Голубой Дик.
Глава V. Предатель

Голубой Дик

Глава V. ПРЕДАТЕЛЬ

Молодой индейский вождь только тогда понял, что означал услышанный им вой, когда тот троекратно повторился почти возле него. Оглянувшись, вождь увидел на некотором расстоянии от себя человека, испускавшего точь-в-точь такие же звуки, какие доносились с того места, откуда приближался всадник.

Очевидно, волчий вой был сигналом, условленным между часовыми индейского лагеря и тем, кого ожидали. Вождь же не был почему-то предупрежден об этом сигнале, поэтому и заподозрил неладное.

Через несколько минут всадник приблизился настолько, что его можно было легко рассмотреть. Он был одет по-европейски, но лицо его носило отпечаток характерного индейского типа. Обменявшись на скаку несколькими словами с передовым часовым, он круто осадил своего взмыленного коня перед самым вождем.

- Вабога не точен в своем слове: он опоздал на свидание, - с легким упреком произнес по-индейски вождь. - Теперь уже за полночь, а Вабога знает, что мы должны напасть на переселенцев до восхода солнца.

- Желтый вождь напрасно беспокоится о времени, - спокойно возразил на том же языке индеец. - По совету Вабоги бледнолицые остановились на ночь неподалеку отсюда. Вабога опоздал не по своей вине.

- А по чьей же?

- Бледнолицые стали подозревать, что у Вабоги два языка и держали его в плену своими глазами. Вабога едва мог уйти. Вчера утром бледнолицым встретились по пути в форт Сен-Врэ трапперы и пробыли в лагере переселенцев до полудня. Уши Вабоги не слыхали, что говорили между собой бледнолицые, но только после этого его окружили зорким надзором.

- Кто такие были эти трапперы?

- Вабога их не знает.

- Жаль! Я бы отплатил им за то, что они вмешались не в свое дело!

- Следовало бы. Языки у трапперов длинные и ядовитые.

- Каким же образом переселенцы согласились остановиться на месте, которое выбрал Вабога, если они перестали доверять ему?

- Вабога тоже имеет язык и хорошо им работает. Бледнолицые последовали его совету, надеясь, в случае чего, на свои глаза.

- Где их стоянка?

- Там, где приказал желтый вождь, - на берегу реки.

- Сколько туда езды отсюда?

- Час, если ехать с осторожностью, и не более получаса, если нестись во весь карьер.

- Хорошо. А сколько их всех?

- Чернокожие в счет не идут. Говори мне только о бледнолицых.

- Начальник каравана - человек лет шестидесяти. Раньше он был плантатором. Вабога хорошо знал его. Он помнит этого бледнолицого с того времени, когда играл маленьким на другом берегу большой реки, в прекрасной стране своих предков, из которой его выгнали бледнолицые.

- Плантатор с семейством или один?

- При нем сын лет двадцати четырех, такой же негодяй, как он сам, и дочь, не похожая ни на отца, ни на брата. Это настоящая женщина: прекрасная, как степной цветок, и добрая, как солнце, которое всех освещает и согревает.

«Я не ошибся: это она! Час мести наконец пробил!» - сказал про себя вождь.

Глаза его сверкнули радостью, а по губам пробежала торжествующая улыбка.

- А кто остальные их спутники? Или, по крайней мере, каковы они на вид? - продолжал он вслух прежним деловым тоном.

- Есть еще высокий силач, лет под пятьдесят. Он нечто вроде помощника начальника каравана. Сердце у него жесткое, как у плантатора, он все время бьет длинным бичом негров, которые не могут поспевать за повозками.

- Узнаю этого человека по твоему описанию. Если это тот самый, то и ему несдобровать.

- Остальные шесть…

- Этих можешь не описывать. Скажи только, как они вооружены и нужно ли ждать от них сильного сопротивления?

- Оружие у них есть, но не думаю, чтобы они оказали сильное сопротивление.

- Хорошо. А как полагаешь, Вабога, есть надежда забрать их живыми?

- Всех?

- Главным образом, первых четырех?

- Думаю, что это будет не трудно.

- Отлично. Больше мне ничего не нужно знать, - произнес вождь и, возвысив голос, крикнул своим спутникам, из которых некоторые уже не спали: - Поднимайтесь - и в путь! Хоктав (название племени, к которому принадлежал Вабога) проведет нас к месту, где мы можем рассчитывать на хорошую добычу.

Пока воины один за другим вставали, собирали свои плащи и оружие и седлали лошадей, слуга вождя привел ему коня, накинул на плечи молодого человека мантию и помог ему вскочить в стремя.

Не прошло и десяти минут, как весь отряд индейских воинов был уже на лошадях и покинул свой лагерь.

Самому образцовому кавалерийскому отряду понадобилось бы на это вдвое больше времени.

Место для стоянки, хотя и было выбрано предателем, но заслужило полное одобрение переселенцев; оно находилось в подковообразном загибе реки, окружавшей его, таким образом, с трех сторон.

Трава здесь была густая и высокая и такая ровная, точно ее постоянно подстригали. Река в этом месте была не широка, но зато довольно глубока; берега ее отличались такой крутизною, что казалось невозможным высадиться на них.

Вообще, более удобного места для стоянки нельзя было и подыскать, тем более что самое пространство, окруженное водою, было невелико, а потому очень удобно для защиты.

В сущности, Вабога несколько преувеличивал, говоря индейскому вождю, что переселенцы не доверяют ему. У них не было причин не доверять. До сих пор он вел их хорошо, и у них на виду были уже Скалистые горы, за которыми кончалась всякая опасность.

Да и что он мог бы сделать им? Предать их шайке дикарей? Но с какою целью? Ведь он принадлежал к племени хоктавов, а это племя никогда не выказывало вражды к белым. К тому же то обстоятельство, что проводник так бегло говорил по-английски, доказывало, что он провел большую часть своей жизни среди белых и близко сошелся с ними.

Да и самое место стоянки он им выбрал такое удобное и безопасное, что трудно было заподозрить злой умысел.

Хотя трапперы настойчиво и уверяли, что хоктав человек подозрительный, но переселенцы не придавали значения их словам: они были уверены, что это внушено трапперами предубеждением против индейцев вообще или профессиональною завистью, потому что Вабога был прекрасным охотником. Могло быть и так, что трапперы просто захотели попугать переселенцев, чтобы потом посмеяться над ними.

Один только Снивели сомневался в честности Вабоги. Проводник жил, так же как сам Снивели и его спутники, во внутренних равнинах Миссисипи, а это бывшему надсмотрщику плантации казалось плохой рекомендацией для человека.

Кроме того, Снивели находил странным, почему Вабога посоветовал устроить ночную стоянку в стороне от караванного пути, на котором все-таки было бы безопаснее.

Бывший надсмотрщик сообщил некоторым из спутников свои подозрения, но те возразили ему, что он напрасно беспокоится; у хоктава не могло быть никакого интереса предавать их, потому что ему обещана довольно значительная награда, если он благополучно доведет их до Скалистых гор. Притом он во все время пути не подавал ни малейшего повода к подозрению.

Снивели замолчал, но внутренне дал себе слово бдительно следить за индейцем, в особенности ночью. И действительно, Снивели дольше всех не спал в эту ночь, почему Вабога, отлично видевший это, и не мог вовремя удалиться из лагеря. Однако в полночь усталость взяла свое: заснул и Снивели. Удостоверившись, что бывший надсмотрщик не притворялся, а действительно заснул, индеец подкрался к одной из лошадей, пасшихся посреди загона, и осторожно отвязал ее. Отведя лошадь на некоторое расстояние от лагеря, он вскочил на нее и быстро умчался.

Шум быстроводной реки заглушал лошадиный топот, никто ничего не заметил. Тем не менее почти перед самым утром простой случай открыл исчезновение проводника.

Лошадь, которую взял Вабога, имела жеребенка. Последний спал, когда мать была вынуждена покинуть его. Часа через два жеребенок проснулся и, не найдя возле себя матери, принялся так ржать и бегать взад и вперед по загороженному месту, что разбудил одного из переселенцев. Тот вскочил и, сообразив в чем дело, разбудил своих спутников.

- Вставайте! - крикнул он. - Индеец исчез вместе с лошадью!

Этих слов было достаточно, чтобы всполошить весь лагерь.

В первую минуту все растерялись и не знали, что предпринять. Женщины и дети подняли плач и вой, которому усердно вторили негры, как угорелые метавшиеся без всякой цели по лагерю.

Один Снивели не потерял хладнокровия. Успокоив кое-как своих спутников, он посоветовал им приготовиться на всякий случай к защите.

плотную темную массу, быстро приближавшуюся к ним. В то же время слышался топот множества лошадиных копыт.

Не было никакого сомнения, что это мчался отряд всадников, но кто они: друзья или враги? Определить это было непросто из-за ночной темноты, слабо освещавшейся заходившей уже луной.

Но вот раздался дикий военный клич индейцев, и пораженные ужасом переселенцы поняли все: на них напали дикари, очевидно приведенные хоктавом.

Снивели и несколько из наиболее храбрых его спутников приготовились к защите, надеясь на свое оружие. Однако им не пришлось пустить его в ход. Не успели они стать в боевой порядок, как толпа индейцев, нахлынув бурным потоком, прорвала баррикаду и мгновенно окружила переселенцев со всех сторон. Это не трудно было сделать, потому что индейцы напали именно с той стороны, где был свободный проход, а с остальных трех находилась вода, и переселенцы оказались запертыми в западне.

Негры спрятались под фургоном и, зарывшись там в траву, жалобно выли.

Взошедшее солнце осветило ужасную картину. Такие картины в прежнее время часто повторялись в американских прериях. Фургоны переселенцев были разбиты, и все, что в них находилось, в беспорядке валялось на земле. Лошади и быки стояли связанными вместе и, точно понимая постигшее их хозяев несчастье, дрожали, оставляя без внимания сочную траву, расстилавшуюся под их ногами. Посреди этого хаоса лежали убитые и оскальпированные белые и крепко связанные негры; последние не издавали ни одного звука и не двигались.

Такова была картина, которую представлял лагерь переселенцев после того, как в нем побывали индейцы под предводительством Желтого вождя.