Первая страсть.
Глава XIV

XIV

Антуан де Берсен поджидал Андре Моваля на вокзале в Амбуазе.

-- Я в восторге от того, что вижу тебя, старина! Надеюсь, что пробудешь у нас долго. Да к тому же, я уверен, дом тебе понравится. Он такой прелестный и потешный. Вот что, дай свою багажную квитанцию извозчику. Что до нас, то, если ты не устал, мы пойдем в Люссо пешком. Бретань сделала из тебя, верно, хорошего пешехода. Но раньше я должен исполнить одно поручение в Амбуазе... Вот, пойдем сюда.

Покинув вокзал, молодые люди вошли в предместье, ведущее к мосту через Луару. Когда они взошли на плотину, перед ними предстала красавица река. Она протекала по песчаному руслу, огибая длинные зеленые острова. Мост перехватывал ее своими арками. В конце узкой каменной дороги красовался город своим рядом старых домов, над которыми возвышалась громада его замка. Было около четырех часов. Тонкий и блестящий свет разливался по пейзажу. После бретонских суровости и грусти Андре чувствовал прелесть этого кроткого и умеренного величия. Он испытывал как бы облегчение всего своего существа. Переход по мосту показался ему бесконечным и восхитительным. Он прислушивался к шуму своих шагов; под его подошвами скрипели песчинки, приносимые ветром с берега реки. Вдруг он вспомнил о песчаном морском береге в Морга.

Острая мостовая на улицах Амбуаза рассеяла его грезы. Дома, между которыми они шли, как и весь город, имели благородный, сонный и ленивый вид. Антуан де Берсен остановился перед мелочной лавкой. Витрина была закрыта шторами. Они вошли. Магазин был пуст. Антуан постучал о пол своей тростью.

-- Ах, ты узнаешь жителей Амбуаза. Им лучше не продать, лишь бы не беспокоиться. Когда кто-нибудь указывает им на их инертность, они лукаво усмехаются. Оказывается, таково действие климата. Здешние образованные люди приводят выражение Цезаря о туренцах из его "Комментариев": Molles Turones... Здравствуйте, мадемуазель!

Показалась особа с приятным, но сонным лицом. Антуану нужен был тюль для вуалетки. Когда сверток был завязан, Антуан вынул из кармана двадцатифранковую монету. Барышня посмотрела на нее и сказала:

-- У меня нет мелочи.

Она отдала обратно монету Антуану де Берсену.

-- Мелочи... но не можете ли вы достать ее?

Продавщица посмотрела на него с глубоким изумлением.

-- Вы мне заплатите в другой раз.

Антуану стало смешно.

-- В другой раз! Да вы же не знаете меня.

Торговка, казалось, слегка пробудилась.

-- Ах, сударь. Госпожа де Берсен часто приходит из Люссо покупать у нас.

Рука Антуана де Берсена сжала слегка ручку трости.

-- В таком случае, как хотите, мадемуазель. Я беру тюль.

Выйдя на улицу, Антуан прошел несколько шагов молча.

-- Ты понимаешь, дорогой мой, в провинции "госпожа де Берсен" звучит приличнее... и это ни к чему не обязывает. Не следует понапрасну прекословить женщинам... Пойдем, мне нужно поговорить с книгопродавцом.

Книгопродавец г-н Тюссон, торговал также писчебумажными принадлежностями и детскими игрушками. Антуан спросил несколько романов, между прочим, и последний роман Жака Дюмэна, но их не оказалось у г-на Тюссона. Антуан написал заглавия на листке своей записной книжки. Г-н Тюссон тоскливо посмотрел на него.

-- Так вам, значит, нужно все это!

-- Не возьмете ли вы лучше Бальзака, это чтение больше подходит к нашей стране... Ну что ж, вы получите свои книги в конце недели, господин де Берсен.

Теперь молодые люди находились на небольшой площади, с одной стороны которой возвышалась огромная крутая грозная стена, на вершине которой находилась абсида часовни. Антуан указал на нее концом трости.

-- Не хочешь ли подняться на минутку в замок? У нас достаточно времени.

Они стали подыматься по довольно крутому откосу, который вывел их через сводчатый подземный проход на площадку. Это была обширная земляная насыпь, поддерживаемая стенами и основаниями башен замка. Она была засажена деревьями, украшена цветочными клумбами. Они прошли возле часовни. Антуан показал Андре на изваянных на фронтоне охотника, его собаку и оленя с крестом между рогами.

-- Она посвящена Святому Гюберу... Там виднеется Кло-Люсе, где умер Леонардо да Винчи.

Антуан прислонился к перилам площадки.

-- Ах! Какими они были сильными, эти старые мастера! Вот он знал все, был живописцем, ваятелем, химиком, философом, инженером, колдуном и при всем этом отличным наездником. Он умел нарисовать лицо, построить крепость, выковать меч, составить краску, стрелять из лука, ездить верхом. Он был живописцем, как Святой Лука, чародеем, как Симон Волхв, охотником, как Святой Гюбер... Тогда как теперь мы кладем всю нашу жизнь на то, чтобы научиться проводить прямую линию или подбирать два тона. Раньше искусство было всем, мечтой и жизнью; теперь, чтобы быть художником, нужно отказаться от жизни. Ах! Наши способности стали ничтожными. Пойдем в городской сад.

В городском саду стояли деревья, рассаженные в шахматном порядке. Внизу у стены, одетой в этом месте огромным плющом, теснились крыши на берегу реки. Слева и справа видно было, как она переходит в двойной горизонт. Вода разрисовывала песок излучинами.

Впереди, за тополями, за полями, за лугами, под голубым и ясным небом, виднелись холмы, покрытые домами. Антуан и Андре сели на скамью. Антуан закурил свою трубку, Андре - папиросу. Они курили молча. Дым рассеивался в неподвижном воздухе. Стояла прекрасная и тихая пора. Антуан нарисовал концом своей трости чье-то лицо на песке. В уме Андре, по мере того как его друг выводил на песке черты, вставало лицо, волновавшее его мысли. Горизонт наполнился для Андре новым смыслом. За теми холмами, которые он видел там, далеко, протекала Луара... Луара... И он думал о том Буамартене, где жила г-жа де Нанселль. Была минута, когда он совсем собрался заговорить о ней с Антуаном де Берсеном, но он не сделал этого из стыдливости. Он удовольствовался тем, что наслаждался тайным присутствием любимого образа. Он делал более прелестным для него этот висячий сад, который, словно корзинку, поддерживали старые исторические камни замка.

Начинались сумерки, когда они дошли до первых домов Люссо. Они прошли вдоль Луары и смотрели, как она сверкала при заходившем солнце меж своих песков, ставших пурпурными. Высокие ореховые деревья обрамляли дорогу, от которой подымалось нечто вроде населенного крутого берега. Там в скалах были вырыты кельи, частью покинутые, служившие погребами, частью еще обитаемые. Антуан указал Андре на дорожку, которая извивалась вдоль утеса.

-- Теперь нам нужно подниматься, но успокойся, мы не живем в одной из таких пещер.

Дом Антуана де Берсена находился на верху скалы. Это была старая одноэтажная постройка, крытая черепицами. Странный сад был расположен тремя лежавшими одна над другой площадками, из которых на последней, совсем крошечной, была лишь одна кривая смоковница. Отсюда открывался восхитительный вид на Луару, над которой подымался тонкий серп луны. Собака Антуана, спавшая под смоковницей, прибежала. При ее лае открылось одно из окон дома. Андре узнал Алису Ланкеро. Он поклонился ей. Антуан закричал:

-- Сойди же, Алиса, вот Андре!

-- Сию минуточку, я еще не завилась. Здравствуйте, Моваль.

Антуан пожал плечами. Завивка имела в жизни м-ль Ланкеро преобладающее значение. Ее настроение зависело большею частью от состояния ее локонов. Она ценила красоту какого-нибудь дня лишь с точки зрения сухости или сырости воздуха, благоприятного или нет для сохранения ее прически.

В тот вечер м-ль Ланкеро была в прекрасном настроении, а прическа ее - поразительна. Поэтому обед прошел очень весело. Он был превосходен и к тому же являлся для Андре приятной переменой после кухни бретонских гостиниц. Алиса за всем следила, и Андре заметил, что она не на шутку разыгрывала роль хозяйки дома. К нему она настойчиво обращалась:

-- Возьмите же еще жаркого, Моваль.

в разговор. Когда Андре сделал комплимент Алисе по поводу одного из блюд, старуха принялась уверять, что у мадам поразительные кулинарные способности. Антуан согласился. Андре знал, что Берсен - лакомка, и понял, что Алиса привязывала его к себе, потворствуя его склонности к вкусной еде. Антуан потолстел со времени своего пребывания в Люссо.

После обеда все уселись на террасе. Луна блестела на ясном небе. Легкая сырость пронизывала ночной воздух. С Луары подымался туман. Алиса с непокрытой головой покачивалась в кресле-качалке.

-- Так вы больше не боитесь, что ваши волосы разовьются? -- сказал ей Андре.

-- Да нет же, мой день окончен, и, вы знаете, здесь мы ложимся рано. Это настоящая деревня...

 Ну, старина, покойной ночи! Я рано встаю. Ах, дело не в том только, чтобы смаковать стряпню Алисы, нужно работать! Я оставляю тебя, если тебе хочется еще подышать свежим воздухом. Ты знаешь дорогу в свою комнату. Покойной ночи!

Андре проводил его взглядом. Во всех окнах дома, кроме комнаты Алисы, было темно. Андре увидел, как на занавеске обозначилась тень. Антуан де Берсен вошел к своей любовнице. Андре это нисколько не раздосадовало. Он любил свое одиночество. Пусть он одинок, но в его сердце живет большая любовь! Что ему до удовольствий других, разве его наслаждение не бесконечно благороднее, будучи скрыто от всех? Тем не менее по какому-то чувству скромности он перестал смотреть на освещенное окно, за которым свет медлил угасать.

Он встал, спустился по грубой лестнице, ведшей ко второму выступу, потом сел под смоковницей, сгибавшей свои ветки, сквозь которые показывалась луна, теперь высоко стоявшая. Что-то задвигалось в тени дерева, и Андре почувствовал на своей руке ласку влажного и горячего языка, а из лохматой головы на него дружелюбно смотрели два прекрасных глаза. И он долго сидел таким образом под серебристым деревом, запустив пальцы в шелковистую шерсть сеттера.