| Автор: | Ренье А. Ф., год: 1907 |
| Категория: | Роман |
XIV
Инструкции Антуана Фремо были точны. Задержавшись в Виши около больной тетки, которую он не мог покинуть, он просил Марселя Ренодье оказать ему услугу, с просьбой о которой он не хотел обращаться ни к кому другому. Антуану Фремо было крайне необходимо получить пачку писем, хранившихся у него в Отейле. Привратник виллы Монморанси, где находился занимаемый им павильон, был предупрежден. Марсель получит по почте ключи от дома и от стола, в котором лежали указанные письма: то было маленькое бюро, стоявшее в простенке между двух окон, в комнате нижнего этажа. Пачка, перевязанная шелковым шнурком, лежала во втором ящике налево. Марсель перешлет ее тотчас в Виши заказным пакетом. Что касается ключей, то Марсель будет любезен сохранить их у себя до возвращения друга. Антуан Фремо заканчивал письмо извинением за причиняемое беспокойство и благодарностью за выполнение этой исключительно важной услуги. Все письмо, нарочито подробное, носило печать того жеманства и той таинственности, которые Фремо любил придавать каждому слову и которые шли к его позе романтика и утонченного молодого человека.
Марсель Ренодье твердил мысленно текст этого письма, подъезжая к вилле Монморанси. Она состояла из нескольких небольших особнячков, выстроенных среди палисадников, где росли высокие красивые деревья. Место было спокойное и приятно уединенное. Павильон, выбранный Антуаном Фремо, был выстроен из красного кирпича в стиле, смутно напоминающем англо-саксонский. Марселю Ренодье было жарко: этот июньский день был одновременно и мягок, и зноен. Птицы тихо щебетали. Свисток паровоза, раздавшийся совсем близко, не спугнул их, но заставил вздрогнуть Марселя. Малейший шум волновал его, и на улице Валуа он должен был держать свои окна закрытыми, чтобы не слышать звуков с улицы...
Марсель Ренодье вложил ключ в замочную скважину. Входная дверь вела в узкую прихожую, из которой была дверь в гостиную. Когда он вошел туда, ему пришлось подождать, пока глаза его не привыкнут к полутьме от закрытых ставней.
Вскоре он начал понемногу различать окружавшие его предметы. На стене большие зеркала в рамах стиля рококо изгибали свои золоченые завитки. Купленные Антуаном Фремо, вероятно, в Венеции, они производили в этой парижской квартире странное впечатление и казались в ней не менее чуждыми, чем остальная мебель, которая, будучи того же происхождения и предназначенная для просторных зал какого-нибудь палаццо, не отвечала своими размерами высоте и площади комнаты, загроможденной золочеными креслами, огромными столами, пузатыми витринами, где хрусталь стоял рядами на стеклянных полочках и смутно светился словно фосфорическим светом. С потолка свешивалась люстра из Мурано, текучая и сложная, словно готовая капля за каплей пролиться в тишине. Странный запах исходил от этих старинных вещей, запах гнилого дерева, выцветших тканей, запах пыли и запустения, в котором упорно держались испарения крепких и тонких духов; эти духи особенно любил Антуан Фремо, и они так гармонировали с его эксцентричными одеяниями, с его перстнями, украшенными крупными драгоценными камнями, и с его тонким бритым лицом, слегка тронутым на скулах и губах румянами.
присутствию. Ему захотелось скорее выполнить взятое на себя поручение. Комната, где он должен был найти эти письма, была смежной с гостиною.
В ней было так темно, что пришлось отдернуть занавески и распахнуть ставни, чтобы что-нибудь увидеть. Наружный свет озарил теперь обтянутые старинным шелком стены, на которых висели зеркала в рамах накладной работы, с выгравированными на стекле гирляндами и рисунками. Виднелась кровать, низкая и широкая, под гипюровым покрывалом. Диван, обитый шелковой тканью с разводами, стоял рядом с деревянным мозаичным столиком, на котором находились два стеклянных светильника. Между двух окон помещался указанный письменный стол.
То был причудливый маленький пузатый столик красного лака, усеянный золотыми цветочками, соединявшимися в арабески и медальоны, в которых выступали персонажи Итальянской Комедии и маски в венецианских костюмах. Марсель смотрел на них, поворачивая в замке крошечный ключик. Показались ящики. В левом из них Марсель нащупал перевязанный пакет. Ему оставалось только положить его в карман, замкнуть бюро, закрыть ставни и уйти. А он оставался на месте, задумчивый и нерешительный.
Письма! Эти письма могли быть только от той самой графини Кантарини, о которой Антуан Фремо упоминал постоянно и которая, казалось, занимала в его жизни такое большое место. Для Марселя эта любовь Антуана Фремо до тех пор была чем-то далеким и романтическим, связанным с его высокопарными речами о Венеции, а теперь она внезапно превратилась в реальность. Эта женщина со звучным именем, напоминавшим о любви, наверное, была любовницей Фремо. В этих письмах были слова любви, какие пишут друг другу любовники. В них назначались дни, места и часы свиданий. Она должна была не раз отдаваться ему даже здесь, чужеземка, в этом доме, убранном для нее Антуаном Фремо по обычаю ее страны. Она сидела, должно быть, на этом диване, смотрелась в эти зеркала, искала среди потускневших зеркал то, которое лучше других отражало ее красоту. Она лежала на этой кровати!
Мысль об этом взволновала его. Если он никогда не был любим, то все же помнил некоторые минуты чувственных забав. Ему припоминались отдельные мгновения из его молодости. Подобно всем молодым людям, из любопытства он отведал тела женщины. Он требовал от него лишь более или менее приятного удовлетворения инстинкта. Эти мимолетные приключения оставляли в его памяти лишь беглые и грубые образы. Он никогда не испытывал чрез женщину того, что должен был испытать Фремо благодаря своей гостье, приносившей тайну, нежность и страсть в это убежище любви, созданное для ее забав.
его. Усталый, он охотно отдохнул бы на этой низкой кровати, в этой тихой комнате, закрыл бы глаза, ни о чем не думая. А меж тем его мучила неясная мысль, которой он не давал проявить себя. Сквозь полуоткрытые ставни виднелась ветвь каштана в саду. Почему бы вместо того, чтобы жить на улице Валуа, не поселиться ему в Отейле, в этом зеленеющем, мирном, таком спокойном квартале, в двух шагах от Булонского леса? Внезапно он увидел перед собой длинную аллею, остановившуюся коляску, молодую женщину в светлом платье: Жюльетта!
ему, что, чувствуя себя не вполне здоровой, она целый день будет дома, что дверь ее будет закрыта для гостей и что она будет одна... Он уклонился от приглашения под предлогом неотложной поездки... Ей, наверное, уже подали его телеграмму; она уже не ждет его, а меж тем в эту минуту он мог бы быть у нее!
И сразу при этой мысли его охватило безумное желание видеть ее. Оно было так сильно, так бурно, что ему почти показалось, что она здесь, подле него. Она смотрела на него, в том же платье, как в последний раз, в том же ожерелье, жемчужины которого нежно обвивали ее шею... То была, в самом деле, она; и он продолжал смотреть пристально на маленький пузатый столик красного лака, где золоченые цветы соединялись в медальоны вокруг маскарадных фигурок, но та, кого он видел, была она, она, она! Сняв перчатки, она грациозным движением рук снимала шляпу и бросала ее на кровать. Теперь она расстегивала крючки своего корсажа и пряжку своего пояса. Жемчужины блестели ярче на ее обнаженной шее. Подобно им, плечи и грудь ее отливали перламутром... Он следил за каждым ее движением и дрожал от страха и вожделения, от желания охватить ее руками и обнять ее, нагую, свежую, белую, на этой широкой кровати, в этом уединенном домике, где все дышало молчаньем, тенью и любовью!
Изнемогая, он все еще стоял, как бы зачарованный этим видением. Снова провел рукой по лбу, влажному от пота. Что это, галлюцинация или безумие? Почему распоряжается он так этой молодой женщиной? По какому праву раздевает он ее образ? У него было ощущение, словно он совершил нескромность и грубость. Жюльетта де Валантон никогда не высказывала ему ничего, кроме дружбы, участия и симпатии... Правда, г-н Руасси в тот вечер в саду Онэ на что-то ему намекал! Но Жюльетта всегда была для него лишь товарищем детства, вновь обретенным в минуту испытания и облегчившим его горе... Правда, на лугу, близ канала, в летний день она говорила с ним свободно и интимно; правда, она увезла его в Булонский лес в своей коляске! Она в тот день, по всей вероятности, располагала временем, не зная, чем его заполнить! Но никогда не подавала она ему вида, что любит его!.. Любить его! Но что мог он внести в жизнь этой богатой и изящной молодой женщины? Что стала бы она делать с человеком, как он, угрюмым, разочарованным, лишенным вкуса к жизни, чуждым тому обществу, в котором жила она? И даже если бы, утомленная роскошью и пустотою, она и жаждала занятной интриги или опасной страсти, то она обратилась бы уже, конечно, не к Марселю Ренодье! Он - любовник, какое безумие! Любить и быть любимым суждено не ему, а другим!..
Он опустил в карман связку писем: пальцы его дрогнули от прикосновения к шелковому шнурку, которым они были перевязаны. Замок красного столика скрипнул. Марсель в последний раз оглядел все вокруг: смутная печаль охватила его. Эта кровать, манившая к долгим объятиям, эти хрустальные светильники, словно созданные для того, чтобы освещать бессонные, страстные ночи, этот пузатый столик, хранящий любовные тайны, на котором среди золотых цветочков резвились крошечные герои Комедии Чувства и Наслаждения, - к чему все это, и к чему сама Любовь! Зачем давать себя увлечь ее обманчивой иллюзии, ее лживому обаянию? Напрасно является она к нам под покровом красоты; ее улыбка - не что иное, как маска, которая спадает и из-за которой видно ее страдальческое лицо, трагическое и жестокое. Нет, он не рискнет ради подобного приключения своим жалким покоем и своим убогим одиночеством. И ему захотелось скорее уйти из этой коварной комнаты, вернуться домой, отделаться от этих писем, которые жгли ему руки. Его бедное жилище, со скорбями и смертью в прошлом, по крайней мере, защитит его от этих грез, которые волнуют ум и заставляют биться сердце, а на стене он там увидит суровое лицо отца, чьи глаза, за отсутствием голоса, повторят ему жестокий урок страха и недоверия к жизни и любви, грустным и горестным воплощением которого казалась "Дама с Розой", в раме черного дерева и с колючим цветком в руке.