Британик.
Первое предисловие

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Расин Ж.
Категория:Трагедия


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Британик

Первое предисловие

Ни одно творение, отданное мною на суд публики, не принесло мне таких похвал и не навлекло такой хулы, как эта трагедия. Я трудился над ней с особым тщанием, но, казалось, чем больше сил я в нее вкладывал, тем ожесточеннее рвали ее на части иные критики: каких только козней они не строили, каких только недостатков не находили! Кое-кто даже соизволил взять под защиту Нерона, утверждая, будто я изобразил его слишком жестоким. А я-то полагал, что самое имя Нерона уже означает нечто превосходящее обыкновенную жестокость! Впрочем, возможно, они хотели этим сказать, блеснув осведомленностью, что в первые годы правления Нерон еще ничем себя не запятнал. Но довольно прочитать Тацита, дабы убедиться: пусть вначале он был хорошим императором, но человеком он всегда был очень дурным. В этой трагедии я вовсе ни касаюсь дел политических: Нерон представлен мною в кругу своей семьи, в частной жизни, и, право, нет надобности приводить все цитаты, подтверждающие, что я не нанес оскорбления его чести.

Другие, напротив, пеняли на то, что я приукрасил Нерона. Должен признаться, я отнюдь не считаю его образцом прекрасного человека; он мне всегда казался чудовищем. Но у меня это чудовище только в зачатке - Нерон еще не поджег Рим, не убил свою мать, жену, своих наставников. За вычетом этого, он совершил достаточно злодеяний, чтобы истинная его натура всем была сна.

Нашлись защитники и у Нарцисса: они поносили меня за то, что изобразил его столь дурным человеком и к тому же наперсником Нерона. В качестве ответа этим людям удовольствуюсь единственной цитатой. "Нерон, - говорит Тацит, - был весьма разгневан смертью Нарцисса, ибо пороки этого вольноотпущенника были на редкость схожи с его собственными, пока еще скрытыми: "cujus abditis adhuc vitiis mire congruebat"[38].

Иные возмущались тем, что героем трагедии я избрал столь юного годами Британика. В предисловии к «Андромахе» я уже приводил им суждение Аристотел касательно героя трагедии: герой этот не должен быть совершенен, более того, пусть он будет отмечен какими-нибудь несовершенствами. Здесь я еще добавлю, что семнадцатилетний юноша, отпрыск императорского дома, наделенный великой отвагой, способностью к великой любви, прямодушием и доверчивостью - свойствами, вообще присущими юности, - безусловно может, на мой взгляд, вызвать к себе сочувствие. А большего мне и не надобно.

"Но Британик погиб, когда ему только исполнилось пятнадцать, - твердят эти критики, - меж тем как в трагедии ему, равно как и Нарциссу, подарено два лишних года жизни". Я не стал бы отвечать на подобное возражение, не выскажи его, да еще с таким жаром, человек, который позволил себе восьмилетнее царствование некоего императора превратить в двадцатилетнее[39], а такая погрешность в хронологии куда серьезнее, ибо счет времени мы ведем по годам царствований.

Не обошли хулители и Юнию: они говорят, что старую кокетку по имени Юния Силана я превратил в молодую и добродетельную девушку. Каков был бы их ответ, скажи я им, что Юния - столь же вымышленное лицо, как Эмилия в «Цинне» и Сабина в «Горации»?[40] Но я скажу другое: будь они начитаннее в истории, им встретилось бы имя Юнии Кальвины из Дома Августа, сестры Силана, которому Клавдий обещал в жены Октавию[41]. Эта Юния была молода, красива и, как говорит Сенека, "festivissima omnium puellarum"[42] Она нежно любила брата, и враги, утверждает Тацит, обвиняли их в кровосмесительстве, хотя повинны они были лишь в некоторой неосмотрительности[43]. Да, я изобразил ее более скромной, нежели она была в действительности, но с каких пор нам воспрещено исправлять нравы действующего лица, тем паче никому не известного!

Многие находят странным, что Юния появляется на сцене после смерти Британика. Как утонченны эти люди - им режут слух четыре строки[44], к тому же не лишенные трогательности, в которых она только и говорит, что идет к Октавии! «Но ради этого не стоило возвращать ее на сцену», - настаивают они. Им неведомо одно из правил, обязательных для театральных пиес: передавать в рассказе лишь то, что не может быть показано[45]. Древние авторы нередко заставляют актеров выходить на сцену только для того, чтобы сообщить, откуда они пришли и куда направляются.

"Все это лишнее, - не унимаются мои критики. - Трагедия приходит к концу вместе с рассказом о смерти Британика, остальное уже не к чему и слушать". Однако все слушают - и с не меньшим напряжением, чем обычно в конце трагедии. А я меж тем всегда понимал, что поскольку трагеди воссоздает событие, уже полностью свершившееся и в котором приняло участие несколько действующих лиц, ее можно считать оконченной, лишь когда разъяснена судьба всех участников. Так чаще всего и поступает Софокл: например, в «Антигоне» он тратит столько же стихотворных строк[46] на описание ярости Гемона и наказания, постигшего Креонта после смерти Антигоны, сколько я - на проклятия Агриппины после смерти Британика, возвращение Юнии, кару, которую понес Нарцисс, и отчаяние Нерона.

Возможно ли угодить столь щекотливым судьям? Ну еще бы, и без особого труда, но для этого пришлось бы пожертвовать здравым смыслом, уклониться от правды и удариться в неправдоподобное[47]. Действие, простое по своей сути, не перегруженное событиями, каковым ему и следует быть, ибо оно ограничено пределами одного дня, действие, шаг за шагом продвигающееся к своему завершению и основанное лишь на желаниях, чувствах, страстях участников, надо было бы обременить множеством случайностей, которые не уложить и в целый месяц, бессчетными хитросплетениями, тем более поразительными, чем менее они вероятны, нескончаемыми тирадами, где актеры говорят как раз обратное тому, что им пристало бы говорить. Надо было бы, к примеру, вывести на подмостки героя, который пьян и шутки ради старается вселить ненависть к себе[48] в свою любовницу, спартанца сделать болтуном[49], заставить завоевателя разглагольствовать лишь о любви[50], а женщину - давать завоевателям уроки непреклонной гордости[51]. Вот бы возрадовались эти господа! Но каков был бы приговор тех немногочисленных разумных людей, чье одобрение я стараюсь заслужить? И как посмел бы я, так сказать, явиться на глаза великим мужам древности, которых взял себе за образец? Ибо, как говорит один из этих древних авторов[52] бы увидел на театре эту сцену? Так или иначе, я никому не препятствовал бранить мои произведения - все равно это было бы бесполезно; "Quid de te alii loquantur ipsi videant, sed loquentur tamen", - говорит Цицерон[53].

Да простит мне читатель это маленькое предисловие, где я объясняю ему соображения, которыми руководствовался, когда писал трагедию. Что может быть натуральнее желания защититься, если на тебя нападают и, по твоему разумению, несправедливо? Я вижу, даже Теренций[54] писал прологи только, чтобы оборониться от хулы старого злокозненного поэта[55] [56].

...Occepta est agi:
[57]

Одного вполне основательного замечания мне все же не сделали. Однако, что ускользнуло от зрителей, то, быть может, заметят читатели: Юния у меня становится весталкой, меж тем Авл Геллий[58] сообщает, что в весталки принимали девочек не моложе шести лет и не старше десяти. Но в моей трагедии народ берет Юнию под свое покровительство, и, как мне кажется, приняв в расчет ее происхождение, добродетель и несчастную участь, он может пренебречь возрастом, предписанным по закону, как много раз пренебрегал узаконенным возрастом, когда избирал в консулы знаменитых людей, достойных этой почетной должности.

Короче говоря, я ничуть не сомневаюсь, что можно было бы сделать еще немало замечаний, притом такого рода, что я принужден был бы их принять и воспользоваться ими в будущих моих сочинениях. Но я от души жалею людей, пишущих только в угоду публике. Яснее всего видят наши недостатки как раз те люди, что охотнее всего закрывают на них глаза: они прощают нам то, что им не по душе, ради того, что доставило удовольствие. Напротив, всего несправедливее невежда: он уверен, что восхищаться способен только человек ничего не смыслящий; объявляет всю пиесу негодной, если ему хоть что-то в ней не понравилось; более того, обрушивается на самые удачные места, стараясь этим доказать свое остроумие, а если мы пытаемся его оспорить, обвиняет нас в зазнайстве, в нежелании считаться с кем бы то ни было, и ему невдомек, что порою он больше тщеславится дрянным критическим разбором, нежели мы - недурной театральной пиесой.

Homme imperito nunquam quidquam injustius.[59]

38

"...vitiis mire congrnebat". - «Анналы», XIII, 1. Описание правлени Нерона содержится в XIII и XIV книгах, однако факты предшествующего периода заимствованы Расином из других частей того же произведения.

39

...человек... превратить в двадцатилетнее... - Корнель в трагедии «Ираклий» (1647). В «Обращении к читателю» он сам оговаривает эту хронологическую вольность.

40

...Эмилия в «Цинне» и Сабина в «Горации»? - Персонажи трагедий Корнеля на темы из римской истории.

41

...которому Клавдий обещал в жены Октавию. - Октавия, дочь императора Клавдия, сестра Британика, выданная по настоянию Агриппины замуж за Нерона в впоследствии им умерщвленная.

42

"festivissima omnium puetlarum« - »приятнейшая среди юных дев" (лат.). Ср. Сенека. «Отыквление божественного Клавдия», VIII.

43

...повинны... лишь в некоторой неосмотрительности. - Ср. «Анналы», XII, 4. Современники Расина оспаривали эту характеристику исторической Юнии, опираясь на тех же Сенеку и Тацита. Попытки Расина, нередко неудачные, «документально» обосновать характеры вымышленных персонажей идут в русле того понимания правдоподобия, которое господствовало в эпоху классицизма.

44

...им режут слух четыре строки... - Тем не менее Расин внял голосу критики и опустил в последующих изданиях короткую сцену между Нероном и Юнией, следовавшую за 5-м явлением V действия и прерываемую появлением Агриппины.

45

...передавать в рассказе лишь то, что не может быть показано. - Правило это идет от Горация («Наука поэзии», ст. 183-188) и было в дальнейшем повторено в «Поэтическом искусстве» Буало:

Но то, что стерпит слух, порой не стерпит глаз.

«низменные» и оскорбляющие нравственное и эстетическое чувство зрителя.

46

Софокл... столько же стихотворных строк... - У Софокла - ст. 1184-1354, то есть 170 строк; у Расина, включая изъятую сцену первого издания, - 168.

47

...удариться в неправдоподобное. - Здесь и далее - прямая полемика с теоретическими высказываниями Корнеля и с его композиционной техникой.

48

... старается вселить ненависть к себе... - Намек на Аттилу в одноименной трагедии Корнеля (1667), д. III, явл. 2.

49

... спартанца сделать болтуном... - Подразумевается Агесилай в одноименной трагедии Корнеля (1666).

50

«Помпеи» (1642).

51

...женщину - давать... уроки непреклонной гордости. - Корнелия в той же трагедии.

52

... один из этих древних авторов... - Имеется в виду трактат «О возвышенном», вплоть до XIX в. приписывавшийся греческому философу Лонгину (III в. н. э.), но на самом деле написанный в I в. н. э. В 1674 г. Буало издал свой французский перевод этого трактата, сопроводив его комментариями.

53

"Пусть другие решают, что им говорить о тебе, но говорить они, несомненно, будут" (лат.) - Цицерон. «О республике», кн. VI, гл. 16.

54

Теренций - Публий Теренций Афер (II в. до н. э.), римский комедиограф.

55

«Девушке с Андроса», ст. 6-7.

56

57

"...Не успели начать, // Он закричал, и т. д." (лат.). - Цитата из пролога к комедии Теренция «Евнух», ст. 22-23.

58

Авл Геллий - римский писатель (II в. н. э.). Его труд «Аттические ночи» в 20 книгах представляет собой компиляцию выписок из греческих и римских авторов. Упомянутое сообщение содержится в кн. I, гл. 12.

59

Нет ничего несправедливее невежды. (лат.) - Цитата из комедии Теренци «Братья», ст. 99.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница