванием нашего пленника мы добились того, что разузнали некоторые подробности касательно острова, где произошло избиение, его жителей и обычаев, - но как теперь я могу этим задерживать читателя? Я могу сказать, однако, что, как мы узнали, в группе было восемь островов, что они управлялись одним общим царем, имя его Тсалемон, или Псалемун, пребывал же он на одном из самых маленьких островов; что черные шкуры, образующие одеяния воинов, принадлежали некоторому животному огромных размеров, которое находилось только в долине около царского двора; что островитяне не изготовляли никаких других лодок, кроме плоскодонных паромов; четыре ладьи были всем, чем они обладали в этом роде, и им они достались совершенно случайно с некоторого большого острова на юго-западе; что имя нашего пленника - Ну-Ну и что он не имеет никакого сведения об островке Беннета; что название острова, который мы оставили, было Тсалал. Начало слов Тсалемон и Тсалал означалось продолжительным шипящим звуком, которому подражать мы нашли невозможным, даже после повторных попыток, и который был тождественен с криком черной выпи, каковую мы съели на вершине холма.

Марта 3-го. Теплота воды сделалась теперь поистине замечательной, а цвет ее претерпел быструю перемену - он более не был прозрачным, но молочной густоты и окраски. В непосредственной близости от нас вода была обычно гладкой, никогда она не была настолько взволнованной, чтобы подвергать опасности ладью; но мы часто испытывали изумление, замечая направо и налево, на различных расстояниях, мгновенные и пространные волнения поверхности; как мы наконец усмотрели, им всегда предшествовали причудливые колебания в области испарения к югу.

Марта 4-го. Сегодня, с целью расширить наш парус, ибо ветер с севера значительно спадал, я вынул из кармана моей куртки белый носовой платок. Ну-Ну сидел совсем вплоть около моей руки, и, когда полотно случайно мелькнуло ему прямо в лицо, с ним сделались страшные судороги. Они сменились сонливостью и оцепенением и тихими бормотаниями: "Текели-ли! Текели-ли!"

Марта 5-го. Ветер совершенно утих, но было очевидно, что мы продолжаем спешно устремляться к югу под влиянием сильного течения. И теперь поистине было бы вполне разумно испытывать некоторую тревогу по поводу того, какой поворот принимают события, - но тревоги мы не чувствовали никакой. На лице Питерса не было никаких указаний на что-либо подобное, хотя по временам оно принимало такое выражение, значение которого я не мог измерить. Подходила, по-видимому, полярная зима, но она приходила без своих ужасов. Я чувствовал онемение тела и духа - дремотность ощущения, - но это было все.

был более очевиден, чем когда-нибудь. Сегодня совсем близко около ладьи возникло сильное волнение в воде. Оно сопровождалось, как обычно, причудливым сверканием пара вверху, на самой его вершине, и мгновенным разделением его при основании. Тонкий белый прах, похожий на пепел, - но, конечно, не пепел - падал сверху на ладью и на широкое пространство воды, когда вспыхивание среди паров умирало и сотрясение затихало в море. Ну-Ну бросался тогда ничком на дно лодки, и никакие убеждения не могли побудить его подняться.

Марта 7-го. Сегодня мы спрашивали Ну-Ну, что побудило его земляков истребить моих товарищей; но он, по-видимому, был слишком захвачен страхом, чтобы дать нам какой-нибудь разумный ответ. Он продолжал упорно лежать на дне лодки и при наших повторных вопросах касательно побудительной причины делал лишь идиотские телодвижения, например, приподнимал свой указательный палец к верхней губе и обнажал зубы. Они были черны. Мы никогда до этого не видели зубов какого-нибудь из обитателей Тсалала.

Марта 8-го. Сегодня около нас проплыло одно из тех белых животных, явление которого в бухте Тсалала вызвало такое безумное волнение среди диких. Я хотел подцепить его, но вдруг на меня напала мгновенная рассеянность, и я этого не сделал. Теплота воды все увеличивалась, и рука не могла больше выдерживать ее. Питерс говорил мало, и я не знал, что думать об его апатии. Ну-Ну дышал, и только.

Марта 9-го. Все пепельное вещество беспрерывно падало теперь вокруг нас, и в обширных количествах. Горная цепь испарений к югу поднялась волшебно над горизонтом и начала принимать более четкие очертания. Я ни с чем не могу этого сравнить, как с неким безграничным водопадом, безгласно катящимся в море с какого-то огромного и далекого оплота, находящегося в небе. Исполинская завеса простиралась вдоль всей протяженности южного горизонта. От нее не исходило никакого звука.

Марта 21-го. Угрюмая темнота царила теперь над нами - но из молочных глубин океана возникло лучистое сияние и прокралось вдоль боков лодки. Мы были почти целиком захвачены белым пепельным дождем, который оседал на нас и на ладье, но, падая в воду, в ней таял. Вершина водопада совершенно терялась в дымности и в пространстве. Но явно мы приближались к ней с чудовищной быстротой. По временам в ней были зримы широко зияющие, но мгновенные расселины, и из этих щелей, в которых был хаос устремленно порхающих и неявственных образов, приходили стремительно рушащиеся и могущественные, но беззвучные ветры, взрывавшие в своем течении воспламененный океан.

и крик их был вечное "Текели-ли!", по мере того как они удалялись из области нашего зрения. Ну-Ну шевельнулся на дне ладьи, но, когда мы к нему прикоснулись, мы увидели, что дух его отошел. И теперь мы ринулись в объятья водопада, где разъялась расселина, чтобы приять нас. Но тут на нашем пути возник человеческий очерк, закутанный в саван, в размерах своих больший гораздо, чем какой-нибудь житель, живущий среди человеков. И цвет его кожи в оттенке своем являл совершенную белизну снега.

ЗАМЕТКА

Обстоятельства, связанные с недавней внезапной и прискорбной кончиной мистера Пима, уже хорошо известны публике из ежедневных газет. Опасаются, что несколько последних глав, которые должны были закончить его повествование и которые, в целях просмотра, были им задержаны, между тем как предыдущие были в печати, безвозвратно утрачены, благодаря несчастному случаю, при каковом погиб и он сам. Может, однако, случиться, что это и не так, и записи его, ежели в конце концов они будут найдены, будут предложены вниманию публики.

Никакие средства не были оставлены неиспробованными, дабы так или иначе восполнить пробел. Джентльмен, имя которого упомянуто в предисловии и который, согласно утверждению, там сделанному, мог бы, как предполагали, его восполнить, отклонил от себя эту задачу - по причинам уважительным, связанным с общею неточностью подробностей, ему доставленных, и с его недоверием полной правде последних частей повествования. Питерс, от которого можно было бы ждать некоторых полезных сведений, еще жив и находится в Иллинойсе, но доселе с ним не удалось повстречаться. Позднее он может быть найден и, без сомнения, он доставит данные для заключения рассказа мистера Пима.

Утрата двух или трех заключительных глав (ибо их было лишь две или три) заслуживает тем более глубокого сожаления, что они, в этом не может быть никакого сомнения, содержали данные касательно самого полюса или, по крайней мере, областей, находящихся в непосредственной с ним близости; и кроме того, утверждения автора относительно этих областей могут быть вскоре проверены или же опровергнуты правительственной экспедицией, ныне готовящейся, в Южный океан.

в какой-нибудь мере усилить достоверность столь примечательных страниц, здесь ныне напечатанных. Мы намекаем на расщелины, найденные на острове Тсалал, и на фигуры, которые целиком находятся на страницах..., ... и....

Мистер Пим дал изображение расселин без изъяснений, и он решительно говорит о выемках, найденных на краю самой восточной из этих расселин, утверждая, что они имеют лишь причудливое сходство с алфавитными буквами и, словом, что они положительно не суть таковые. Это утверждение сделано с такою простотою и в подкрепление его приводится некое доказательство столь убедительное, то есть то обстоятельство, что найденные среди праха выдающиеся обломки вполне подходили к выемкам на стене, что мы вынуждены верить в полную серьезность утверждений пишущего; и никакой разумный читатель не мог бы предположить ничего иного. Но так как обстоятельства, связанные со всеми фигурами, чрезвычайно своеобразны (особенно ежели сопоставить их с утверждениями, делаемыми в основном повествовании), вполне благоуместно сказать слово-другое относительно их всех - тем более что данные обстоятельства, без сомнения, ускользнули от внимания мистера По.

Фигура 1, фигура 2, фигура 3 и фигура 5, если соединить их одну с другою в том самом порядке, какой представляют расселины, и если лишить их малых боковых ходов, или сводов (которые, как надо припомнить, служили лишь средством сообщения между главными горницами и совершенно отличались по характеру), образуют слово эфиопского корня - корня "быть тенистым", откуда все производные, изображающие тень или темноту.

Касательно выражения "левая или самая северная" из зазубрин в фигуре 4, более чем вероятно, что мнение Питерса было справедливым и что кажущаяся гиероглифичность была действительно произведением искусства и должна была изображать человеческую форму. Очертание находится перед читателем, и он может усматривать или не усматривать указываемое сходство; но остальная часть выемок, во всяком случае, доставляет сильное подтверждение мысли Питерса. Верхний ряд, очевидно, есть корень арабского слова "быть белым", - откуда все производные, означающие блистательность и белизну. Нижний ряд не так сразу заметен. Буквы несколько изломаны и разъединены, тем не менее нельзя сомневаться, что в совершенном своем состоянии они образуют целиком слово - "Область Юга". Надо заметить, что эти истолкования подтверждают мнение Питерса относительно "самой северной" из фигур. Протянутая рука устремлена к югу.

Заключения, подобные этим, открывают широкое поле для умозрения и волнующих догадок. Их нужно было бы, может быть, рассматривать в связи с некоторыми из наиболее слабо очерченных событий повествования; хотя, зримым способом, эта цепь связи отнюдь не полна. "Текели-ли!" был крик испуганных туземцев Тсалала, когда они увидели труп белого животного, выловленного в море. Таково было также трепещущее воскликновение тсалальского пленника, когда он увидел белые предметы, находившиеся в обладании мистера Пима. Таков был также крик быстро пролетавших белых и гигантских птиц, которые изошли из парообразной белой занавеси юга. Ничего белого не было в Тсалале, равно как и при дальнейшем плавании к области, находившейся за пределом.

"Тсалал", наименование острова расселин, при внимательном филологическом расследовании может указать или на некоторую связь с самыми расселинами, или на некоторые отношения к эфиопским буквам, так таинственно начертанным в их извилинах.

"Я вырезал это в холмах, и месть моя на прах в скале". 

Edgar Allan Poe.

Перевод К. Д. Бальмонта

Собрание сочинений Эдгара По в переводе с английского К. Д. Бальмонта. Том 4.: Необычайные приключения. - М.: Скорпион, 1912. - 320 с.



Предыдущая страницаОглавление