Жена - девочка.
Глава LXXII. Требуется господин!

Глава LXXII

ТРЕБУЕТСЯ ГОСПОДИН!

Сменив профессию военного на профессию писателя, Майнард не забросил свое новое ремесло после первой книги.

Книга за книгой выходила из-под его пера, и каждая из них упрочивала признание, приобретенное уже после первого литературного опыта.

Некоторые критики, представлявшие молодое направление в прессе, - те немногие мастера слова, кто не признавал традиционных учителей, - смело высказывали свое одобрение: они видели в этих книгах проявление настоящего таланта.

Но критики старшего поколения, основатели «Общества Взаимного Восхищения» - разочарованные во всем, те, кто в любом возрасте и в любой стране готов критиковать искусство и его авторов, - видели в работах Майнарда только «сентиментальные» романы.

Их вдохновением была зависть, а подлинным авторитетом - учитель среднего уровня - редактор журнала, которому они поклонялись, и, стремясь удовлетворить амбиции этого деспота прессы, они пренебрежительно относились к молодому автору.

Было два способа выразить такое пренебрежение. Некоторые из них хранили молчание. Они были более мудрыми, так как молчание критика - самый верный и красноречивый способ осуждения. Они были также мудры и в том, что их слова (точнее, отсутствие слов) не таили в себе никакой опасности противоречия. Прочие говорили, но с насмешкой и презрением. Они нашли выход для своей злобы, используя термины «мелодрама», «беспочвенная выдумка» и прочие банальные фразы, которые, подобно определению «сенсационное», вполне могут быть применены к классическим концепциям автора.

Сколько лучших работ Байрона, Шекспира и Вальтера Скотта могли бы избежать этого ярлыка «сентиментальный роман»?

Они не могли отрицать, что работы Майнарда были довольно популярны и без помощи критиков. Но это было лишь свидетельством развращенного вкуса века!

Но когда существовал век без развращенного вкуса?

Его произведениям не суждено прожить долгую жизнь. В этом критики были уверены!

Но книги Майнарда жили и хорошо продавались, составив полдесятка состояний - если не автора, то тех, кому он неосмотрительно доверил свои тексты.

И они обещали пребывать на книжных полках и далее, если и не в самом расцвете славы, то, конечно, не для того, чтобы просто пылиться там.

И, возможно, наступит такой день, когда все эти критики уйдут в небытие, а произведения Майнарда более не будут считаться просто сентиментальными романами.

Он не думал об этом, когда писал. Но он очень стремился к тому, чтобы его произведения жили долго.

И при всем при этом писательская работа не была самым приятным для него занятием. После бурных молодых лет, заполненных борьбой и поиском опасных приключений, спокойная обстановка кабинета писателя казалась ему слишком неестественной.

Любая новая поездка, многообещающее приключение соблазнили бы его оставить стул писателя и бросить ручку в огонь.

Но ничего этого не случилось, и он продолжал писать и думать при этом о Бланш Вернон.

К своему сожалению, Майнард мог лишь думать о ней, поскольку не осмеливался ей писать. Хотя это и ограничивало его свободу, он не делал этого не столько из опасения нарушить некий запрет, сколько согласно собственному кодексу чести.

Впрочем, это было бы в любом случае невозможно, поскольку он не знал ее адреса. Он слышал, что сэр Джордж Вернон несколько раз отправлялся за границу, и его дочь вместе с ним. Куда именно, Майнард не знал, да и не предпринимал особых усилий выяснить это. Достаточно было того, что - дома или за границей - он был одинаково не допущен в общество того юного создания, образ которого никогда не покидал его мыслей.

В такие времена ему хотелось взяться за саблю, но никакой возможности для этого в ближайшем будущем не предвиделось.

Однажды ночью он вновь размышлял над этим, думая о некоей опасной авантюре, в которую мог бы ввязаться, - и в этот момент раздался стук в дверь, словно провидение пошло навстречу его пожеланиям.

- Войдите!

Это был Розенвельд.

Граф стал жителем Лондона - он вынужден был томиться в бездействии в этом городе из-за отсутствия благоприятных условий для деятельности в других местах.

Некоторой остаток его состояния, все еще не растранжиренного, позволял ему жить безбедно, в то время как его благородный титул позволял ему открывать двери многих знатных людей.

Но он, как и Майнард, жаждал активной жизни и не мог без отвращения ежедневно смотреть на свой меч, бесславно ржавеющий в ножнах!

По тому, как вошел Розенвельд, что-то подсказало Майнарду, что пришло время, когда оба они будут избавлены от вынужденного бездействия. Граф был возбужден и взволнован, он дергал себя за усы, как будто хотел оторвать их.

- Что с тобой, мой дорогой Розенвельд?

- Разве ты не чувствуешь запах пороха?

- Нет, не чувствую.

- Есть признаки того, что его уже подожгли.

- Где?

- В Милане. Там вспыхнула революция. Но у меня совершенно нет времени говорить. Кошут в спешке послал меня за тобой. Он хочет, чтобы ты прибыл немедленно. Итак, ты готов?

- Ты всегда куда-то спешишь, мой дорогой граф. Но если Кошут говорит, ты знаешь мой ответ. Я готов. Мне лишь потребуется надеть шляпу.

- Надевай, и пойдем со мной!

От Портмен Сквер до Сент Джонс Вуд идти всего лишь несколько минут, и двое друзей вскоре шли по Южному Берегу.

Ближе к резиденции Кошута они увидели человека, который стоял с часами в руке у фонарного столба, словно пытался среди ночи узнать, который час.

Они знали, что он притворяется, но не сказали ничего и, продолжая свой путь, вошли в дом.

Кошут был дома и, кроме него, там было еще несколько известных венгров.

- Капитан Майнард! - воскликнул он, выходя из круга друзей и приветствуя вновь прибывшего гостя.

- Взгляните сюда!

Говоря это, он вложил в руку Майнарда лист бумаги.

- Телеграмма! - пробормотал тот, увидев непонятный ему текст.

- Да, - ответил Кошут и начал переводить и разъяснять смысл послания. - Революция вспыхнула в Милане. Это весьма необдуманный шаг, и, я боюсь, она закончится поражением - возможно, разгромом и гибелью людей. Мадзини пошел на это, совершенно проигнорировав мои соображения и пожелания. Мадзини, а также Тюрр^[71] и другие слишком оптимистичны. Они рассчитывают на венгерские полки, размещенные там, а также на воздействие моего имени на них. Джузеппе свободно манипулирует этим, используя мое давнее обращение к ним, написанное в то время, когда я был пленным в Турции. Он использует это послание в Милане, изменив лишь дату. Я не стал бы обвинять его в этом, если бы не был уверен, что это чистое безумие. В Милане есть много австрийских войск в гарнизоне - и, прежде всего, богемские полки, - так что я не думаю, что у нас есть шансы на успех.

- Что вы думаете предпринять, мой губернатор?

- Что касается этого, у меня нет выхода. Игра началась, и я вынужден принять участие в ней во что бы то ни стало. Эта телеграмма - от моего храброго Тюрра, и он полагает, что есть надежда. Есть у нас шансы или нет, но мне необходимо присоединиться к ним.

- Так вы едете туда?

- Как можно скорее - как только смогу туда добраться. Но именно в этом, мой уважаемый друг, и есть проблема. Вот причина, по которой я взял на себя смелость послать за вами.

- Я в полном вашем распоряжении, мой господин. Что я могу сделать для вас?

- Спасибо, мой дорогой капитан! Я не буду тратить лишних слов и скажу сразу, чего я хочу от вас. Единственный способ для меня добраться до Милана - через территорию Франции. Я мог бы двигаться в обход по Средиземноморью, но это заняло бы время. Я буду там слишком поздно. Я должен добраться через Францию, и не иначе.

- И что может помешать вам проехать через Францию?

- Луи Наполеон.

- Да, верно, я не должен был задавать этот вопрос.

- Он был бы рад арестовать меня, и держал бы меня в тюрьме, поскольку моя свобода считается вредной для коронованных заговорщиков. Он стал их доверенным помощником и шпиком. Нет ни одного полицейского, у которого не было бы моего портрета в кармане. Единственный способ для меня проехать через Францию, чтобы не попасть в переделку, - проехать тайно. Именно об этом я и хочу попросить вас.

- Если я стану вашим слугой, камердинером.

Майнард не мог не улыбнуться этой идее. Человек, который стал лидером целой нации, создавшей армию численностью в двести тысяч мужчин-воинов, заставивших задрожать троны Европы, - этот человек будет подобострастно дожидаться его, чистить ему пальто, подавать ему шляпу и упаковывать его портмоне!

- Прежде чем вы дадите ответ, - продолжал экс-диктатор Венгрии, - позвольте мне сказать вам начистоту следующее. Если нас арестуют во Франции, вы вынуждены будете разделить мою долю и попасть в тюрьму, а на австрийской территории ваша шея, как собственно и моя, подвергнется риску попасть в петлю. А теперь скажите, сэр, вы согласны?

Прошло несколько секунд, прежде чем Майнард дал ответ, хотя последние слова Кошута не были поводом для колебаний. Он думал о многих других вещах - и среди них, конечно, о Бланш Вернон.

и свободы.

- Я согласен!

Примечания

71

Иштван Тюрр (1825-1908) - венгерский офицер, участник итальянского национально-освободительного движения и революции 1848-1849 гг. в Германии; принимал участие в Крымской войне в составе турецкой и английской армий. В последние годы жизни был известен как активист движения за мир.