Британник. Действие первое

Британник, сын императора Клавдия и Мессалины.

Агриппина, вдова Домиция Энобарба, отца Нерона, и по второму браку - вдова императора Клавдия.

Действие происходит в Риме, в одной из палат дворца Нерона.

Пришли здесь ожидать, пока проснется он?

Мать цезаря, одна, без стражников и свиты,

Блуждает близ дверей, что для нее закрыты?

Молю вас, госпожа, вернитесь в свой покой.

Альбина, каждый миг теперь грозит бедой.

Я здесь его дождусь: он стольких мук мне стоит,

Что даже сон его меня не успокоит.

Увы, свершилось то, чего давно я жду:

С Британником Нерон вступает во вражду.

Он буйством одержим, пока еще таимым;

Он страшным стать готов, наскуча быть любимым.

Британник тяготит его; и потому

Сама я, что ни день, докучливей ему.

Как! Вы, кому Нерон обязан возвышеньем,

Величьем царственным, самим своим рожденьем?

Кем так отважно был сын Клавдия смещен

И властью цезаря Домиций облечен?^[172]

Долг сына - вас любить.

Да, это - долг, Альбина:

Коль благороден он, - гордиться должен мной,

Возненавидит мать, - коль низок он душой.

Коль низок он душой? Ах, госпожа! не всё ли

Нам знаменует в нем задатки доброй воли?

Три года правит он, народом свято чтим,

И доблестью своей он украшает Рим.

Наш край, обласканный его рукой державной,

Правленья консулов припомнил опыт славный:

Народ в нем чтит отца.^[173] И юноша Нерон

Со старцем Августом почетом уравнен.

Мы можем блеском дел и торжеством закона

С закатом Августа сравнить рассвет Нерона;

Но не пришлось бы нам, восторги взяв назад,

^[174]

Напрасно скрытен он: его чело - уликой,

Что в нем Домициев дух сумрачный и дикий:

Гордыню злобную в крови их почерпав,

Он взял из чресл моих Неронов пылкий нрав.

Тиранов мы всегда вначале величаем:

Не мог когда-то Рим налюбоваться Гаем,

Но вскоре ложный блеск поблек, и в их глазах

Недолгую любовь сменил упорный страх.

Не все ли мне равно, что, не рожден тираном,

Прославится Нерон усердьем непрестанным?

Зачем я в длань его вложила руль страны,

Когда сенат и плебс его учить вольны?

Пусть он для родины отцом примерным станет,

Но пусть родную мать ценить не перестанет!

А между тем назвать нам прозвищем каким

Бесчестье, в эту ночь затеянное им?

Он знает (их любовь от взоров не таима),

Как пылко Юния Британником любима,-

И добрый наш Нерон, вершитель славных дел,

Что затевает он? Им движет страсть иль злоба?

Иль веселит его, что страждут эти оба?

Иль их мученьями, коварство затая,

Он мстит за помощь ту, что им сулила я?

За помощь, госпожа?

Не возражай, Альбина!

Я, я их обрекла преследованьям сына;

С вершины, что ему рождением дана,

Когда-то свергла я Британника одна.^[175]

Позднее, жениха Октавию лишая,

На брата Юнии погибель навлекла я;

Силан мной умерщвлен не по одной молве:

Он мил был Клавдию и с Августом - в родстве,

И вот награда мне: сын веселится троном,

Я ж мир должна хранить меж ними и Нероном

Затем, что будет день, и тот же мир дурной

Британник охранит меж цезарем и мной.

Какие замыслы!

От бурь приют ищу я…

Ужасен станет сын, узды моей не чуя!

Ужель на мать свою вдруг посягнет Нерон?

Иль я ему страшна, или мне страшен он!

Гнетет вас, может быть, пустое опасенье.

Но если б и росло в Нероне охлажденье,

Он перемены той не выдал никому,

Лишь вам одной она известна да ему.

Любой народный дар и каждый титул новый

Передает он вам, делиться всем готовый.

Щедр в дружбе, ничего он не зовет своим:

Не ниже цезаря чтит Агриппину Рим;

А скорбь Октавии затаена неслышно.

Сам Август Ливию^[176]

Вам свиту ликторов дал цезарев устав,

Лавровой зеленью их связки увенчав.

Какого, госпожа, еще желать признанья?

Поменьше почестей, побольше почитанья!

От этих милостей растет моя напасть:

Все выше мой почет - и все ничтожней власть.

Увы! Прошли те дни, как юношей Нероном

Мне был доверен двор, плененный новым троном;

Когда державу мне он уступить был рад,

Когда на мой призыв сбегался весь сенат,

И, спрятана от глаз, всесильна и незрима,

Я, я была душой в громадном теле Рима!

Тогда еще толпы не покорил Нерон

И не был собственным величьем опьянен.

Как живо помню я мгновенья роковые,

Нерону мощь его раскрывшие впервые,

В тот день, когда послов прислали короли,

Чтоб увенчать его признаньем всей земли.

^[177]

Кем рождена была в Нероне ревность злая?

Не знаю! Только он, свой взор с моим скрестив,

На миг разоблачил враждебный свой порыв.

Мне душу сжало вдруг дурное предвещанье.

Наружной льстивостью прикрасив поруганье,

Обманщик с ласками встал на моем пути

И не позволил мне к престолу подойти.

Так прогремел удар, сразивший Агриппину.

С той встречи, что ни день, я ненавистней сыну.

Исчезла мощь моя. Один лишь Бурр им чтим,

Да имя Сéнеки^[178] имеет власть над ним.

Коль вы предварены тревогой не напрасной,-

Зачем в своей груди растите яд опасный?

Откройте цезарю, чем дух ваш возмущен.

Наедине со мной не остается он.

На людях, в должный час, мне жалуют свиданье.

Два вечных аргуса, что правят им и мной,

Посменно стерегут наш разговор любой.

Но, как он ни бежит, я все ж настигну сына:

Бесчинства цезаря на пользу мне, Альбина!

Чу! Открывают дверь! Внезапно мы войдем,

Отчета требуя в неистовстве ночном:

Возьмем его врасплох нежданным появленьем…

Как! Бурр был у него!

Я цезаря веленьем

Направлен, госпожа, приказ вам разъяснить,

Который ваш покой нарушил, может быть,

Но есть лишь зрелый плод заботы неслучайной,

Чего мой государь не хочет делать тайной.

Что ж, если так, войдем, пусть разъяснит все сам.

Он предан в этот час секретнейшим делам.

Чрез боковой проход, что недоступен взглядам,

Быть может, убедить я б цезаря сумел…

Нет, не нарушу я таких высоких дел!

Но не могли бы вы, отбросив слог придворный,

Хоть раз ответить мне без лживости позорной?

Доныне Бурру ложь была страшней огня!

Хотите цезаря вы прятать от меня?

Чтоб с ним увидеться, докучной стать должна я?

Иль, до таких высот успех ваш возвышая,

Я стену возвела меж сыном и собой?

Вам надо каждый миг владеть его судьбой?

Быть может, с Сенекой вы спорите о чести

Нас с сыном разобщить преградой лжи и лести?

На то ль он был вам дан, чтоб стал он развращен,

Чтоб именем его вы захватили трон?

Всем заправляет Бурр; а я - на роли жалкой,

Клиенткой при дворе, почти что приживалкой!

Так рассуждает Бурр, чью гордость надо б мне

Заносчиво считать средь низших или равных

Супругу, дочь, сестру и мать владык державных,-

Да как же смели вы? Иль голосом своим

Я нарекла царя, чтоб дань платить троим?

Нерон уж не дитя. Когда ж начнет он править?

Не трусом ли его хотите вы ославить?

Иль без заемных глаз не обойтись ему?

Иль предки научить не могут ничему?

Тиберий,^[179] Август ли - любой пример достоин;

И ближе - мой отец, Германик, смелый воин!

Себя не назову среди таких имен;

Но все ж и у меня мог поучиться он

Не раскрывать врагам желаний потаенных

И гордо отстранять лукавых подчиненных.

Я к вам от цезаря направлен был послом,

Чтоб оправдать его пред вами лишь в одном;

Но если не спеша услышать новость эту,

Меня за столько зол призвали вы к ответу,

Который без румян представить правду рад.

Вы юность цезаря мне вверили когда-то;

Я это сознаю, я это помню свято!

Но разве клялся я предательство свершить,-

Одной покорности владыку научить?

Нет, материнских прав окончен срок мгновенный;

Он больше вам не сын, он - властелин вселенной!

Мне поручил весь Рим хранить его от бед,

И Риму одному я должен дать ответ.

Когда б его растить невеждой вы желали,

Меня и Сенеку вернули б вы едва ли.

Иль в Риме не нашлось достаточно льстецов,

Что за опальными пришлось вам слать гонцов?

Двор Клавдия, - увы! рабами плодовитый,-

Мог юношу ссудить низкопоклонной свитой.

Готовно высмеян, охотно развращен,

В ребячестве своем состарился бы он.

Чем недовольны вы, царица? Вы - в почете!

Вы рядом с цезарем во всех сердцах живете!

И скипетр, что ни день, слагать у ваших ног.

Но разве он не прав? Чтоб выразить почтенье,

Пристало ль цезарю терпеть уничиженье?

Иль предпочли бы вы, чтоб, робостью согбен,

Взял только прозвище от Цезаря Нерон?

Но мало этого: он признан целым Римом!

Рим, долго пригнетен правленьем нелюбимым,

Стряхнув с усталых плеч весь гнет пережитой,

С Нероном вновь обрел свободу и покой.

Что говорю? Кругом блеск нового почина.

Власть перестала быть одеждой властелина.

На поле Марсовом рождаются чины:

Солдаты избирать вождей своих вольны,

Тразею чтит сенат, войска чтут Корбулона,^[180]

Они вершат закон, не преступив закона.

Пустынные края изгнанников былых

Теперь заселены предателями их.

И диво ли, что нам воспитанник наш предан,

Коль славный путь ему был нами заповедан,

Коль цезарь всемогущ и Рим освобожден?

Но правит, госпожа, он волею своею.

Лишь повинуюсь я, но наставлять не смею:

Бесспорно, с предков он берет пример благой -

Но будет равен им, лишь став самим собой.

О, только б в будущем, свой опыт умножая,

Он помнил, как ярка его звезда былая!

Итак, хотите вы, пред будущим дрожа,

Нерона, как раба, стеречь от мятежа?

Но вы, что длинный гимн заносчиво поете

Величью цезаря и собственной заботе,-

Ответьте нам, какой заботой побужден,

Силанову сестру похитил ваш Нерон?

Быть может, этот гнев - лишь злобная опала

На кровь моих отцов, что в Юнии сверкала?^[181]

За что ее казнят? И в чем ее вина?

Как стала за ночь вдруг преступницей она?

Она, кто с юности живя вдали от трона,

И знаки милости умела видеть в том,

Что так разобщена с постылым ей двором?

Я знаю, что она чиста от подозренья.

Но ведь и цезарь ей не вынес осужденья,

Ее не оскорбил предложенный ей кров:

Она поселена в дому своих отцов.

Меж тем ее супруг, правам ее причастный,

Поднять бы мог мятеж, империи опасный,

К тому ж кровь цезарей в союзах не вольна,-

Заботам царственным подчинена она!

И явно вам самой, что цезарь печься вправе

В лице племянницы об Августовой славе.

Все ясно: известить спешит меня Нерон,

Что был напрасно мной Британник ободрен,

Что всуе, от беды несчастного спасая,

Ему на этот брак надежду подала я:

К позору моему, Нерон разоблачил,

Что смела обещать я свыше слабых сил!

Он высмеять решил пустое заблужденье,

Чтоб знала вся страна, на страх свой и беду,

Что цезарь с матерью вступает во вражду.

Что ж, пусть попробует! Но, начиная ссору,

Пусть сам себе найдет надежную опору;

Моя ничтожна власть; но, коль увидит Рим,

Что спорю за нее я с цезарем самим,

Все может стать иным, и на весах влияний

Окажется мой сан сильней иных стараний.

Как! Государыня, - винить его всегда?

Во всех его делах вам чудится вражда!

Иль знает государь, что с принцем заодно вы?

Что Юнии в любви поддержку дать готовы?

Как! Собственных врагов стремитесь вы спасать,

Чтоб получить предлог на цезаря роптать?

Ужель, уязвлены случайным наговором,

Могли бы целый Рим вы расколоть раздором?

Ужель вас все страшит? Для редких с сыном встреч

Ужель один лишь гнев стремитесь вы сберечь?

Явите матери нетрудное прощенье!

Не бойтесь тех обид, что не видны другим,-

И вас полюбит двор и не покинет Рим.

Но кто бы стал хранить ко мне расположенье

С тех пор, как сам Нерон изрек мое паденье?

С тех пор, как от меня он спрятан, может быть?

С тех пор, как смеет Бурр мне вход к нему закрыть?

Царица, вижу я, что мне умолкнуть надо,

Что прямоту мою дурная ждет награда.

Несправедлива скорбь, - и шум чужих речей,

Который ей не льстит, лишь досаждает ей!

Британник к нам идет. Я уступлю дорогу.

Вольны вы с ним делить напрасную тревогу,

И вместе с юношей вольны роптать на тех,

С чьим мненьем государь считался меньше всех.

Один, среди врагов, летите вы вслепую?

Чего вы ищете?

Ищу? О, горе мне!

Все, все, что я терял, потеряно вдвойне.

Мне точно ведомо, что Юнию солдаты

Позорно увлекли в Нероновы палаты.

Увы! Я видел сам, какой безмерный страх

Родила эта весть во всех простых сердцах.

Ее похитили. Безжалостной рукою

Разлучены сердца, сродненные тоскою!

О да, здесь не хотят, чтоб, горе с горем слив,

Печальный наш союз хоть дружбой был счастлив.

Довольно! Как и вы, сама оскорблена я!

Я сетовала здесь, ваш ропот предваряя.

Но я не допущу, чтоб этот гнев пустой

Нас примирить сумел с жестокостью такой.

Но я молчу… Когда ж вы всё узнать хотите,

^[182] приходите.

Поверить ей, Нарцисс? Ужель самой судьбой

Поставлена она меж цезарем и мной?

Что скажешь? Иль она не та же Агриппина,

Кто пасынка могла низвергнуть ради сына,

И ускоряет бег последних дней своих,

Чтоб для ее затей не стал он слишком тих?

Пускай! Она, как вы, оскорблена Нероном;

Отдать вам Юнию она ручалась троном:

Две цели сочетав, сдружите две беды.

Дворец наполнили вы стонами вражды.

Пока, топя в слезах свое недоуменье,

Вы будете растить здесь скорбь, не возмущенье,

Пока вы вместо слов не вверитесь делам,-

Сомненья нет, скорбеть придется вечно вам!

Нарцисс! Ты знаешь сам: к неволе привыкая,

Сумел ли перед ней смириться навсегда я;

Ты знаешь, навсегда ль паденьем пригнетен,

Я допустил врага на свой наследный трон.

Но я еще один: друзьям отца немногим

Кажусь я юношей, безвестным и убогим;

И тот же возраст мой преграду ставит тем,

Кто от меня еще отрекся не совсем.

А сам я вот уж год, едва пред робким взором

Предстал мой горький рок со всем его позором,-

Что вижу я вокруг? - Подкупленных друзей,

Следящих каждый шаг правдивости моей,

Кто, с цезарем дружа и мне доверясь ложно,

С ним о душе моей торгуется безбожно.

Да, это так, Нарцисс, - ему предали нас!

Все мысли, все слова он знает, что ни час,

Не хуже, чем ты сам, в душе моей читая,

Не правда ли, Нарцисс?

…

Должны вы избегать придворных подкупных

И не вверять им, принц, заветных дум своих.

Ты прав, но век питать ко всем лишь подозренье

Для тех, кто сердцем чист, - труднейшее уменье.

Нас обмануть легко! Ты, знаю, верен мне,

Я одному тебе доверился вполне.

Меня родитель сам вручил твоей опеке.

Один, средь бывших слуг, ты предан мне навеки;

Всю жизнь меня ты вел, мой каждый шаг ты знал,

Ты охранял меня от всех подводных скал.

Пойди же, разузнай: шум этой бури новой

Не придал ли друзьям готовности суровой?

Их взоры разгадай, обдумай речи их;

Найду ли я средь них помощников прямых?

Да и в самом дворце расследуй с прилежаньем,-

Принцессу стерегут с большим ли здесь стараньем?

Узнай, опасности избегла ли она

И встреча навсегда ль для нас запрещена?

К Палланту, кто, как ты, был друг отцова трона;

Я разожгу ее, чтоб яростью своей

Мне больше помогла, чем бы хотелось ей.

Нарцисс - историческое лицо, вольноотпущенник, любимец императора Клавдия.

...властью цезаря Домиций облечен? - Речь идет о Нероне; до того, как Клавдий усыновил сына Агриппины, тот носил имя по отцу - Люций Домиций Агенобарб. Именем «Тиберий Клавдий Нерон» он стал называть себя только в 50 году н. э.

…с закатом Августа сравнить расцвет Нерона; но не пришлось бы нам… с рассветом Августа сравнить его закат. - Сосредоточив в своих руках всю власть в Риме и положив конец Римской республике, первый император Октавиан Август (63 г. до н. э. - 14 г. н. э.) старался замаскировать сущность произведенного им переворота и разыгрывал роль великодушного и миролюбивого государя. Однако путь Августа от консульства к триумвирату, а потом к императорскому трону был ознаменован массовыми казнями, предательством, междоусобными войнами.

…в нем Домициев дух сумрачный и дикий… - Нерон по отцовской линии происходил из знатного рода Домициев Агенобарбов (Рыжебородых). По свидетельству историка Светония, представители этого рода отличались необузданной жестокостью и вполне заслужили характеристику, данную одному из них оратором Крассом: «Железная голова, свинцовое сердце».

Он взял из чресл моих Неронов пылкий нрав. - Агриппина происходила из знатного рода Неронов.

…не мог когда-то Рим налюбоваться Гаем… - Когда Гай Цезарь Калигула (12-41 г.), брат Агриппины, был избран императором, он сначала показал себя как гуманный правитель, заинтересованный в том, чтобы улучшить положение народа в Риме и особенно в провинциях. Однако вскоре Калигула превратился в необузданного тирана; его жестокость вошла в легенду.

…когда-то свергла я Британника одна… - Хотя законным наследником Клавдия был его единственный сын Британник, но, по воле Агриппины, действовавшей через любимцев Клавдия, юноша был отстранен, и Клавдий объявил своим наследником Нерона.

...на брата Юнии погибель навлекла я… - Стремясь женить сына на своей падчерице Октавии, дочери императора, Агриппина обвинила жениха ее, Люция Силана, в кровосмесительной связи с его сестрой Юнией. Силан покончил жизнь самоубийством в день свадьбы Нерона с Октавией.

Ливия - третья жена Августа; как это сделала впоследствии Агриппина, Ливия заставила своего супруга усыновить ее сына Тиберия от первого брака и назначить его наследником трона.

…вам свиту ликторов дал цезарев устав… - По воле Нерона сенат назначил Агриппине свиту из двух ликторов; обычно ликторы сопровождали только высших должностных лиц.

. - В день провозглашения Нерона императором Агриппина хотела взойти на императорское возвышение (трибунал) рядом с сыном, чтобы потом заставить его признать ее соправительницей. Но Сенека предупредил цезаря об этих замыслах, и он вступил на возвышение, опередив мать.

Сенека (см. прим. 86) - был наставником юного Нерона.

Германик - племянник Тиберия, впоследствии им усыновленный. Прославился как полководец в Германии, где многие годы охранял границы римской империи на Рейне. Пользовался большим почетом в армии и прослыл бескорыстным и преданным воином. Германик отказался после смерти Августа принять императорскую власть, хотя армия требовала, чтобы именно он стал императором.

…Тразею чтит сенат… - Пет Тразея был при Нероне сенатором в Риме; впоследствии враги обвинили его в недовольстве политикой императора, и он вынужден был покончить с собой.

…войска чтут Корбулона… - Гней Домиций Корбулон прославился своей доблестью в германских походах еще в 47 г. При Нероне успешно воевал в Армении (58 г.) и водил легионы в Сирию (61 г.). Нерон вынес ему смертный приговор, и Корбулон сам покончил с собой.

… - Мать Юнии была правнучкой Августа, так же как и сама Агриппина.

Паллант - сначала раб, потом вольноотпущенник матери Клавдия. Паллант был назначен на должность управляющего финансами, разбогател и вскоре добился больших милостей у Клавдия и особенно у Агриппины. По совету Палланта Клавдий и женился на Агриппине. Нерон видел в Палланте своего противника и добился его отстранения.

Автор:	Расин Ж.
Категория:	Трагедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница