Продолговатый ящик
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Продолговатый ящик

Эдгаръ По

Несколько летъ тому назадъ я запасся билетомъ на проездъ изъ Чарльстона въ Нью-Йоркъ на пакетботе "Independence", капитаномъ котораго былъ Мистеръ Харди. Мы должны были отплыть, въ случае хорошей погоды, пятнадцатаго Іюня: четырнадцатаго числа я отправился на корабль, чтобы кое-что привести въ порядокъ въ моей каюте.

Оказалось, что пассажировъ было очень много, а дамъ более обыкновеннаго. Я заметилъ въ росписи несколько знакомыхъ именъ; особенно я обрадовался, увидевъ имя Мистера Корнелiуса Вайэта, молодого художника, къ которому я относился съ чувствомъ самой искренней дружбы. Онъ былъ со мной въ К - университете, где мы много времени проводили вместе. Вайэтъ обладалъ обычнымъ теiшераментомъ генiя, т. е. представлялъ изъ себя смесь мизантропiи, повышенной чувствительности, и энтузiазма. Съ этими качествами онъ соединялъ самое пламенное и самое верное сердце, какое когда-либо билось въ человеческой груди.

Я заметилъ, что его имя было помечено противъ трехъ каютъ, и, заглянувъ снова въ роспись пассажировъ, увиделъ, что онъ взялъ места на проездъ для себя, для жены, и для двухъ своихъ сестеръ. Каюты были довольно просторны, и въ каждой было по две койки, одна надъ другой. Правда, эти койки были чрезвычайно узки, такъ что на нихъ не могло помещаться более какъ по одному человеку; все же я не могъ понять, почему для этихъ четырехъ пассажировъ было взято три каюты. Въ это время я какъ разъ былъ въ одномъ изъ техъ капризныхъ состоянiй духа, которыя делаютъ человека ненормально любопытнымъ по поводу малейшихъ пустяковъ, и со стыдомъ признаюсь, что я построилъ тогда целый рядъ неуместныхъ и свидетельствующихъ о неблаговоспитанности догадокъ относительно этого излишняго количества каютъ. Конечно, это нисколько меня не касалось; но темъ не менее я съ упорствомъ старался разрешить загадку. Наконецъ, я пришелъ къ заключенiю, заставившему меня весьма подивиться, какъ это я не пришелъ къ нему раньше. "Это для прислуги, конечно", сказалъ я, "какой-же я глупецъ, что мне раньше не пришла въ голову такая очевидная разгадка!" Я опять пробежалъ роспись - но совершенно ясно увиделъ, что съ этой компанiей не было прислуги; раньше, правда, предполагалось захватить съ собой одного человека - ибо слова "и прислуга" были сначала написаны и потомъ вычеркнуты. "Ну, такъ это какой-нибудь лишнiй багажъ", сказалъ я себе "что-нибудь такое, чего онъ не хочетъ отдать въ трюмъ - хочетъ за чемъ-нибудь присмотреть самъ - а, нашелъ - это какая-нибудь картина, или что-нибудь въ этомъ роде - такъ вотъ о чемъ онъ торговался съ итальянскимъ жидомъ Николино". Этой мыслью я удовольствовался, и преднамеренно подавилъ свое любопытство.

Сестеръ Вайэта я зналъ хорошо, это были очень милыя и умныя девушки. Женился онъ только что, и я еще не видалъ его жены. Онъ не разъ однако же говорилъ о ней въ моемъ присутствiи, со свойственнымъ ему энтузiазномъ. Онъ изображалъ ее какъ совершенство ума, и поразительной красоты. И мне такимъ образомъ вдвойне хотелось познакомиться съ ней.

Въ тотъ день, когда я зашелъ на корабль (четырнадцатаго числа), Вайэтъ вместе съ своиии спутницами былъ также тамъ - мне сказалъ это капитанъ - и я прождалъ на палубе целый лишнiй часъ, въ надежде быть представленнымъ новобрачной; но мне было послано извиненiе. "Мистрисъ Вайэть нездоровится, она не выйдетъ на палубу до завтра, когда корабль будетъ отплывать".

Завтрашнiй день наступилъ; я шелъ изъ своего отеля къ пристани, какъ вдругъ повстречалъ Капитана Харди, который сказалъ мне, что "въ силу обстоятельствъ" (глупая, но принятая фраза) "онъ полагаетъ, что "Independence" отплыветъ не раньше, какъ дня черезъ два, и, что, когда все будетъ готово, онъ дастъ мне знать". Я нашелъ это весьма страннымъ, такъ какъ дулъ свежiй южный ветеръ: но разъ "обстоятельства'' пребывали за сценой, неслотря на упорныя старанiя разузнать о нихъ, мне ничего не оставалось, какъ возвратиться дсмой и насладиться вдоволь моимъ нетерпенiемъ.

Я не получалъ ожидаемаго извещенiя отъ капитана почти целую неделю. Оно пришло, наконецъ, и я немедленно отправился на палубу; на корабле толпилось множество пассажировъ, и повсюду шла обычная суматоха, предшествующая отплытiю. Вайэтъ вместе съ своими спутннцами прибылъ минутъ черезъ десять после меня. Компанiя состояла изъ двухъ его сестеръ, новобрачной, и самого художника - последнiй находился въ одномъ изъ своихъ обычныхъ приступовъ капризной мизантропiи. Я однако, слишкомъ къ нимъ привыкъ, чтобы обратить на это какое-нибудь вниманiе. Онъ даже не познакомилъ меня съ своей женой - этотъ долгъ вежливости, поневоле, должна была вьгаолнить его сестра, Марiанъ - очень милая и умная девушка, которая, сказавъ несколько торопливыхъ словъ, познакомила насъ.

Мистрнсъ Вайэть была закрыта густой вуалью, и когда она приподняла его, отвечая на мой поклонъ, признаюсь, я былъ крайне изумлень. Я удивился бы еще больше, если бы давнишнiй опытъ не научилъ меня не относиться съ слишкомъ слепымъ доверiемъ къ энтузiазму моего друга художника, когда онъ начиналъ описывать красоту какой-нибудь женщины. Когда темой разговора была красота, я хорошо зналъ, съ какой легкостью онъ уносился въ область чистеишей идеальности.

Дело въ томъ, что, смотря на Мистрисъ Вайэтъ, я никакъ не могъ не увидеть въ ней существо положительно плоское. Хотя ее и нельзя было назвать уродомъ, я думаю, она была не слишкомъ далека отъ этого. Одета она была однако же съ большимъ вкусомъ - и для меня не было сомненiя, что она пленила сердце моего друга более прочными чарами ума и души. Сказавъ всего несколько словъ, она тотчасъ же прошла вместе съ Мистеромъ Вайэтомъ въ свою каюту.

Мое придирчивое любопытство снова загорелось во мне. Прислуги не было - это былъ пунктъ установленный. Я посмотрелъ, нетъ ли лишняго багажа. Черезъ некоторое время на набережную прiехала повозка съ продолговатымъ ящикомъ изъ сосноваго дерева, и, казалось, этого ящика только и ждали. Немедленно по его прибытiи мы подняли паруса, и черезъ некоторое время, благополучно пройдя мелководье, направили нашъ путь въ море.

Упомянутый ящикъ былъ, какъ я сказалъ, продолговатый. Въ немъ было футовъ шесть въ длину, и фута два съ половиной въ ширину; я осмотрелъ его внимательно, и постарался заметить все въ точности. Форма его была и, едва его увидевъ, я тотчасъ же уверовалъ въ справедливость моей догадки. Какъ вы помните, я пришелъ къ заключенiю, что лишнiй багажъ моего друга заключался въ картинахъ или, по крайней мере, въ картине; ибо я зналъ, что въ теченiи несколькихъ недель онъ велъ переговоры съ Николино; форма же ящика была такова, что наверно въ немъ должно было быть ничто иное, какъ копiя съ "Тайной Вечери" Леонардо; а копiя именно съ этой "Тайной Вечери", сделанная Рубини младшимъ, во Флоренцiи, какъ я зналъ, некоторое время находилась въ рукахъ Николино. Такимъ образомъ этотъ пунктъ я считалъ достаточно установленнымъ. Я задыхался отъ смеха, при мысли о моей проницательности. Это былъ, сколько мне известно, первый случай, что Вайэтъ держалъ отъ меня втайне что-нибудь изъ своихъ художническихъ секретовъ. И въ этомъ случае, очевидно, онъ намеревался надуть меня самымъ решительнымъ образомъ, и контрабандой проввзти прекрасную картину въ Нью-Йоркъ подъ самымъ моимъ носомъ, въ надежде, что я ровно ничего объ этомъ не узнаю. Я решилъ потешиться надъ нимъ хорошенько, и теперь, и после.

Одно обстоятельство все-таки причиняло лне немалое безпокойство. Ящикъ не былъ поставленъ въ лишнюю каюту. Онъ былъ положенъ въ каюту Вайэта, и тамъ оставался, занимая почти все пространство пола, что, конечно, должно было причинять большое неудобство и художнику и его жене; - въ особенности въ виду того, что деготь или краска, которой была сделана надпись на немъ, размашистыми крупными буквами, издавала резкiй, непрiятный и, какъ мне представлялось, совсемъ особенно противный запахъ. На крышке были написаны слова - "Мистрисъ Аделаиде Кёртисъ, Альбани, Нью-Йоркъ. Отъ Корнелiуса Вайэта. Верхъ. Осторожно".

Я зналъ, что Мистрисъ Аделаида Кёртисъ, жившая на Альбани, была матерью жены художника; но тогда я посмотрелъ на весь этотъ адресъ, какъ на мистификацiю, спецiально предназначенную для меня. Я решилъ, конечно, что ящикъ, вместе съ содержимымъ, отправится не севернее, чемъ въ мастерскую моего друга - мизантропа, въ Chambers-Street въ Нью-Йорке.

Первые три четыре дня погода была хорошая, хотя попутный ветеръ притихъ. Онъ изменился въ направленiи къ северу тотчасъ же после того, какъ мы потеряли берегъ изъ виду. Пассажиры, естественно, были возбуждены и склонны къ разговорамъ. Я долженъ, однако, исключить изъ этого числа Вайэта и его сестеръ, которые держались чопорно и - я не могъ этого не найти - невежливо по отношенiю къ остальному обществу. Поведенiе Вайэта меня не удивляло. Онъ былъ мраченъ, свыше даже обыкновеннаго - онъ былъ угрюмъ - но относительно его я былъ подготовленъ ко всякимъ эксцентричностямъ. Сестеръ я, однако, не могъ извинить. Оне уходили въ свои каюты въ теченiи большей части переезда и, несмотря на мои неоднократныя понужденiя, решительно отказывались заводить знакомство съ кемъ бы то ни было изъ пассажировъ.

Сама Мистрисъ Вайэтъ была гораздо более прiятна, т. е. я хочу сказать, она была болтлива, а быть болтливой - это серьезная рекомендацiя на море. Она необыкновенно коротко сошлась съ большинствомъ изъ дамъ, и, къ моему глубокому удивленiю, выказала недвусмысленную наклонность кокетничать съ мужчинами. Насъ всехъ она очень забавляла. Я говорю "забавляла" -- и врядъ-ли сумею объясниться точнее. Дело въ томъ, что, какъ я скоро увидалъ, публика не столько смеялась съ мистрисъ Вайэтъ, сколько смеялась надъ ней. Мужчины говорили о ней мало, но дамы весьма скоро произнесли свой приговоръ, сказавъ, что она "очень доброе существо, ничего изъ себя не представляетъ по внешности, совершенно невоспитанна, и решительно вульгарна". Весьма было удивительно, какъ это Вайэтъ могъ закабалиться въ такое супружество. Общимъ мненiемъ была мысль о деньгахъ - но я зналъ, что такого объясненiя быть не можетъ; Вайэтъ говорилъ мне, что у нея не было ни одного доллара и никакихъ надеждъ на полученiе денегъ впоследствiи. "Онъ женился", сказалъ онъ, "по любви, только по любви; и его возлюбленная была более чемъ достойна его любви". Когда я думалъ объ этихъ словахъ моего друга, сознаюсь, я прнходилъ въ неописуемое замешательство. Ужь не утратилъ ли онъ на самомъ деле обладанiе своими чувствами? Что иное я могъ подумать? Онъ, такой утонченный, такой умный, такой требовательный, съ такимъ изысканнымъ пониманiемъ всего, что составляетъ недостатокъ, и съ такимъ острымъ воспрiятiемъ красоты! Правда, эта дама, повидимому, была необычайно пленена имъ - въ особенности въ его отсутствiе - когда она положительно была смешна частымъ повторенiелъ того, что сказалъ ея "возлюбленный супругь, Мистеръ Вайэть". Слово "супругь", повидимому, всегда - пользуясь однимъ изъ ея собственныхъ деликатныхъ выраженiй - было "на кончике ея языка". Между темъ все пассажиры заметили, что онъ самымъ решительнымъ образомъ избегалъ ея, и большей частью запирался одинъ въ своей каюте, где онъ, можно сказать, и проживалъ, предоставляя своей супруге полную свободу забавляться, какъ ей вздумается, въ обществе, находившемся въ главной каюте.

Изъ того, что я виделъ и слышалъ, я заключилъ, что художникъ, по необъяснимому капризу судьбы, а можетъ быть повинуясь какой-нибудь вспышке, полной энтузiазма, причудливой страсти, былъ вовлеченъ въ союзъ съ женщиной, которая была безусловно ниже его, и что, какъ естественный резулътатъ, последовало быстрое и полное отвращенiе. Я жалелъ его искреннейшимъ образомъ, но это не могло меня заставить совершенно простить ему несообщительность относительно "Тайной Вечери". Въ этомъ я решилъ отомстить за себя.

Однажды онъ вышелъ на палубу, и, взявъ его по обыкновенiю подъ руку, я сталъ ходить съ нимъ взадъ и впередъ. Однако же его угрюмость (которую при данныхъ обстоятельствахъ я считалъ вполне натуральной), повидимому, нисколько не уменьшалась. Онъ говорилъ мало, съ видимымъ усилiемъ, и былъ мраченъ. Я рискнулъ раза два пошутить, и онъ сделалъ болезненную попытку улыбнуться. Беднякъ! - при мысли о его жене я удивлялся, что у него още хватало мужества хотя бы надевать маску весёлости. Наконецъ, я решился наметить прямо въ целью Я началъ съ целаго ряда скрытыхъ недомолвокъ и намековъ по поводу продолговатаго ящика - какъ разъ такимъ образомъ, чтобы дать ему понять, что я не вполне былъ слепой мишенью или жертвой маленькаго каприза его шутливой мистификацiи. Первымъ моимъ намеренiелъ было открыть баттарею, находившуюся въ засаде. Я сказалъ что-то объ "особенной форме этого ящика"; и, произнося эти слова, я многозначительно улыбнулся, подмигнулъ, и слегка коснулся его поясницы своимъ указательнымъ пальцемъ.

То, какъ Вайэтъ принялъ эту невинную шутку, убедило меня сразу, что онъ помешанъ. Сперва онъ такъ уставился на меня, какь будто онъ находилъ совершенно невозможнымъ постичь остроумiе моего замечанiя, но по мере того какъ эта острота, повидимому, медленно проникала въ его мозгъ, его глаза, въ точномъ соответствiи съ этимъ, стали выкатываться изъ орбить. Потомъ, онъ весь залился краской - потомъ, сделался до отвратительности бледенъ - потомъ, какъ бы въ высшой степени распотешенный моими намеками, онъ началъ громко хохотать, и судорожный смехъ его, къ моему изумленiю, постепенно возросталъ въ силе въ теченiи десяти минутъ или более. Наконецъ, плашмя, онъ тяжко рухнулся на палубу! Когда я подбежалъ, чтобы поднять его, по всей видимости онъ былъ мертвъ.

Я позвалъ на помощь, и съ большими затрудненiями мы привели его въ чувство. Некоторое время онъ что-то безсвязно говорилъ. Потомъ мы пустили ему кровь и уложили его въ постель. На следующое утро онъ совершенно поправился, насколько дело шло о его чисто физическомъ здоровьи. О состоянiи его ума я, конечно, не говорю ничего. Во все остальное время переезда я избегалъ его,

По совету капитана, который, повидимому, думалъ то же, что и я, относительно его помешательства, но предупредилъ меня, чтобы я не говорилъ ничего объ этомъ никому изъ пассажировъ.

слишкимъ много крепкаго зеленаго чаю, и плохо спалъ -- въ точности говоря, въ теченiи двухъ ночей я не спалъ вовсе. Теперь: моя каюта выходила въ главную каюту, иначе столовую, какъ и вообще все каюты одинокихъ пассажировъ. Три отделенiя, принадлежавшiя Вайэту, были въ задней каюте, отделявшейся отъ главной легкою выдвижною дверью, которая не запиралась даже и на ночь. Въ виду того, что мы почти все время пользовались попутнымъ ветромъ, и довольно сильнымъ, корабль очень накренялся въ подветренную сторону; и каждый разъ, когда правая сторона корабля была на подветренной стороне, выдвижная дверь между каютами, соскользнувъ, открывалась, и такъ оставалась, ибо никто не хотелъ брать на себя труда закрыть ее. Моя койка была расположена такимъ образомъ, что, когда дверь въ моей собственной каюте была открыта, равно какъ и упомянутая выдвижная дверь (по причине жары дверь у меня была открыта всегда), я могъ совершенно явственно видеть въ задней каюте все, и именно въ той ея части, где помещались каюты Мистера Вайэта. Прекрасно. Две ночи (не подъ рядъ), когда я не спалъ, каждый разъ часовъ около одиннадцати, я совершенно ясно виделъ, какъ Мистрисъ Вайэтъ осторожно выходила изъ каюты Мистера Вайэта и входила въ лишнее отделенiе, где и оставалась до разсвета. Съ разсветомъ мужъ призывалъ ее, и она возвращалась. Не было сомненiя, что въ действительности они разошлись. У нихъ были отдельныя помещенiя - конечно, въ виду ожидавшаго ихъ, более продолжительнаго разрыва; такъ вотъ въ чемъ, думалъ я, въ конце-концовъ кроется тайна лишней каюты.

какими-то особенными, осторожныли, заглушенными звуками, раздававшимися въ каюте ея мужа. Затаивъ дыханiе, я въ теченiи некотораго времени прислушивался къ нимъ и, наконецъ, вполне уразумелъ ихъ смыслъ. Звуки эти происходили отъ того, что художникъ открывалъ продолговатый ящикъ съ помощью долота и молотка, причемъ последнiй былъ, очевидно, для смягченiя звука, обернутъ въ что-то мягкое, въ шерсть или въ вату.

Такимъ образомъ, чудилось мне, я могъ различить точный моментъ, когда онъ совершенно высвобождалъ крышку - моментъ, когда онъ отодвигалъ ее и клалъ на нижнюю койку въ своей каюте; объ этомъ последнемъ, напримеръ, я узнавалъ по некоторымъ легкимъ стукамъ, которые производила крышка, наталкиваясь на деревянные края койки, въ то время какъ онъ старался тихонько положить ее, ибо на полу для нея не было места въ каюте. После этого наступала мертвая тишина, и ни въ первомъ, ни во второмъ случае, вплоть до разсвета, я не слыхалъ ничего; разве, быть можетъ, я могу упомянуть только о тихомъ рыдающемъ или ропщущемъ звуке, такомъ подавленномъ, что его было почти не слышно, если на самомъ деле онъ не былъ скорее созданъ моимъ собствоннымъ воображенiемъ. Я говорю, что это на рыданiе или тяжелый вздохъ, но, конечно, здесь не могло быть ни того, ни другого. Я думаю скорее, что это звенело въ моихъ собственныхъ ушахъ. Следуя своему обыкновенiю, Мистерь Вайэтъ, безъ сомненiя, простона-просто давалъ полный просторъ одному изъ своихъ увлеченiй - предавался одному изъ своихъ припадковъ художническаго энтузiазма. Онъ открывалъ продолговатый ящикъ, чтобы усладить зренiе скрывавшимся въ немъ художественнымъ сокровищемъ. Въ этомъ не было, однако, ничего, что могло бы заставить его рыдать. Я повторяю поэтому, что это просто была причуда моей собственной фантазiи, разстроенной зеленымъ чаемъ добрейшаго Капитана Харди. Какъ разъ передъ зарей, въ каждую изъ двухъ упомянутыхъ ночей, я совершенно явственно слышалъ, какъ Мистеръ Вайэтъ снова клалъ крышку на продолговатый ящикъ, и забивалъ гвозди на ихъ старыхъ местахъ, молоткомъ, закутаннымъ во что-то мягкое. Сделавъ это, онъ выходилъ изъ своей каюты, совершенно одетый, и вызывалъ Мистрисъ Вайэтъ изъ ея отделенiя.

Мы были въ море уже семь дней, и только что миновали Мысъ Гаттерасъ, какъ съ юго-запада налетела тяжелая буря. До известной степени мы были, однако, къ ней подготовлены, ибо погода въ теченiи некотораго времени предостерегала насъ своими угрозами. Все на корабле, сверху до низу, было приведено въ порядокъ; и такъ какъ ветеръ упорно свежелъ, мы легли въ дрейфъ, оставивъ только контръ-бизань и форъ-марсъ, причемъ они оба были зарифлены.

размерахъ. По истеченiи двухъ сутокъ, однако же, буря, свежея, превратилась въ ураганъ, нашъ заднiй парусъ былъ разорванъ въ клочья, и мы настолько погрузились въ разъятыя хляби, что несколько разъ подрядъ зачерпнули огромное количество воды. Благодаря этому обстоятельству, мы потеряли трехъ человекъ, упавшихъ за бортъ, вместе съ камбузомъ, и почти всю левую сторону корабельныхъ укрепленiй. Едва мы успели опомниться, какъ форъ-марсъ разлетелся въ куски; мы подняли штагъ-парусъ, и съ его помощью довольно хорошо держались несколько часовъ, причемъ ходъ корабля былъ гораздо правильнее, чемъ прежде.

Но буря все еще не утихала, и не было никакихъ признаковъ того, что она уляжется. Снасти были дурно прилажены и сильно натянуты; на третiй день бури, около пяти часовъ пополудни, бизань-мачта, сильно накренившись, къ наветренной стороне, рухнула на бортъ. Целый часъ, или даже больше того, при чудовищной качке, мы тщетно пытались освободиться отъ нея, и, прежде чемъ намъ это удалось, съ задней части корабля пришелъ плотникъ и сообщилъ, что въ трюме на четыре фута воды. Въ довершенiе къ нашей дилемме, оказалось, что насосы засорены и почти не действуютъ.

Смятенiе и отчаянiе овладели всеми - мы сделали, однако, попытки облегчить корабль, бросивъ за бортъ возможно большее количество груза, и срезавъ две оставшiяся мачты. Въ конце концовъ это намъ удалось, но мы попрежнему ничего не могли сделать съ насосами; а течь темъ временемъ быстро усиливалась.

На закате буря значительно уменьшилась въ силе, и такъ какъ море вместе съ темъ притихло, мы еще продолжали питать слабую надежду спастись въ шлюпкахъ. Въ восемь часовъ пополудни облака разорвались, по направленiю къ наветронной стороне, и на наше счастье предсталъ полный месяцъ - добрый знакъ, посланный намъ судьбой, и удивительнымъ образомъ оживившiй нашъ изнемогавшiй духъ.

После невероятныхъ усилiй намъ удалось, наконецъ, спустить безъ существенныхъ поврежденiй баркасъ, и въ него мы поместили весь экипажъ и большую часть пассажировъ. Партiя эта отплыла тотчасъ же, и, после разныхъ злоключенiй, наконецъ, прибыла благополучно въ Окракокъ-Инлетъ, на третiй день после кораблекрушенiя.

намъ удалось помешать ему опрокинуться, когда оно касалось воды. Въ него сели: капитанъ, его жена, Мистеръ Вайэтъ, съ своей семьей, одинъ Мексиканскiй офицеръ, вместе съ женой и четырьмя детьми, и я, вместе съ слугой-негромъ.

У насъ, конечно, не было места ни для чего, кроме несколькихъ, безусловно необходимыхъ, инструментовъ, кое-какой провизiи, и платья, которое было на насъ; никому даже и въ голову не пришло попытаться что-нибудь спасти. Каково же было всеобщее изумленiе, когда, после того какъ мы отплыли отъ корабля на несколько саженей, Мистеръ Вайэтъ всталъ на своемъ месте, и холодно потребовалъ отъ Капитана Харди направить лодку назадъ, чтобы взять въ нее его продолговатый ящикъ!

"Сядьте, Мистеръ Вайэтъ", ответилъ капитанъ несколько сурово. "Вы опрокинете насъ, если не буднте сидеть спокопно. Шкафутъ уже почти весь въ воде."

"Ящпкъ!" завопилъ Мистеръ Вайэтъ, продолжая стоять, "ящикъ, говорю я вамъ! Капитанъ Харди, вы не можете, вы не захотите умоляю васъ, вернитесь за ящикомъ!"

Капитанъ на игновенье, казалось, былъ тронутъ этимъ искреннимъ призывомъ художника, но онъ снова принялъ суровое выраженiе, и только сказалъ:

"Мистеръ Вайэтъ, вы - Я не могу васъ слушать, сядьте, говорю я вамъ, или вы потопите лодку. Постойте - держите его - схватите его! - онъ сейчасъ прыгнетъ за бортъ! Ну, вотъ - я такъ и зналъ - готово!"

Пока капитанъ говорилъ такимъ образомъ, Мистеръ Вайэтъ, действительно, выпрыгнулъ изъ лодки, и, такъ какъ мы были еще на подветренней стороне близь погибавшаго корабля, ему удалось, съ помощью почти сверхчеловеческихъ усилiй, ухватиться за канатъ, висевшiй съ переднихъ цепей. Въ следующее мгновенiе онъ былъ уже на корабле, и бешено ринулся въ каюту.

Между темъ насъ отнесло за корму корабля, и, находясь совершенно вне пределовъ его подветренней стороны, мы были предоставлены произволу грознаго моря, все еще бушевавшаго. Мы устремились было назадъ, самымъ решительнымъ образомъ, но наша маленькая лодка была какъ перышко въ дыханiи бури. Намъ было ясно, что судьба несчастнаго художника, свершилась.

Въ то время какъ разстоянiе между нами и кораблемъ быстро увеличивалось, сумасшедшiй (ибо иначе мы не могли смотреть на него) показался возле капитанской каюты, на трапе, на который съ силой, казавшейся гигантской, онъ втаскивалъ продолговатый ящикъ. Между темъ какъ мы смотрели на него въ крайнемъ изумленiи, онъ быстро обернулъ несколько разъ трехдюймовый канатъ сперва вокругъ ящика, потомъ вокругъ себя. Въ следующее мгновенiе ящикъ и онъ были въ море - они исчезли внезапно, сразу и безвозвратно.

"Заметили ли вы, капитанъ, какъ быстро они погрузизись въ воду? Не прсдставляетъ ли это изъ себя что-то совершенно необыкновенное? Признаюсь, я питалъ слабую надежду, что онъ въ конце-концовъ спасется, когда увиделъ, что онъ привязалъ себя къ ящику, и бросился въ море".

"Они погрузились, какъ имъ и следовало", отвечалъ капитанъ, "какъ камень. Они вскоре поднимутся опять, но не прежде, чемъ соль растаетъ".

,Соль!" воскликнулъ я.

"Тс-съ", сказалъ капитанъ, указывая на жену и на сестеръ усопшаго. "Мы поговоримъ объ этомъ при более удобномъ случае".

* * *

После всяческихъ бедъ мы кое-какъ спаслись; но намъ судьба благопрiятствовала, такъ же какъ и нашимъ сотоварищамъ по несчастiю. Полуживые, мы пристали, наконецъ, после четырехъ дней напряженной тревоги, къ бухте, противъ Острова Ронокъ. Мы оставались тамъ неделю, не претерпели никакихъ непрiятностей отъ местныхъ жителей, подбирающихъ морскiе выброски, и, наконецъ, получили возможность достигнуть Нью-Йорка.

Прпблизительно черезъ месяцъ после крушенiя "Independence", случай столкнулъ меня съ Капитаномъ Харди на Broadway. Разговоръ нашъ, понятно, перешелъ на это несчастье и въ особенности на прискорбную судьбу бедняги Вайэта. Я узналъ следующiя подробности:

Художникъ прiобрелъ места для себя, жены, двухъ сестеръ, и служанки. Жена его, действительно, какъ онъ ее описывалъ, была очаровательнейшей красивой женщиной. Утромъ четырнадцатаго Іюня (въ тотъ день, какъ я приходилъ на корабль) она внезашю захворала и умерла. Юный супругъ былъ вне себя отъ горя - но обстоятельства безусловнымъ образомъ требовали его немедленнаго прибытiя въ Нью-Йоркъ. Тело обожаемой имъ жены было необходимо отвезти къ ея матери, съ другой же стороны, всеобщiй, хорошо известный, предразсудокъ мешалъ ему сделать это открыто. Девять пассажировъ изъ десяти скорее бежали бы съ корабля, нежели отправились бы съ мертвымъ теломъ.

какъ кладь. Ничего не было сказано о кончине леди; и такъ какъ то обстоятельство, что Мистеръ Ваiiлтъ прiобрелъ место для своей жены, было фактомъ установленнымъ, сделалось необходимымъ, чтобы кто-нибудь замещалъ ее во время путешествiя. На это легко склонили служанку усопшей. Лишняя каюта, первоначально прiобретенная для этой девушки, въ то время какъ ея госпожа была еще жива, теперь была просто удержана. Въ этой каюте, какъ само собой разумеется, спала каждую ночь псевдосупруга. Днемъ, по мере силъ, она играла роль своей госпожи - внешность которой, это было тщательно проверено, никому изъ пассажировъ не была известна. Мои собственныя неверныя предположенiя возникли, довольно естественнымъ образомъ, благодаря излишной разсеянности, излишней наклонности выспрашивать, и излишней нетерпеливости. Но за последнее время мне не часто удается крепко уснуть. Есть лицо, которое мучительно возникаетъ передо мной, какъ бы я ни повертывался. Есть истерическiи смехъ, который неотступно звучитъ въ моихъ ушахъ.