Пещера Лейхтвейса. Том первый.
Глава 48. Союз демонов

Глава 48. СОЮЗ ДЕМОНОВ

В ужасе граф Шенейх посмотрел вслед Адельгейде, которая хлопнула дверьми с такой силой, что гул пронесся по всему замку.

-- Боже, -- воскликнул старик, -- она уходит со злобой в душе и будет мстить нам всем! За себя, да и за мою дочь, я не боюсь, но боюсь за тебя, сын мой. А потому прошу тебя, удались из замка как можно скорее.

-- Да, вы правы, граф Шенейх, -- ответил Лейхтвейс, -- я не могу больше оставаться в этом замке. Но я ухожу не потому, что боюсь мести этого дьявола, а потому, что мне здесь больше делать нечего. Прощайте, дорогие мои. Вспоминайте иногда обо мне, как будто видели меня во сне. Не судите меня строго и не презирайте меня.

-- Отец, -- воскликнула Ядвига, -- неужели ты на самом деле отпустишь его?! Неужели ты только для того нашел своего сына, чтобы сейчас же и лишиться его? Нет, отец. Если ты любишь меня, то ты дашь ему свою руку и попросишь его остаться у нас как можно дольше. Ведь он мой брат, а тебе он сын.

Лейхтвейс в глубоком умилении смотрел на молодую девушку. Он нежно пожал ей руку и произнес:

-- Благодарю тебя за участие. Да, я люблю тебя, как родную сестру, и если когда-либо тебе нужен будет защитник и я буду иметь возможность помочь тебе, то я не пожалею для тебя своей жизни. Горе тому, кто обидит тебя или причинит тебе зло.

С этими словами он вынул из-за пояса маленький кинжал и передал его девушке.

-- Если я понадоблюсь тебе, -- сказал он, -- то пришли мне этот кинжал. Я сразу узнаю его, и тогда я не пожалею ни труда, ни времени и приду к тебе.

Ядвига взяла кинжал и восторженно посмотрела на Лейхтвейса.

-- Пусть люди дурно отзываются о тебе, -- воскликнула она, -- пусть ты разбойник, но все же ты останешься моим братом, и я всегда буду любить тебя!

Старый граф опустился в свое кресло и закрыл лицо руками.

-- О, зачем я не могу оставить при себе моего сына, -- воскликнул он сквозь тяжелые рыдания, -- зачем я не могу гордиться им! Вот каким образом исполнилось ужасное предсказание, ставшее источником всех страданий моей бедной Лукреции. Цыганка оказалась права, и Лукреция на самом деле родила сына, который сделался преступником и покрыл наше имя позором.

-- Если я даже и сделал это, -- воскликнул Лейхтвейс, -- если я и продолжаю идти по этому пути, то можете ли вы утверждать, граф Шенейх, что виновен в этом только я один? Если бы я вырос в другой среде, если бы мною руководил любящий отец, то я сделался бы честным человеком и не опозорил бы вашего имени. Но молодость моя была печальна и мрачна. Собственными силами я выбился на дорогу и сделался слугою герцога Нассауского. Но во мне кипела кровь дворянина, я возомнил о себе, ставил себя выше моих товарищей - других слуг, и, благодаря этому, во мне загорелась любовь к знатной девушке, к фрейлине герцогини. Это было решающим моментом в моей жизни. Недостойный соперник погубил меня и обвинил в преступлении, в котором я не был виновен. Меня выставили у позорного столба. Начиная с этой минуты порвалась моя связь с остальным миром. Я стал катиться по наклонной плоскости и полетел в бездну. Я - разбойник Генрих Антон Лейхтвейс, но если бы мне сегодня вновь была предоставлена возможность загладить свое прошлое и снова служить - я ни за что не пожертвовал бы своей свободой. Да, я разбойник, разбойником и останусь, так как я свободен, как ветер в поле. А теперь прощай, отец, прощай, сестра. Судьба свела нас на короткий миг, и я думаю, нам лучше поскорее расстаться. Я постараюсь забыть, что у меня есть отец и сестра. Я не одинок, меня любит женщина, которая мне так же дорога, как вам некогда была дорога Лукреция.

Лейхтвейс направился к двери.

Но граф Шенейх остановил его.

-- Погоди, -- произнес он дрожащим голосом, -- не покидай нас в гневе. Скажи мне, не примешь ли ты от меня некоторую сумму денег, которая дала бы тебе возможность начать новую жизнь?

Лейхтвейс махнул рукой.

-- Денег мне не нужно, -- ответил он, -- у меня их много. От вас я никогда не приму ни гроша, так как обыкновенно беру либо все, либо ничего. Если вы не можете или не хотите открыто признать меня вашим сыном, то вы должны забыть меня. Да и я постараюсь забыть, что у меня есть отец.

Он открыл дверь и быстро вышел из комнаты.

Ядвига со слезами на глазах обняла своего отца.

-- Что ты делаешь, отец? -- воскликнула она. -- Ты оскорбил его. Как бы тебе не пришлось раскаяться в этом.

Старик молитвенно сложил руки и тихо произнес:

 Если я и совершил грех, то Бог мне свидетель, что я не мог поступить иначе. Я должен был заглушить в себе родительские чувства, так как раньше, чем сделаться отцом, я был графом Шенейхом и обязан чтить и хранить это имя.

Лейхтвейс вернулся в ту комнату, где находилась Лора. Она сладко спала, сложив руки на груди и улыбаясь во сне.

-- Придется разбудить ее, -- пробормотал Лейхтвейс, -- надо прервать ее сладкие грезы. Ведь в замке нам нельзя больше оставаться. Рыжая Адельгейда разъярена, и я убежден, что она поспешит устроить мне какие-нибудь козни. Здесь в маленькой деревне она ничего не может сделать, так как верховным судьей в округе состоит сам граф, но она, по всей вероятности, уже направилась в ближайший город и донесла властям о том, что в замке Шенейх находится разбойник Лейхтвейс.

Он наклонился к Лоре и разбудил ее.

-- Лора, -- шепнул он ей, -- проснись. Мы немедленно должны пуститься в путь.

Лора встрепенулась.

-- Что случилось? -- спросила она. -- Разве над нами разразилась беда? Нас преследуют?

-- Пока еще ничего не случилось, -- успокоил ее Лейхтвейс, -- не расспрашивай меня теперь, а одевайся как можно скорее.

Лора вскочила с постели и начала одеваться, а Лейхтвейс отправился будить своих товарищей и приказал им готовиться в путь.

Все они спрашивали себя, в чем дело, и были крайне изумлены, так как еще за два часа до этого Лейхтвейс считал необходимым остаться в замке в течение нескольких дней, а тут он же сам торопил их с отъездом. Но они давно уже привыкли без рассуждений повиноваться своему атаману. К тому же они заметили, что Лейхтвейс был серьезно озабочен, и знали, что в такие минуты он не расположен к расспросам.

-- Друзья мои, -- сказал Лейхтвейс, -- нам нельзя больше наряжаться актерами и разъезжать в качестве бродячей труппы. Необходимо переменить свой внешний вид, и потому я предлагаю следующее: у нас в запасе имеется несколько костюмов могильщиков и факельщиков. Вы помните, что мы их захватили с собой для наших предполагавшихся представлений. Мы наденем эти костюмы и сделаем вид, что будто сопровождаем к границе покойника. Обе женщины сядут в колымагу, а Зигрист, Резике, Рорбек и Бруно будут изображать могильщиков. Я сам поеду верхом, как бы провожая покойника, я буду говорить любопытным, что моя жена умерла по пути и что мы везем ее труп на родину. Это, конечно, жестокая комедия, но я рассчитываю на уважение, питаемое людьми к покойникам, и на страх, испытываемый народом перед трупом. Это оградит нас от излишнего любопытства. Итак, друзья мои, живее за дело.

факелы. Лора и Елизавета сели в закрытую колымагу, Лейхтвейс, в черном костюме и с фальшивой бородой, сел на коня. Разбойники зажгли свои факелы, так как было еще темно, и весь кортеж, покинув замок Шенейх, выехал на дорогу. Прохожих было мало, да и те, что попадались, набожно крестились и сворачивали с дороги.

Разбойники выехали из деревни и медленно подвигались дальше. Факелы слабо освещали колымагу, и кортеж действительно производил жуткое впечатление. Вдруг разбойники услышали позади конский топот. В ночной мгле начали вырисовываться очертания двух всадников, быстро мчавшихся на них.

-- Уступим им дорогу, -- приказал Лейхтвейс.

Колымага свернула в сторону, где рядом с дорогой тянулся глубокий ров. Всадники быстро приближались, и фигуры их выступали все яснее из мрака. Вдруг прогремел выстрел, и пуля пролетела совсем близко мимо головы Лейхтвейса. Она разбила бы ему череп, если бы он не успел вовремя наклониться. В то же мгновение раздался чей-то грубый окрик:

-- Именем закона! Остановитесь!

-- Друзья мои, -- сказал он взволнованным голосом, -- готовьтесь к отчаянной борьбе. Я убежден, что тот всадник, который приближается к нам, мой смертельный враг, граф Сандор Батьяни.

-- Он не один идет на нас! -- в сильном волнении воскликнул Зигрист. -- Вон там за его спиной мелькают факелы и фонари. Я вижу сверкающие топоры и косы. Этот негодяй Батьяни натравил на нас крестьян из деревни Шенейх.

-- Каждый из нас знает свой долг, -- с железной решимостью произнес Лейхтвейс, вынимая из кармана два пистолета. -- Мы вместе будем биться и вместе погибнем, если так нужно будет. Пока нам еще нечего отчаиваться. Нас мало, но если будем действовать решительно, то нам, быть может, удастся одолеть врагов. А отваги каждому из нас не занимать.

Старый граф Шенейх был прав: рыжая Адельгейда со злобой в душе покинула замок и вся пылала жаждой мести. Она побежала в свою комнату и наскоро собрала свои пожитки, так как ей не хотелось оставаться даже до рассвета в замке, из которого ее просили удалиться. В свое время она явилась в замок нищей, а уходила отсюда с порядочным запасом наличных денег. Как известно, жена палача, рыжая Адельгейда, была командирована Андреасом Зонненкампом к прусскому королю Фридриху в Берлин с важным сообщением. Она была переодета курьером и благополучно добралась до Потсдама, где и передала королю письмо.

что бы то ни стало отнять у нее письмо короля. И, действительно, Барберини удалось нагнать Адельгейду и напасть на нее на большой дороге, где она и подстрелила ее. Но, следуя желанию сопровождавшей ее подруги Ильки, переодетой доктором Лазаром, сжалилась над раненой, отвезла ее в Эрфурт и там отдала на лечение.

Поправившись сравнительно быстро, рыжая Адельгейда пустилась в дальнейший путь. Но у нее не хватило сил, чтобы добраться до Франкфурта. В деревне Шенейх она снова захворала. Здесь в ней принял участие старый граф. Он приказал перенести больную в замок, а дочь его, Ядвига, заботливо ухаживала за нею.

Когда Адельгейда выздоровела, старый граф, которому она сильно понравилась, предложил ей остаться в замке. Жена палача вскоре сумела занять господствующее положение. Она до такой степени подчинила себе старого графа, что без ее совета он ничего не предпринимал и предоставил ей больше власти в замке, чем своей собственной дочери. Адельгейда забрала в руки все хозяйство, завладела всеми ключами, вела хозяйственные книги, управляла всеми делами, принимала и выдавала деньги - словом, сделалась полновластной хозяйкой в огромном поместье графа Шенейха.

целью совершенно разлучить отца и дочь. Она стремилась к тому, чтобы убедить старого графа отдать Ядвигу в монастырь и составить завещание в пользу ее, Адельгейды. Граф Шенейх был очень богат. Одно поместье Шенейх представляло собою огромную ценность; его владелец принадлежал к числу богатейших людей в стране. Таким образом Адельгейда почти добилась своей цели и едва не сделалась владетельницей поместья. Граф Шенейх, по старческой слабости и расстроенному здоровью, поддавался внушениям авантюристки и в конце концов поверил ей, что Ядвига его не любит и что к нему относится хорошо одна только Адельгейда.

До этого времени граф считался добрым, отзывчивым господином, и крестьяне его поместья жили безбедно и припеваючи. Но после того, как в замке водворилась Красная мамзель - так прозвали крестьяне Адельгейду, -- граф стал ко всем недоверчив, скуп и даже несправедлив. Полагавшиеся ему, как владельцу огромного поместья, подати собирались с неуклонной строгостью, чего прежде никогда не было. У недоимщиков отбирался последний домашний скарб, а все дарованные крестьянам в прежние времена привилегии были постепенно уничтожены.

к графу депутацию, которая изложила просьбу всех поселян об удалении Красной мамзели. Но граф резко ответил, что не их ума дело вмешиваться в его частные дела и что всякий, кто откажет его экономке в почтительности, будет строго наказан.

Вероятнее всего, что в конце концов рано или поздно крестьяне убили бы ненавистную им экономку, но она благоразумно не ходила одна в деревню, а всегда в сопровождении самого графа. А старика крестьяне очень уважали, несмотря на все то, что произошло за последнее время.

Кроме того, у графа был ангел-хранитель, который, сам того не сознавая, сглаживал много погрешностей старика. Это была его дочь Ядвига. Она ежедневно посещала бедных и больных, раздавала щедрой рукой вспомоществования и довольно часто ухаживала лично за больными и утешала несчастных.

Тем не менее Красная мамзель уже почти достигла своей цели. Ослепленный ее лицемерием, старый граф, несомненно, решился бы заставить свою дочь поступить в монастырь, завещав половину своего состояния святой обители, другую - Адельгейде. Но тут вовремя явился Лейхтвейс. Добрый гений Ядвиги привел его в замок и расстроил таким образом все замыслы Адельгейды. Она осталась ни с чем и даже лишилась убежища, так что ей оставалось только вернуться к своему мужу - палачу, который внушал ей одно только отвращение. Она очутилась в самом незавидном положении.

Спускаясь с холма, на котором был расположен замок, она содрогалась от страха, так как знала заранее, что если попадется в руки крестьянам, то над нею будет учинена жестокая расправа. Бедняки, которых она угнетала и к которым она всегда относилась высокомерно и жестоко, давно уже ожидали случая поймать Красную мамзель.

Денег у нее было вдоволь. Она за время ведения хозяйства в замке пользовалась доверием графа и, пользуясь этим доверием, ухитрилась отложить порядочную сумму.

Когда она приблизилась к окраине деревни, то вдруг услышала топот копыт. Прежде чем она успела отойти в сторону и спрятаться, перед нею показался всадник и сделал ей знак остановиться. Всадник был закутан в черный плащ с высоко поднятым воротником; шляпу он надвинул на лоб и, по-видимому, не хотел показывать своего лица. Рядом с этим всадником ехал другой незнакомец.

-- Послушайте, -- обратился к Адельгейде первый всадник, -- кто бы вы ни были, скажите, что это за деревня, в которой мы очутились?

-- Это деревня Шенейх, -- ответила Адельгейда.

-- Есть ли здесь гостиница, где можно было бы отдохнуть и дать поесть лошадям?

 Есть и гостиница. Но к чему вам она? Владелец замка, что виднеется на холме, очень гостеприимен, и если вы дворянин, то он сочтет своим долгом приветствовать вас у себя.

Всадник ответил не сразу. Он прошептал что-то своему спутнику, а затем снова обратился к Адельгейде.

-- Вот что, милая, -- сказал он, -- надо вам знать, что я граф и должен спасаться бегством, так как убил своего противника на дуэли. За это меня преследуют из Висбадена по приказу герцога Нассауского. Поэтому я хотел бы знать, имеется ли здесь полиция, а если имеется, то знает ли она о том, что меня разыскивают? Если вы можете ответить мне на эти вопросы, то я вас щедро награжу.

-- Высшим начальством, -- ответила Адельгейда, -- здесь считается сам граф Шенейх, но и старшина состоит на казенной службе, так что он должен знать, в чем дело.

-- А можете ли вы выведать от него то, что мне нужно знать?

 Могу, -- ответила Адельгейда, тщетно пытавшаяся разглядеть в темноте лицо своего собеседника, -- я могу сделать это, если буду знать, кто вы такой.

-- Да, конечно, я должен вам назвать свое имя, без него вы ничего не узнаете. Но если вы намерены подвести меня, то знайте, что вам несдобровать. Я убью вас собственными руками, если вы намерены заманить меня в ловушку.

-- Не беспокойтесь, -- возразила Адельгейда, заинтересовавшаяся этим ночным происшествием, -- возможно, что и я попрошу вас оказать мне услугу. Я собираюсь покинуть деревню и попрошу вас подвезти меня на вашей лошади до следующего села. Назовите мне ваше имя, а я найду какой-нибудь предлог, чтобы разбудить старшину и расспросить его обо всем, что нужно.

-- Я граф Сандор Батьяни, а со мною едет мой слуга Риго.

Услышав имя своего собеседника, Адельгейда громко расхохоталась.

 Вы смеетесь? -- в злобном недоумении спросил граф и схватился за пистолет. -- Почему мое имя заставляет вас хохотать?

-- Я смеюсь тому, -- ответила Адельгейда, -- что в темноте не узнала давнишнего приятеля. Взгляните на меня повнимательнее, граф Батьяни. Быть может, вы узнаете во мне человека, который может быть вам полезен при нынешних обстоятельствах.

-- Да ведь это рыжая Адельгейда! -- воскликнул он. -- Это она, жена палача.

-- Неужели вы на самом деле скрываетесь от преследования, граф? -- спросила она.

 Да, к сожалению. Притом дело обстоит хуже, чем я говорил вам. Не из-за поединка меня преследуют, а за то, что я оскорбил герцога Нассауского. Это дало моим врагам возможность свергнуть меня, и неблагодарный герцог, которому я служил с беззаветной преданностью, заключил меня в тюрьму, откуда я вышел на свободу лишь благодаря чуду.

-- Куда же вы намерены отправиться?

-- В Берлин, -- ответил граф Батьяни. -- Правду сказать, мне казалось, что уйти за границу будет гораздо легче. Повсюду, где я появлялся, меня уже ждали сыщики герцога. Ведь он вне себя от ярости вследствие моего побега из висбаденской тюрьмы; он хочет во что бы то ни стало поймать меня. А во всей этой беде виноват один только Лейхтвейс. Недоразумение между мной и герцогом произошло тогда именно, когда я руководил осадой Нероберга, где этот мерзавец засел со своей шайкой. Я ненавижу его, -- хрипло продолжал Батьяни, -- и с радостью отдал бы десять лет своей жизни, если бы мог отомстить ему.

-- Если так, то вы попали сюда весьма кстати, -- заявила Адельгейда, -- Лейхтвейс скоро будет в ваших руках.

-- Как так, -- радостно воскликнул Батьяни, -- неужели вы в состоянии выдать его мне? Этим вы окажете мне неоценимую услугу, так как на свете нет другого человека, которого я ненавидел бы так сильно, как Лейхтвейса. Из-за него я сидел так долго в тюрьме, и по его милости я лишился расположения герцога. Неужели он находится в замке графа Шенейха? Там я его найду и заставлю драться со мной.

Адельгейда, подумав немного, ответила:

-- Лейхтвейс еще сегодня будет в вашей власти, если вы согласны на одно условие.

-- Говорите.

-- Вы не должны убивать Лейхтвейса, -- произнесла она, -- это я сама сделаю. Вы обещаете мне своим честным словом, что выдадите мне разбойника, связанного по рукам и ногам; вместе с тем предоставите мне и лошадь, на которой я могла бы увезти его, так как оставаться здесь мне больше нельзя.

-- Вы влюблены в этого разбойника, -- спросил он, -- и желаете воспользоваться моим содействием, чтобы захватить его в свои руки? Впрочем, не все ли равно? Я согласен. Лейхтвейс достанется вам, а красавица Лора - мне. Вы видите, Адельгейда, что я делюсь с вами поровну, каждый из нас получит свою долю: вы - мужчину, я - женщину.

Батьяни злорадно усмехнулся.

Вдруг спутник его, цыган Риго, приблизился к нему и спросил:

-- А что перепадет на мою долю в этом деле? Что достанется мне?

 Не беспокойся, Риго, -- ответил Батьяни, -- Лейхтвейс за последнее время награбил много денег, и, я думаю, у него их запас не маленький. Мы с тобой разделим поровну все то, что найдем при нем.

-- Благодарю вас, господин, -- отозвался Риго.

-- Что за господин, -- воскликнул Батьяни, -- я тебе больше не господин, я - твой друг. Вечно буду помнить, что ты освободил меня из тюрьмы в Висбадене. Ты ведь рисковал жизнью для меня и чуть не погиб при этом.

-- Да, граф, -- сказал Риго, -- мы оба вышли из тюрьмы лишь благодаря какому-то чуду.

-- Оставим это. Мне и теперь еще страшно вспомнить о той ужасной ночи. Поговорим лучше о деле. Времени терять нам нельзя, -- обратился он снова к Адельгейде, -- так как я тороплюсь в Берлин, куда должен прибыть как можно скорей. Встреча с Лейхтвейсом должна состояться возможно скорее. Говорите же: где могу я найти разбойника Лейхтвейса и его жену? Быть может, мы можем застать их врасплох во время сна?

 Не так это просто, как вы думаете, -- ответила Адельгейда, -- Лейхтвейс не один с Лорой, а окружен своими товарищами.

 Черт возьми, -- злобно воскликнул Батьяни, -- и этого вы мне не сказали раньше! Если Лейхтвейса сопровождают его товарищи, то вряд ли нам удастся задержать его. Ведь нас с Риго только двое, а их пятеро, и нападение на них ни к чему не приведет.

-- Силой вы, конечно, ничего не сделаете, -- ответила Адельгейда, -- но там, где одной силы недостаточно, всегда можно всего достичь хитростью. Скажите, имеется ли при вас паспорт или вообще документ, удостоверяющий вашу личность?

-- Я не так глуп, чтобы возиться с подобными бумагами, -- рассмеялся Батьяни, -- не забудьте, что я спасаюсь от преследования. Мой побег из висбаденской тюрьмы наделал много шума, и мне необходимо уйти как можно дальше и к тому же возможно скорее. Я ни за что не прервал бы путешествия, но возможность отомстить Лейхтвейсу слишком заманчива, чтобы не воспользоваться ею. При мне, правда, имеется документ, который я получил благодаря содействию одного приятеля, -- это паспорт на имя майора герцогской службы, графа Зебурга.

-- Вот и отлично, -- сказала Адельгейда, -- при помощи этого документа вам удастся без труда провести старшину деревни Шенейх, а в крайнем случае даже и самого графа. Подойдите поближе ко мне. Я объясню вам мой план, и если у вас хватит отваги и решительности, то мы скоро достигнем своей цели. Еще сегодня ночью Лора будет принадлежать вам, а Лейхтвейс - мне.