Без пощады!
Глава ХХХII. Бой среди паводка

Без пощады!

Глава ХХХII. БОЙ СРЕДИ ПАВОДКА

Между тем принц Руперт и его эскадрон уже подъезжали к переправе через Северну при Фремилоде. Ближайшая переправа при Уэстбери оказалась настолько неудобной и рискованной по своей близости к Глостеру, что пришлось направиться к другой. Это затягивало и затрудняло путь, но было безопаснее. Ленсфорду пришло в голову соображение, что можно ожидать погони со стороны полковника Уольвейна. Наверное, до него уже донеслась весть о посещении им, Ленсфордом, и принцем Рупертом Холлимида. Получив эту весть, полковник тотчас должен был подняться со своим отрядом на помощь обитателям Холлимида. Побывав же там и увидев только пожарище, зеленая конница форестерцев скачет теперь по следам багряной королевской конницы. Может быть, подумают, что Руперт переправился через разлившуюся Северну при Кэстбери, и захотят сделать то же самое. Но это будет их погибелью: вода в том месте так глубока, стремительность ее так велика, что сунувшиеся в нее сгоряча лошади не в силах будут с ней бороться.

Принц Руперт хотя и послушался доводов Ленсфорда, но с очень тяжелым сердцем решился следовать к другой переправе. Ему хотелось как можно скорее достичь Берклея, где он мог бы укрыться со своими пленниками, а главное - с пленницами. Он тоже был вполне уверен, что за ним погонится полковник Уольвейн, чтобы отбить у него лакомую добычу. К чести этого развращенного немецкого принца нужно сказать, что он далеко не страдал трусостью; напротив, он был одним из храбрейших среди роялистов. Но голова его отяжелела после чересчур усердного возлияния Бахусу за ужином, и ему очень хотелось хорошенько выспаться, вместо того чтобы скакать ночью сломя голову по горам и оврагам, лесам и перелескам, переправляться через разбушевавшиеся реки и ждать встречи с полудикими форестерцами. Все это вовсе не улыбалось принцу, и он сильно нервничал.

Но вот добрались наконец до переправы при Фремилоде, находившейся милях в двух выше уэстберийской. Поскольку переправа должна была занять много времени, принц распорядился оставить на берегу арьергард настолько сильный, чтобы в случае надобности он мог отбить преследователей. Для этого приходилось оставить треть всего отряда. В той трети, которая следовала непосредственно за вождями, находились и холлимидские пленники. Все они, не исключая дам, были закутаны в длинные военные плащи с опущенными на лица капюшонами; это было сделано, чтобы скрыть их от взоров возможных встречных в пути. Пленники сидели на лошадях, которыми сами и управляли, но были так сжаты по сторонам конвоирами, что у них не могло явиться и мысли о побеге.

Начальство над арьергардом было поручено Реджинальду Тревору. Поместившись среди деревьев, спускавшихся с горных высот до самой реки, Тревор мог видеть приближение неприятеля с тыла, не будучи сам им замечен, и это предоставляло ему некоторое преимущество. Он должен был задерживать преследование до последней возможности, а с ним самим и его отрядом будь что будет, лишь бы была достигнута главная цель - благополучная переправа принца и Ленсфорда с пленниками. В случае же отсутствия погони арьергард мог переправляться сам по сигналу со стороны авангарда, когда тот очутится уже в безопасности на противоположном берегу.

Никто из офицеров принца Руперта не был так приспособлен для охраны переправы, как Реджинальд Тревор. Он отлично знал местность, примыкавшую к его родовым владениям, и отличался выдающимся мужеством и стойкостью. Но несчастье принца заключалось в том, что он не знал того, что творится в душе и сердце этого офицера.

А сердце Реджинальда Тревора было очень неспокойно с самого отъезда из Бристоля. Капитан знал, куда и зачем едет принц, и это страшно мучило его. Не менее мучила его и необходимость рекомендовать этого принца той самой девушке, которую он сам, Реджинальд, не переставал любить и которую Руперт намеревался превратить лишь в игрушку своей мимолетной прихоти. Теперь же вдобавок на него была возложена и обязанность помогать высокородному повесе вести эту девушку туда, где она могла лишиться чести и всех надежд своей молодой, цветущей жизни.

Раньше совсем опустившийся в среде роялистов, которая была школой всяческого разврата, Реджинальд в последнее время словно переродился или, вернее, возродился, сделавшись снова таким же чистым, каким был во дни своего юношества в родительском доме. И это чудо совершила любовь к чистой девушке. Неужели же он мог равнодушно присутствовать при позоре этой девушки и даже быть участником и пособником в нанесении ей этого позора?

Стоя на своем посту и следя за переправою авангарда через разлив, он мучился непримиримым противоречием чувств. В нем спорили две обязанности - обязанность честного человека и долг службы, и ему было невыносимо тяжело при таком внутреннем разладе.

Наконец, повинуясь голосу совести, превозмогшему голос службы, он выдвинул свой отряд прямо на берег, вне всякого прикрытия, и отдал приказ держаться на месте и не открывать стрельбу, пока он не скомандует. Потом медленно поехал один назад по только что пройденной дороге и шагах в пятидесяти от места стоянки отряда остановился. Этот маневр показался солдатам странным; но так как они не слыхали распоряжений принца и были твердо уверены в преданности своего капитана королю, то подумали, что он действует по каким-нибудь тактическим соображениям.

Между тем, в сущности, Реджинальд изменился не только с нравственной, но и с политической стороны. Эта перемена была так глубока, что он готов был пасть первым в бою с ожидаемыми преследователями, лишь бы вместе с тем был уничтожен весь конвой принца Руперта, а уводимые им пленники и пленницы были спасены. Приглядевшись поближе к грязной оборотной стороне внешне блестящего роялизма, он почувствовал к нему такое же непреодолимое отвращение, какое побудило и его двоюродного брата Юстеса покинуть роялистов.

Теперь, в особенности за последний день, отвращение это достигло такой непреодолимой силы, что сделало из прежнего ярого роялиста такого же ярого республиканца, мечтавшего о том, как бы сбросить с себя опротивевший ему королевский мундир, которым раньше он так гордился. Он очень жалел о том, что не сделал этого до сих пор, отстав где-нибудь по дороге сюда, например в Мичельдине. Там был удобный случай. Стоило ему войти в первый попавший дом и заявить о своем намерении, его встретили бы с распростертыми объятиями и помогли бы ему присоединиться к парламентским войскам.

Напряженно вслушиваясь, не раздастся ли в ночной тиши шум погони со стороны Уэстбери, Реджинальд молил судьбу, чтобы его страстное желание осуществилось. Как был бы он счастлив, если бы вдруг из-за поворота дороги показался несущийся отряд зеленой конницы и раздался бы ее грозный военный клич: «Бог и парламент!» Только одно это и могло еще спасти Вегу. Но нужно, чтобы это случилось вовремя, немедленно; через какой-нибудь час прекрасная девушка будет уже за крепкими стенами Берклей-Кессля, куда и он должен будет последовать, лишенный всякой возможности помочь несчастной жертве роялистской разнузданности. Там он ценою даже своей жизни не будет в состоянии спасти ее. Да, теперь под очистительными чарами любви к Веге прежний себялюбивый Реджинальд Тревор охотно отдал бы за эту девушку свою жизнь.

Кругом царила глубокая тишина. Шумели только воды, да изредка слышался крик ночной птицы, перепархивавшей в ветвях деревьев. Стучали копыта и бряцали удила лошадей. Шумела в воде переправлявшаяся часть конницы. На далекое же расстояние кругом все было погружено в безмятежный ночной покой.

Так прошло сколько-то времени. Вдруг донесшийся издали смутный гул заставил Реджинальда встрепенуться и более прежнего напрячь слух. Беспрепятственно сиявшая в эту минуту луна ярко освещала красивое и мужественное лицо молодого человека. Посторонний наблюдатель мог бы заметить теперь на этом лице, до сих пор таком печальном, и в его открытых блестящих глазах выражение безумной радости.

Как принц Руперт со своими друзьями опасался погони со стороны Уольвейна, так Реджинальд Тревор желал ее. Он был уверен, что пленницы через кого-нибудь из своих людей или преданных друзей из местного сельского населения да ухитрились сообщить сэру Ричарду о надвинувшейся на них грозной опасности. Получив об этом известие, храбрый полковник, конечно, ни минуты не промедлит и с отрядом сейчас же бросится на помощь к своей невесте и ее сестре. Догадавшись на месте, что принц забрал в плен всю семью Поуэль и, поджегши усадьбу, с этой живой добычей поспешил назад в один из своих городов, сэр Ричард попытается догнать его и отбить у него драгоценную добычу. Иначе не могло быть. И вот теперь эта погоня действительно уже приближается.

Убедившись в том, что не ошибся в своих ожиданиях, Реджинальд вернулся к своим драгунам, но в полной нерешительности: сдаться сразу неприятелю или до конца исполнить принятое на себя обязательство защищать интересы знамени, которому служил столько времени? Заметили и солдаты приближение погони и, приготовив мушкеты, ожидали команды открыть огонь, но ожидали напрасно. Даже тогда, когда зеленая конница была уже совсем близко и по всей окрестности разнесся ее бодрящий клич: «Бог и парламент!» - Реджинальд Тревор молчал и не делал никаких распоряжений к обороне.

Положим, солдаты были довольны бездеятельностью своего начальника. Они видели, что противник во много раз превосходит их своей численностью. Схватиться с таким сильным неприятелем - значило прямо идти на верный и бесславный убой. Поэтому будет гораздо лучше, если начальник крикнет: «Прошу пощады!» - тогда и они охотно присоединят к его голосу свои голоса.

Их желание исполнилось немного спустя, когда оба отряда сошлись лицом к лицу.

Впереди зеленых кавалеристов сэра Ричарда Уольвейна летел Юстес Тревор с обнаженной саблей в руке. Он первый узнал своего кузена в начальнике неприятельского отряда и несся прямо на него. Едва успел обнажить свою саблю Реджинальд, как она с громким лязгом скрестилась с шпагою Юстеса.

- А, наконец-то! - весь дрожа в пылу воинственности вскричал Юстес. - Наконец-то мы встречаемся с оружием в руках и можем выполнить свой уговор. Исполняя его, я кричу вам: «Без пощады!»

- А я, - ответил Реджинальд, - кричу: «Прощу пощады!»

Пораженный этой неожиданностью, Юстес поспешно опустил оружие и спросил:

- Как мне понимать ваши слова, капитан Реджинальд Тревор?

- Понимайте их, капитан Юстес Тревор, в том смысле, что я не служу больше ни принцу, ни королю, а с этой минуты посвящаю себя и свое оружие на службу парламенту, - пояснил Реджинальд.

- О, да благословит тебя Бог, дорогой Редж! - мгновенно переменив свой враждебный тон на сердечный, произнес обрадованный Юстес и протянул кузену руку. - Какое счастье… Я думал, мы будем крошить друг друга, а ты вот как…

- Разве?.. Да ты совсем изменился, Редж, прямо до неузнаваемости! Что такое случилось с тобою?.. Впрочем, теперь не время для таких разговоров…

…

- Вижу. Ну, мы их немножко подзадержим… Ты ведь теперь с нами, Редж?

- Конечно, с вами, Юст. Соединим наши отряды - мой, как заметно, ничего не имеет против этого хотя бы из одного чувства самосохранения, - и марш вслед за разбойниками!

Подоспевший в это время сэр Ричард решил, что лучше хоть для вида обезоружить королевских драгун арьергарда, хотя на его вопрос те заявили, что давно уже думали уйти от короля и только ждали удобного случая сделать это. Сержант Роб Уайльд отобрал у всех красномундирников оружие и поместил их в середине собственного эскадрона. После этого вся объединенная кавалерия бросилась в воду, вдогонку принцу.

Шум новой переправы заставил оглянуться задние ряды передового отряда принца Руперта. Смутно различив в полумраке очертания коней и всадников, драгуны авангарда подумали, что их нагоняют почему-то товарищи арьергарда и крикнули:

Крик этот, передаваемый из ряда в ряд, быстро достиг до слуха принца.

- Бог мой! - вскричал он на своем пестром жаргоне, обернувшись назад. - Что бы это могло значить, полковник? Почему арьергард следует вслед за нами, не дождавшись сигнала с нашей стороны? Как вы думаете?.. Потом, смотрите, разве такое огромное количество людей было оставлено с Тревором?.. Уж не круглоголовые ли это?.. Но как же они тогда могли ускользнуть от внимания арьергарда?

- Едва ли это наши, ваше высочество, - отвечал Ленсфорд, всматриваясь в густые колонны, видимо имевшие намерение следовать за ними по пятам. - Это что-то другое… Можно предположить только, что круглоголовые захватили врасплох Тревора с его отрядом, и притом так ловко, что он не мог оказать никакого сопротивления, и всех наших забрали в плен, а теперь вот хотят преследовать нас.

Пока принц и Ленсфорд с недоумением переговаривались, погоня приближалась; даже стали слышны крики: «Бог и парламент!» До противоположного берега было еще далеко, да и вообще показывать спину настигающему неприятелю не в обычае храбрых людей. Лучше обернуться к врагу лицом и встретить его, как подобает, с оружием в руках.

которой держались обе стороны, так как вокруг этой насыпи вода была еще глубже. Появившаяся в это время луна освещала редкую картину боевой схватки двух кавалерийских отрядов в воде.

Первый же напор зеленомундирников был настолько силен, что роялисты сразу понесли большой урон. Красномундирники один за другим валились с коней, пораженные метким сабельным ударом или пулей. Немного спустя весь отряд принца дрогнул и подался назад. Многие из красномундирных солдат стали искать спасения вплавь.

С обнаженною саблею в руке и кощунственной бранью на устах принц Руперт прокладывал себе путь по расстроенным рядам своих драгун. Рубя направо и налево, он старался пристыдить, устрашить, остановить бегущих. Но тут он вдруг очутился лицом к лицу с человеком, одно имя которого наводило на него, самого храброго бойца, панический ужас, - с сэром Ричардом Уольвейном, с которым ему и пришлось скрестить оружие.

Первый удар сэра Ричарда был ловко отпарирован принцем, но при втором сабля Руперта была выбита у него из руки и, описав в лунном свете широкую сверкающую дугу, с плеском упала в воду. Это был тот же самый прием, которым Уольвейн некогда обезоружил Юстеса Тревора.

С проклятьями Руперт выхватил из кобуры пистолет и направил было его в противника. Но в это время перед ним выросла фигура другого человека, которого ему еще приятнее было бы лишить жизни.

… Получайте же за это достойную награду!

И принц выстрелил, но не в сэра Ричарда, а в Реджинальда Тревора и вышиб его из седла. На смену одному Тревору перед принцем встал другой, стремившийся нанести ему удар в грудь шпагою.

Между тем сэр Ричард увидел Ленсфорда, с которым ему главным образом и хотелось схватиться. Однако трусливый Ленсфорд был не из тех, которые способны держаться стойко при виде явной опасности. Притом он знал, что в искусстве владения оружием он совершенно бессилен по сравнению с Уольвейном. Боясь за свою шкуру, не дорожа своей честью, этот малодушный человек вдруг круто повернул коня и, показав сэру Ричарду спину, исчез среди общей сумятицы. Его примеру последовал и принц, обезоруженный Юстесом Тревором, не успевшим только взять его в плен.

Вообще, красномундирники все до одного или спасались бегством, или просили пощады и сдавались в плен. Часть же их была перебита или утоплена. Храбрые форестерцы подвигались вперед, пока не добрались до пленников принца Руперта, оставленных своими конвоирами среди воды на произвол судьбы.

- Сабрина!.. Ричард!.. Вега!.. Юстес!

«милая» и «милый», «дорогая» и «дорогой». Других разговоров не было. Не время было предаваться дальнейшим излияниям. Сэр Ричард желал доделать начатое Юстесом Тревором - взять в плен принца Руперта, что было бы большою политическою победою, перевешивавшею все личные интересы.

Но этому не суждено было совершиться. Руперт и Ленсфорд уже успели перебраться через паводок и скрыться вдали. Долго еще в их ушах звенели позорные клички и насмешки, которыми их осыпал преследовавший противник. Впрочем, их, этих аристократов-выродков, это мало смущало. Совесть, честь, чувство собственного достоинства - все прекраснейшие человеческие свойства давно уже были потеряны ими в буйных оргиях и диком пьяном разгуле страстей. Они только радовались, видя себя уцелевшими для новых оргий и преступлений.

И немало было совершено еще преступлений принцем Рупертом, хотя ему после описанных событий и не пришлось долго поцарствовать в Бристоле. Этот город вновь подвергся штурму, и на этот раз уже человеком, которому было суждено стать впоследствии законодателем всей Англии и озарить ее светом свободы и блеском истинной славы.

Этот человек был Оливер Кромвель. Когда он, явившись под стенами Бристоля, крикнул: «Сдавайтесь!» - и не голосом человека, сомневающегося в успехе, а голосом твердого, властного требования, принц Руперт немедленно исполнил этот приказ, спасая свою жизнь. Вместе с жизнью великодушный победитель даровал ему свободу и беспрепятственный пропуск из города со всем его имуществом и в сопровождении всех его собутыльников, всякого рода прихлебателей и паразитов.

Одновременно в соседнем Глостере происходило событие еще более приятное для пера бытописателя. Там перед алтарем собора совершалось торжественное бракосочетание четырех любящих пар: Сабрины Поуэль - с полковником Ричардом Уольвейном, Веги Поуэль - с капитаном Юстесом Тревором, Уинифреды - с сержантом Уайльдом и Гуензсианы - с трубачом Губертом. Последняя парочка тоже давно уже тяготела друг к другу, хотя у автора и не было случая указать на это читателю.

в Глостер, он быстро оправился от телесной раны. Сердечная же его рана была настолько глубока, что он едва ли мог надеяться на ее скорое исцеление. Зато он духовно все более и более очищался от наносной грязи и облагораживался. Смирил он себя и владел собою до такой степени, что смог даже оказать честь своему счастливому сопернику-кузену, присутствуя на его свадьбе. В сущности, это было для Реджинальда равносильно принесению самого себя в жертву другому.

она сама навязалась принцу Руперту, но быстро ему надоела, как все предметы его мимолетной прихоти, и была им брошена. После этого она стала улавливать в свои сети других лиц со звонкими титулами и блестящим общественным положением. Раз нельзя было удовлетворить сердце, нужно было удовлетворить хоть тщеславие. Но пока ей не удавалось и это: слишком уж была избалована, своенравна и сварлива эта красавица для того, чтобы надолго привязать к себе даже самого снисходительного к красавицам мужчину.

После свадьбы дочерей мистер Поуэль ликвидировал все свое довольно значительное имение и переселился за океан, в страну истинной свободы, так пышно процветающую теперь под своим звездным знаменем. За ним охотно последовали все его близкие: дочери с мужьями и друзья - сержант Роб Уайльд и трубач Губерт с женами, и даже Прыгун Джек. Дружескими убеждениями всех этих добрых людей, составивших как бы одну тесно сплоченную семью, удалось привлечь в свою среду и Реджинальда Тревора. С большим трудом он заставил себя смотреть на Вегу только как на любимую сестру. После же его годичного пребывания в счастливой Америке судьба сжалилась над ним и послала ему жену в лице прелестного отпрыска других английских поселенцев. Он успокоился и зажил тихой семейной жизнью.

Если бы наши друзья остались на родине, они тоже подверглись бы участи всех истинных борцов за свободу и величие Англии, то есть - беспощадным гонениям и гибели. В надвинувшихся вскоре после их отъезда в Америку кровавых событиях, имевших своим последствием страшнейший из всех позоров - Реставрацию, уцелели только те низкие трусы и предатели, которые вовремя опускались на колени перед так называемым «веселым монархом», Карлом Вторым, и постыдно умоляли это чудовище развращенности о пощаде…

В виде заключения нам осталось сказать несколько слов еще об одном герое, игравшем видную роль в нашем повествовании, - о принце Руперте. Этот герой одно время довольно успешно занимался пиратством в морях Западной Индии, затем был призван Карлом Вторым обратно в Англию. Сделанный там генерал-адмиралом королевского флота и осыпанный всяческими почестями и благами, он достиг глубокой старости и после своей «мирной» кончины был похоронен с особенной пышностью и торжественностью как «лучший и преданнейший друг короля». Хотя он и занимался убийствами и грабежами, но все-таки был отпрыском королевской крови…