Пещера Лейхтвейса. Том второй.
Глава 71. Слепой Риго

Глава 71. СЛЕПОЙ РИГО

Батьяни испустил дикий крик ярости. В то же мгновение он отскочил и выхватил шпагу.

-- Не торжествуй раньше времени, Лейхтвейс! - крикнул он и залился дьявольским хохотом. - Ты хочешь погубить меня, так как неведомыми путями разузнал мою тайну. Но я покажу тебе, разбойник, что я ловкий игрок, не отдающий своих козырей при такой игре. Объявляю тебя моим пленником, Лейхтвейс, и при первой попытке бежать заколю шпагой. Я застал тебя в тот самый момент, когда ты собирался открыть неприятелю ворота. Ты хотел предать Прагу и за это попадешь на виселицу, где изменника ждет достойная смерть.

-- Уверен ли ты в этом, граф Батьяни? - воскликнул Лейхтвейс, который даже пальцем не шевельнул для своей защиты, - ты называешь себя ловким игроком? Но на этот раз выиграл я. Оглянись. Эти тени сейчас оживут, и появятся свидетели, которые сумеют удостоверить, кто из нас предатель - ты или я.

-- Поднимай фонари, - прозвучал звонкий женский голос, - больше света сюда! Мы докажем негодяю, что он уличен.

Батьяни окаменел от ужаса. Рука, в которой он держал шпагу, задрожала, ему казалось, что он бредит. Со всех сторон на него надвинулись люди, и в то же мгновение его озарил свет нескольких фонарей. Перед ним стояла Аделина Барберини в мужском костюме, а рядом с нею его адъютант, поручик Бенсберг.

-- Вы арестованы, граф Батьяни! - воскликнула Аделина. - Не пытайтесь бежать. Все мы видели, как вы открывали ворота, намереваясь впустить пруссаков. Но неприятель слишком благороден, чтобы вступать в соглашения с таким отъявленным негодяем, как вы. Солдаты, схватите и свяжите его. Вы доставите его туда, куда вам будет приказано.

Слова эти действовали на Батьяни, как удары молота по голове. Он был уличен, ему казалось, что он проваливается в какую-то бездну. Он оглядывался по сторонам, ища спасения, но повсюду видел только врагов. Не было никакого спасения, не было возможности избежать гибели. Но ворота были открыты, и у Батьяни мелькнула мысль броситься туда, чтобы выбежать в поле. Лошадей у его врагов не было, а Батьяни знал, что его трудно, почти невозможно догнать. Но под воротами стоял солдат с фонарем в руке. Это был денщик поручика Бенсберга, спокойно наблюдавший за ужасной сценой поимки предателя.

Батьяни внезапно рванулся вперед, взмахнул шпагой и ударил солдата. Денщик испустил пронзительный крик и упал, уронив фонарь. Все очутились во мраке. В то же мгновение Батьяни подскочил к воротам и в два прыжка очутился за оградой. Аделина, Бенсберг, Лейхтвейс и солдаты так и остолбенели от неожиданности. Они даже не сразу сообразили в чем дело, а внезапно воцарившийся мрак не дал им возможности видеть то, что произошло. Но из этого оцепенения их вывели стоны несчастного солдата.

-- Он заколол меня! Я умираю! Бегите за ним! Убейте предателя!

-- Бедняга! - воскликнул поручик Бенсберг, наклоняясь к умирающему. - Нет, этот негодяй так легко не уйдет. У меня хватит сил и ловкости, чтобы помериться с ним.

-- Он не уйдет от нас, - раздался громкий возглас Лейхтвейса, - он или я! Кто-нибудь сегодня останется на месте. Ждите меня здесь, но прислушивайтесь, когда я буду звать вас. Я пущусь за ним в погоню.

Лейхтвейс бросился через открытые ворота в поле. Он привык ориентироваться в темноте и видеть во мраке; благодаря этому он через несколько секунд увидел бегущего впереди изменника.

Батьяни мчался как ветер. Плащ он сбросил и бежал что есть духу. В ровном поле препятствий не было, так что он быстро продвигался вперед. Но Лейхтвейс был сильнее и выносливее его. Он мчался за беглецом, забегая то с одной, то с другой стороны, чтобы утомить его. Но расстояние между бегущими не уменьшалось. Батьяни был более гибок, чем Лейхтвейс. Он бежал подобно оленю, гонимому собаками, причем задерживал дыхание и потому уставал меньше.

Лейхтвейс же вскоре заметил, что задыхается и что легкие его долго не вынесут такого бега. Минут пять уже бежал Лейхтвейс за Батьяни и с отчаянием замечал, что расстояние между ним и беглецом начинает увеличиваться. Через несколько минут Батьяни добежит до прусского лагеря, а там он скроется в массе солдат, не говоря уже о том, что он спас бы свою жизнь, отдав себя в плен пруссакам. Луна выступила из-за туч и осветила необычную картину отчаянной погони, за которой Аделина и Бенсберг следили со жгучим интересом. Они тоже видели, что расстояние между бегущими увеличилось, и уже начали сомневаться в успехе Лейхтвейса.

Батьяни ликовал. Он даже позволял себе оборачиваться и время от времени кричал что-то. Он был убежден, что адские силы помогают ему, и надеялся, что они же его и спасут. Он удвоил силы, чтобы поскорее добежать до прусского лагеря, предпочитая попасть в плен к пруссакам, чем в руки мстителей в Праге. Но вдруг он остановился как вкопанный. Лицо его перекосилось от ужаса. Он почувствовал, как кто-то со страшной силой обхватил его ноги и не давал ему бежать дальше. Он невольно содрогнулся. Перед ним выросла какая-то темная фигура.

-- Кто это?..

Батьяни показалось, что он видит призрак. Незнакомец, схвативший и не выпускавший его из рук, задавшись, по-видимому, целью погубить его, был ужасен на вид. Голова его была окаймлена черными с проседью густыми всклокоченными прядями волос, лицо было землистого цвета, и черты его были искажены до неузнаваемости. Вместо глаз зияли два темных отверстия. У незнакомца не было глаз. Они были выколоты. Но он не был нем. Хриплым голосом прокричал он на ухо Батьяни:

-- Ты не узнаешь меня, граф Батьяни? Да, я сильно изменился. Я лишился глаз. Их выжгли у меня. Я призрак, тень, бродящая по земле, изгнанник, гонимый всяким, кому только не лень. Я навожу страх на детей и женщин. Я слепец и схожу с ума от этого. Кому я обязан всем этим? Тебе, граф Батьяни. Тебе стоило только протянуть руку, чтобы спасти меня. Но ты предал меня, хотя был обязан мне жизнью и благодарностью. Настал час расплаты, негодяй. А, ты дрожишь! Ты чувствуешь, что тебя схватил человек, у которого осталось только одно желание - отомстить тебе. Я - Риго, твой слуга. Тот самый Риго, которого ты предал, который лишился зрения по причине твоего бессердечия.

Батьяни понял, что очутился в ужасной опасности. Он сообразил, хотя и слишком поздно, что поступил неосторожно, предав своего слугу. Правда, тогда он надеялся, что пруссаки не преминут привести приговор в исполнение и что Риго давно уже казнен. А тут вдруг он видит перед собою искаженное злобой, мертвенно бледное лицо слепого Риго, который все крепче и крепче сжимает его в своих цепких объятиях, как бы пытаясь задушить его.

-- Помиловали? - пронзительно расхохотался Риго. - Вы видите, граф Батьяни, как меня помиловали. Мне оставили жалкую жизнь, но у меня отняли больше жизни. Меня лишили всего, чем жив человек. У меня отняли зрение, меня ослепили, сделали из меня слепого нищего, и виновны в этом только вы, граф Батьяни. Вам стоило сказать одно слово, и я был бы спасен. Моя участь была в ваших руках, но вы сказали: "Вешайте его!" А если меня не повесили, то этим обязан я уж никак не вам. Тем не менее вы были обязаны мне благодарностью. С опасностью для собственной жизни я вывел вас из висбаденской тюрьмы, где остался бы узником, если бы меня не спас Макензи. А как вы доказали вашу благодарность тому, кто с вами все время делил и горе и невзгоды? Отвечайте, граф Батьяни, или я задушу вас на месте. Отвечайте, почему вы бросили на произвол судьбы меня, вашего преданного слугу?

-- Я все объясню тебе, Риго, - прохрипел Батьяни, - клянусь тебе в этом, я выясню все. Но только отпусти меня теперь, за мною - погоня. Меня преследует человек, которого я боюсь больше всего на свете. Ты знаешь его - это разбойник Лейхтвейс, мой злейший враг.

Риго расхохотался.

-- За тобой гонится Лейхтвейс? - вскрикнул он. - Вот это мне на руку! Лучшего палача для тебя трудно отыскать. Я сам слишком слаб и не могу наказать тебя, как ты того заслуживаешь.

-- Ты с ума сошел! Неужели ты хочешь выдать меня Лейхтвейсу?

-- Я выдам тебя ему, граф Батьяни, - заревел Риго, - так же, как и ты выдал меня! Я отлично знаю, что побудило тебя не вступиться за меня и почему ты хотел, чтобы меня повесили. Твой слуга Риго был посвящен во все твои тайны, во все твои злодеяния и преступления. Тебе нужно было избавиться от сообщника, так как ты боялся, что когда-нибудь я проболтаюсь, если ты не поделишься со мной своей добычей. А я наверно проболтался бы, так как ты скуп и жаден. И почему это я называю тебя еще графом? Я ведь отлично знаю, что этот титул тебе не принадлежит. Ты - сын цыгана Лайоша и графини, и я могу указать, кто настоящий граф Батьяни. А ты - авантюрист, мошенник, проходимец!

Изрыгая все эти ругательства, Риго прижимал свое искаженное злобой лицо к лицу Батьяни, обдавая его смрадным дыханием. Батьяни чуть не лишился чувств от ужаса и отвращения. Он уже слышал быстрые шаги Лейхтвейса, который кричал:

-- Кто бы вы ни были, не выпускайте графа Батьяни! Вы получите большую награду. Вы держите гнуснейшего предателя, величайшего изменника.

что это значит? Имеешь ли ты понятие об адских мучениях того, кто обречен на слепоту? Слепота! Это слово заключает в себе все ужасы ада. Умереть не трудно. Но находиться в живых и не видеть, не знать, когда наступает день, когда он сменяется ночью, не знать, друг или недруг встретил тебя, не знать, находишься ли ты на краю пропасти или на берегу реки, не знать, что ожидает тебя на следующем шагу - вот это ужас... Вот это пытка! У слепого нет радостей. Он не видит ничего, что может радовать. Ему безразличны старуха или молодая девушка, король или нищий, зачумленный или здоровый человек, он не может различить их. Он безволен и беспомощен. Если бы даже он обладал силою Самсона, то все же малый ребенок мог бы свалить его с ног. Вот такое состояние, и все эти пытки я желаю пережить тебе.

Батьяни мало-помалу пришел в себя от охватившего его оцепенения. Он понял, что нельзя терять ни одной секунды.

-- Пусти, - заревел он, - или я убью тебя!

-- Убьешь? Неужели ты думаешь, подлец, что этим можешь меня устрашить? Смерть явится для меня избавлением, и ты сделал бы мне милость, если бы убил меня. Но я не боюсь этого. Даже если бы ты сразил меня, то я все-таки не выпущу тебя, пока не явится Лейхтвейс. Труп мой помешает тебе уйти. Скорее я отказался бы еще раз от зрения, чем от наслаждения отомстить тебе.

-- Прочь, мерзавец! Я стряхну тебя, жалкий калека! Ты не страшен мне.

Батьяни и даже ногами обхватил его, причем повис на беглеце тяжестью всего своего тела.

Говорят, что на дне океана, в той мрачной бездне, куда не проникают никогда лучи солнца, живут какие-то существа, полуживотные, полурастения, именуемые спрутами. Эти существа не созданы чьей-либо фантазией, они на самом деле живут, и время от времени бушующее море выбрасывает их на сушу. Матросы, рыбаки и жители прибрежных стран в ужасе рассказывают страшные истории об этих сказочных существах, а водолазы, отважившиеся спускаться на дно океана, с содроганием клянутся, что ни за какие деньги больше не спустятся туда, где живут эти морские чудовища. У этих ужасных созданий, которые живут лишь в самых глубоких местах океана, вместо ног сильные щупальца, снабженные присосками, и горе тому, кто попадет в них. Спрут обхватывает его тысячами суставов и уж больше не выпускает. Он высасывает кровь из своей жертвы, подобно тем вампирам, которые, как говорит суеверное предание, сосут кровь невинных младенцев. Часто водолазы становятся жертвами этих морских хищников. Последние внезапно схватывают их сзади и душат в своих страшных объятиях. Никакое оружие не может помочь, так как если несчастный водолаз и отрубит несколько щупальцев, на месте последних сразу появляются десятки других. При этом спрут своими огромными глазами смотрит на свою жертву, от такого взгляда кровь стынет в жилах.

Слепой Риго, подобно гигантскому спруту, обвил тело своего врага. Правда, у него были только две руки и две ноги, но он обхватил Батьяни с такой силой, что тот не мог вырваться. Отчаяние овладело Батьяни. Лейхтвейс подбегал все ближе и ближе, шаги его раздавались уже совсем близко. Батьяни пустил в ход последнее средство. Он упал вместе с Риго на землю и пытался освободиться от него, катаясь по земле. Завязалась отчаянная, ужасная борьба. Борьба слепого со зрячим, калеки со здоровым. Но калека не поддавался. Он не ограничился тем, что держал руками и ногами своего врага, а еще изо всей силы вонзил зубы в щеку Батьяни, так что у того кровь брызнула струей.

Батьяни вскрикнул от боли. Он чуть не лишился чувств, но быстро сообразил, что если поддастся слабости, то попадет в руки еще более ужасного врага, чем Риго. Слепой Риго был ему не страшен в сравнении с теми, кто его преследовал. Если Риго и враг ему, то вражда этого калеки не могла сравниться с ужасной ненавистью Лейхтвейса. Батьяни отлично сознавал, что он был виновником того, что Лейхтвейс сделался разбойником. Он снова напряг все свои силы. На этот раз ему удалось стряхнуть с себя слепого Риго, который заревел от ярости, что месть ускользает от него.

-- Я спасен! - радостно крикнул Батьяни. - Наконец-то я вырвался!

Лейхтвейс молча связал своего врага, как куль товара, а затем взвалил его себе на спину. Он не заткнул ему рта, его не смущал рев и крики Батьяни - напротив, эти ужасные крики доставляли ему истинное наслаждение, так как они исходили от ненавистного врага, находившегося в его власти.

-- Скрежещи зубами, граф Батьяни, - злорадно расхохотался Лейхтвейс, - на этот раз ты попался и тебе не уйти от меня! Ты и сам понимаешь, что рассчитывать на мое снисхождение тебе не приходится. Ты разбил мою жизнь, ты толкнул меня на путь преступлений, ты сделал из меня разбойника, ты охотился за моей женой, ты хотел обольстить ее. А когда Лора избрала меня и решила разделить жизнь со мной, ты не угомонился, а продолжал преследовать ее. Ты пользовался каждым удобным случаем, чтобы оскорбить меня и мою жену. Ты стал злым духом для нас и не успокоился до тех пор, пока не разрушил нашего счастья. Но теперь настал час расплаты, и, признаюсь, я не мечтал, что месть моя будет так полна. Ведь тебя ждет не только смерть, ты будешь предан позору и поруганию. Я мог бы задушить тебя, перерезать тебе горло и бросить твой труп на съедение собакам. Но я не сделаю этого. Нет, я не запачкаю своих рук в твоей крови. Я мог бы убить тебя только один раз. Лучше я снесу тебя туда, где тысячи народа растерзают тебя на клочья, где тебя затопчут в грязи. Я снесу тебя в преданный тобою город, жители которого по одной будут вырывать из тебя твои жилы.

Лейхтвейс медленно шел по направлению к городу. А за ним ковылял ужасный слепец. Риго следовал за Лейхтвейсом и его ношей, как собака за куском мяса. Он хохотал, бил в ладоши и изрыгал потоки проклятий и брани в адрес Батьяни.

-- В Прагу, в Прагу тебя несут, граф Батьяни! - кричал он. - Там тебя замучают, четвертуют, привяжут к хвостам коней и разорвут на части! А если ты и после этого не околеешь, тебя швырнут вниз на камни мостовой с самой высокой колокольни. Кости твои захрустят, и ты разобьешься вдребезги. Ты еще жив, Батьяни? Неужели еще жив? Тем лучше! Мы обольем тебя горячим маслом и сожжем. Взвейся, пламя, пожирай предателя! Вонзите ему кинжал в сердце, вырежьте ему внутренности! Призовите собак, чтобы они растерзали графа Батьяни, коменданта крепости Праги!

Луна призрачными лучами озаряла эту страшную картину.