Британник. Действие пятое

Кто мог бы ожидать, о Юния! Нерон

Готов меня обнять, к нему я приглашен.

Знатнейших сверстников поспешно созывая,

Он хочет, чтоб в пиру веселость молодая

Всю верность наших клятв раскрыла их глазам,

Внушив беспечный жар объятьям и речам.

Он страсть преодолел, им ненависть забыта.

Вы сами мне судья, ваш выбор - мне защита.

Пускай лишился я наследственных высот,

Пускай венцом отцов чело он обовьет!

С тех пор как, овладев своим желаньем мнимым,

Гогов он уступить мне право быть любимым,

Я сердцем, признаюсь, горю его простить

И сам ему готов все царства уступить!

Как! Даже в этот миг я упиваюсь взором,

Что не могли смутить ни лесть, ни западня,

Что даже цезарю мог предпочесть меня?

Ах, Юния!.. Ужель боязнь печалей новых,

Туманя мой восторг, все держит вас в оковах!

Зачем, в ответ любви, ваш взор, ваш скорбный взор

Вздымает к небесам настойчивый укор?

Чего страшитесь вы?

Опасности минули,-

Страх жив,

О, горе! Я люблю ли!

Блаженство наконец нам подарил Нерон.

Кто поручится вам, что искренен был он?

Как! Думаете вы, все та ж в нем воля злая?

Он клялся мне в любви, вам гибели желая!

Ужель достаточно мгновенья одного?

Упорство цезаря сломила Агриппина:

Она меня спасла, чтобы спастись от сына.

Пока ревнивый дух еще в нем не угас,

Все злейшие враги сражаются за нас.

Могу ль не верить я ее слезам счастливым?

Иль Бурру? Сам Нерон не кажется мне лживым;

Привык он, как и я, всем сердцем на виду

Открыто враждовать иль прекращать вражду.

Принц! Чтоб судить о нем, вы слишком благородны;

Дороги и шаги во всем у вас несходны.

Я цезаря и двор впервые узнаю,

Но как здесь глубоко скрывают мысль свою,

Как далеко - увы! - от этой мысли слово!

Как сердце и уста разобщены сурово!

Как здесь клеймят друзей, доверьем их маня!

Как здесь враждебен кров для вас и для меня!

Будь страшен нам Нерон, - ужель он сам бесстрашен?

Нет, нет, он на обман преступно не пойдет,

Страшась ожесточить сенат и весь народ.

Что говорю! Его наш краткий плен тревожит;

В нем совесть смущена - Нарцисс заверить может.

Ах, Юния! Когда б он вам поведал сам…

А сам Нарцисс, мой принц, вполне ли верен вам?

Но почему б он стал повинен в клятве ложной?

Как знать? Ведь речь идет о гибели возможной!

Здесь страшно! Воздух здесь изменой напоен.

Меня страшит судьба, меня страшит Нерон!

Предчувствием душа омрачена невольно.

О принц мой, от себя вас оторвать ей больно!

Что, если этот мир, столь благостный на вид,

Предательство и ложь внутри себя таит?

И цезарь, не простив нам нежного сближенья,

Призвал ночную тьму в сообщницы для мщенья?

И смерть готовят вам, пока вы здесь со мной?

Ах, принц!

Вы плачете! Любимая, ужели?

Всем сердцем разделить вы жребий мой сумели?

Как! В день, когда Нерон, гордясь двором своим,

Хотел вас ослепить величьем показным,

Средь стен, где он царит, а я - лишь раб опальный,

Отвергнув царский блеск, избрать мой рок печальный?

Как! В тот же самый день, средь тех же самых стен

Прочь отстранить престол и слезы взять взамен?

Но драгоценных слез не расточайте даром;

Их вскоре мой возврат осушит с прежним жаром.

Подумать могут там, что слишком медлю я.

Прощайте же! Любовь в груди своей тая,

Средь юности слепой, весельем обуянной,

Я в мыслях буду здесь, близ Юнии желанной.

Прощайте!

Побудьте здесь, пока за вами он пришлет!

Чего вы медлите? Принц, отправляйтесь живо?

Растроганный Нерон вас ждет нетерпеливо.

Все созванные им лишь одного хотят:

Чтоб разгорелся пир и брата обнял брат.

Идите; надо чтить достойные порывы.

Принцесса, посетить Октавию должны вы!

Утешьтесь, Юния, и с радостной душой

Обнять мою сестру спешите к ней в покой.

И я, оставив пир, туда ж приду, ликуя,

И благодарность вам, царица, принесу я.

Иль обманулась я, иль в час разлуки с ним,

Что за тревога вас томила столь сурово?

Иль не скрепило мир одно мое лишь слово?

Мне стоил этот день тревог и мук таких,

Что быстро из души мне не изгладить их.

Могу ль свою судьбу покорно вверить чуду?

Здесь вашей доброте преград немало всюду.

Царица, здесь живет изменчивость в сердцах,

А там, где есть любовь, с ней неразлучен страх.

Я слово молвила, все стало по-иному.

Не предавайтесь впредь отчаянью пустому.

Недаром был наш мир объятьями скреплен;

Незыблемость его заверил мне Нерон.

Ах! Как он нежен был и ласками какими

Умел торжествовать над страхами моими!

Как пылко он меня кидался обнимать!

Казалось, рук своих не в силах он разнять!

С сердечной добротой, во всем лице разлитой,

Сперва он поверял мне каждый вздох свой скрытый,

Принес ко мне на грудь свободный свой порыв.

Потом, вернув лицу суровость властелина,

Что выполнить готов долг царственного сына,

Спешил он мне раскрыть с высокой прямотой

Те тайны, что вершат судьбу земли родной.

Нет, к чести цезаря признать теперь должна я,

Что простоте его чужда коварность злая,

И лишь навет врагов, нас всех оклеветав,

Сумел ожесточить его открытый нрав.

Но прежней мощи их уж больше нет в помине;

Рим не посмеет впредь перечить Агриппине.

Мой возрожденный блеск он обожать готов.

Но для чего здесь ждать полуночных часов?

Пройдем к Октавии, с ней кончим без печали

Счастливый этот день, несчастнейший вначале.

Но что за смутный шум! Что всколыхнуло тишь?

Что там?

О, небо! Ты Британника хранишь!

Остановитесь, Бурр! Куда? Что означает…

Свершилось, госпожа, - Британник умирает!

Да, коль уж не умер он!

О государыня, весь дух мой потрясен,-

Спасу Британника иль вместе с ним умру я!

Так он убийца, Бурр!

Удара не снесу я,

Нерон и этот двор навеки заклеймен.

Как! Брата кровь пролить не устрашился он?

Смертельная игра коварней протекала!

Едва несчастный брат встал на пороге зала,

И чашу он велит напенить дополна:

«Чтоб взоры звезд благих склонить на судьбы наши,

Хочу возлить в их честь первины этой чаши! -

Он восклицает: - Вы! здесь призванные мной,

О, ниспошлите мир на наш союз благой!»

Британник тем словам вверяется вслепую.

Вот чашу он берет, Нарциссом налитую,

Но губы омочить лишь успевает в ней,-

Царица, острый меч едва ль разит верней! -

Мгновенно гаснет свет в его широком взоре,

На ложе он простерт, с жестокой смертью в споре.

Никто не мог в тот миг смятенья превозмочь.

С угрозой на устах одни стремятся прочь;

Кто ж боле изощрен в обычае придворном,-

Те государю льстят спокойствием притворным,

А цезарь привстает на ложе не спеша.

Казалось, в нем одном не смятена душа:

«Утешьтесь, - говорит, - то лишь болезнь пустая:

Падучей болен принц, от юных лет страдая».

Преступной радости не в силах скрыть был он.

А я, не устрашась ни толков, ни расплаты,

Сквозь низкую толпу пробился из палаты

И скрыть не в силах слез, обидой злой томим

За принца бедного, за цезаря и Рим.

Вот он! Я научу вас доверять мне снова.

Стойте здесь. Я вам скажу два слова:

Нерон! Британник мертв, но судьи не мертвы.

Убийцу знаю я.

Кто ж он, царица?

Я! Ваша неприязнь становится опасна!

Итак, к любой беде моя рука причастна?

Услышит, будто мной убит и Клавдий сам.^[190]

Британник был вам друг, ваш ужас мне понятен,

Но не в ответе я за то, что рок превратен.

О нет! Несчастный принц был ядом умерщвлен:

Нарцисс нанес удар, но дал приказ Нерон!

Царица!.. Впрочем, уст не оскорблю ответом.

Но что ж вас, государь, гневит в упреке этом?

Британник, госпожа, был полон воли злой,

Которая и вам грозить могла порой:

Он к браку с Юнией стремился лишь с расчетом

Жестоко отомстить царицыным заботам.

Вы обманулись в нем: скрывая в сердце месть,

Со всеми он мечтал былые счеты свесть.

Пусть рок вас удручил, о вас самой радея;

Пусть даже, разгадав все происки злодея,

Спасительный удар мне вверил цезарь сам,-

Пристало, госпожа, скорбеть о том врагам:

Вы ж…

Продолжай, Нерон! С министрами такими

Оставишь по себе ты славный в мире след!

Ты должен продолжать! Назад дороги нет.

Ты руки обагрил впервые кровью брата;

На очереди мать,^[191] ей та ж грозит расплата:

Давно раскрылась мне вся ненависть твоя,-

Ты мстишь мне за добро, что совершила я.

Но пусть и смерть моя тебе не даст покоя,

Не думай, что, уйдя, прощу тебя легко я:

Рим, небо, жизнь, тебе дарованная мной,

Повсюду будут влечь мой образ за тобой.

Ты будешь век гоним толпой незримых фурий.

Унять сердечный вихрь захочешь новой бурей;

Неистовство твое, растя из года в год,

Кровавой полосой все дни твои зальет.

Но верю, будет день, проснется вечный мститель -

И кровью стольких жертв покрытый и моей,

Оплатишь нашу смерть ты гибелью своей

И мир оповестишь, в века бесславно канув,

Как люто был казнен лютейший из тиранов!

Вот мой тебе завет и суд мой над тобой.

Прощай! Теперь иди!

Нарцисс, ступай за мной!

Ах, небо! Как была в упреках неправа я!

Я Бурра клясть могла, Нарциссу доверяя!

Вы видели, мой Бурр, какой свирепый взгляд

Мне подарил Нерон в залог иных наград.

Свершилось; цепь свою он рвет теперь недаром;

Меня он поразит обещанным ударом.

Вам самому, боюсь, расплаты ждать пора.

Царица! Для чего не умер я вчера!

О, пусть Нерон рукой, спасительно жестокой,

Он Бурру показал, злодейство совершив,

Что с цезарем таким не будет Рим счастлив.

Не преступленье лишь гнетет мой дух смятенный,-

Он брата мог убить из ревности мгновенной.

Но, государыня, я тем вдвойне согбен,

Что, подавая яд, спокоен был Нерон.

Его холодный взор изобличал презренье

Тирана, для кого не ново преступленье.

Пусть довершит удар, пусть будет им убит

Докучливый министр, кто так о нем скорбит.

Мне незачем - увы! - бежать других страданий:

Чем смерть придет быстрей, тем будет мне желанней.

Бурр! Госпожа моя, очнитесь от скорбей!

Утешить цезаря бегите вы скорей!

Ах! Жить без Юнии захочет он едва ли.

Она не умерла, но для него мертва,

Чтоб цезаря тоска была вовек жива.

Мне солгала она, покой ваш покидая.

Принцессу проводить к Октавии пошла я;

Она ж другим путем стремилась все быстрей,

И я могла следить лишь издали за ней.

По ступеням дворца бежит она с рыданьем.

Но вдруг пред Августа высоким изваяньем

Упала, надломясь, к подножью склонена,

И, обхватив его, воскликнула она:

«О кесарь, защити рукой твоей, молю я,

Последний отпрыск твой, что льнет к тебе, тоскуя,

Убит в своем дворце, тому свидетель Рим,

Тот принц, кто мог бы стать преемником твоим.

Он умер, а меня хотят склонить к измене.

Чтоб верной быть ему, обняв твои колени,

О властелин, дозволь мне вверить жизнь богам,

С кем доблестью своей ты ныне равен сам!»

Толпится всё вокруг, ей вторит с возмущеньем.

И, тронут повестью злодейства и обид,

Поносит лживый двор и помощь ей сулит.

Ее ведут во храм, где в память бурь смиренных

Семья невинных дев, служенью посвященных,

Бессменно сторожит в хранилище святом

Огонь, что век горит пред нашим божеством.

Нерон глядит им вслед, их разлучить не смея.

Нарцисс - смелей, влечет усердие злодея.

Он к Юнии спешит и, чванясь пред толпой,

Ее касается предательской рукой.

Но бурей на него вздымаются кинжалы;

Одежды Юнии от брызг нечистых алы.

Посланцу своему Нерон не смел помочь,

От яростной толпы спешит он скрыться прочь:

Вернулся он. Но всех страшит своим молчаньем.

Лишь имя Юнии он все твердит с рыданьем.

Бесцельно бродит он, его глаза мертвы,

Он к небесам поднять не смеет головы.

Отчаянье сулит, все раны растравляя,

Коль не придете вы сочувственно вздохнуть,

Не обратила б меч на собственную грудь.

Бегите! Час не ждет! От скорбного порыва

Погибнет цезарь.

Казнь была бы справедлива.

Но все ж проверим, Бурр, он вправду ль потрясен,

В неистовствах своих раскаялся ли он,

От совести своей готов ли ждать велений!

О боги! Если б впредь он чужд был преступлений!

…будто мной убит и Клавдий сам. - Нерон намекает матери на то, что это она отравила мужа.

…на очереди мать… и страшной гибелью погибнет сам губитель. - В этих строках содержится пророчество относительно дальнейшей судьбы Нерона и его матери. В 56 г. по приказу Нерона была умерщвлена Агриппина, которая руководила заговором против сына. Сам Нерон, когда недовольство его правлением достигло предела, покончил с собой (68 г.), причем умер он, по свидетельству Светония, в страшных муках.

Автор:	Расин Ж.
Категория:	Трагедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница