| Автор: | Рид Т. М., год: 1858 |
| Категории: | Приключения, Роман |
ГЛАВА XXXVIII
Трудно описать волнение, овладевшее моей душой. Я избежал лишь немедленной казни, которую отложили, но смерть моя была все же делом решенным. Встретить какое-нибудь судно было так мало шансов, что мне не оставалось ни малейшего проблеска надежды.
Все старания Бена были бесполезны. Наступит день, а так как было достоверно, что мы не встретим судна, то покровителю моему придется сдержать слово, данное моим палачам. Я испытывал то же чувство, какое испытывает приговоренный к казни, час исполнения которой ему известен, с той разницей, что я не знал за собой никакого преступления и умирал невинным.
Вы поймете, конечно, что я не мог закрыть глаз. Да и кто может спать, зная ужасную судьбу, ожидающую его при пробуждении? С какой тоской думал я о своей семье и своих друзьях в Англии, которых я не увижу больше! Как упрекал я себя за то, что ради страсти к морю ушел из родительского дома!
Завтра ранним утром, когда взойдет солнце, меня зарежут, не дав возможности защитить себя, и смерть моя останется неизвестной. Палачи мои, надо полагать, недолго переживут меня, а те из них, которым удастся, быть может, спастись, никому не откроют тайны моей трагической судьбы. Никто не услышит обо мне; все те, кого я люблю, не будут знать о моей печальной участи. Так, впрочем, лучше... Но какая ужасная судьба!
Мы с Беном Брасом по-прежнему оставались на нашем маленьком плоту; мы лежали так близко друг к другу, что соприкасались плечами. Он мог шепнуть мне на ухо все, что хотел, и никто не услышал бы его; но он был погружен в какие-то глубокие размышления и не хотел, по-видимому, нарушать молчания, а потому и я не говорил с ним.
Наступила ночь, обещающая быть очень темной; к вечеру на горизонте показались густые тучи, и хотя море было еще покойно, видно было, что оно скоро изменится. После захода солнца тучи эти поднялись выше, заволокли собою небосклон и луну таким густым покровом, что она совершенно скрылась из наших глаз. Море не искрилось больше вокруг нас, как в предыдущие ночи; тучи, отражаясь в нем, придавали ему мрачный оттенок, вполне гармонирующий с моими печальными мыслями.
Я указал своему товарищу на перемену, совершившуюся в атмосфере, и сказал ему, что нахожу ночь слишком темной.
-- Тем лучше, дитя мое! - кратко отвечал он мне и снова погрузился в прежнее молчание.
Я долго ломал себе голову над его ответом.
"Тем лучше! - повторял я про себя. - Что он хотел этим сказать? К чему хорошему может служить такая темнота? Какую пользу может он извлечь из нее? Мрак не может же привлечь к нам суда, солнце взойдет, и я должен буду умереть. Что значат эти слова Бена Браса и почему он так ответил мне? Не с намерением ли ободрить меня, внушить мне надежду?.. С той минуты, когда он добился отсрочки для меня, он не сказал ни единого слова. К чему?.. Он не мог ни утешить меня, ни облегчить моих страданий, а между тем он сказал:"Тем лучше"".
Я хотел уже спросить его, что он подразумевал под этим, но в ту минуту, когда я хотел обратиться к нему, он отвернулся от меня, и я не мог больше говорить с ним так, чтобы никто не слышал нас. Благоразумнее всего было молчать, и я решил подождать более благоприятной минуты, чтобы спросить его относительно ответа, которого я не понимал.
Темнота стала до того непроницаемой, что я с трудом различал своего друга, находившегося подле меня; даже большой плот казался мне какой-то бесформенной массой, белый парус которого смутно выделялся на черном фоне неба. Несмотря, однако, на эту темноту, мне показалось, что я вижу нож в руках Бена Браса и что он держит его так, как человек, собирающийся пустить его в ход. Но каково было его намерение?
Вдруг мне пришло в голову, что он что-то подозревает, что он не доверяет моим палачам и боится, что они не захотят ждать утра для исполнения своего гнусного решения. Опасаясь нападения с их стороны, он разместился между ними и мною таким образом, что ему можно было защитить меня, если они вздумают нарушить свое слово.
Как я уже говорил раньше, мы с Беном лежали на тех же досках, на которых находились в момент отплытия от "Пандоры"; они были привязаны к большому плоту сзади, то есть когда ветер гнал его, мы плыли позади. Фигура покровителя моего была обращена в сторону матросов; мне показалось, что он не лежит, а сидит на корточках и ищет что-то. Как бы там ни было, но пробраться ко мне нельзя было, не перешагнув через его тело, и я предположил, что с этим именно намерением он и принял такое положение.
Усиливалась не одна только темнота, а вместе с ней усиливался и ветер, поднявшийся в тот же самый час, как и в предыдущую ночь. Плот быстро скользил по морю, и по шуму, производимому им, можно было судить о скорости его хода. Погруженный в какое-то оцепенение, прислушивался я к этому однообразному шуму, который мешал мне думать о чем-нибудь, когда я был поражен одним обстоятельством, которое сразу вывело меня из моего оцепенения; плеск воды становился глуше, а шум все тише и тише и, наконец, совершенно прекратился. Я предположил, что упал парус, так как ветер продолжался, а плот, между тем, не двигался больше.
Я с удвоенным вниманием стал прислушиваться и к великому удивлению своему услышал шум, производимый плотом, но только в отдалении. Я хотел спросить своего спутника о причине такого явления, когда по морю пронесся бешеный крик, а за ним смешанный гул раздраженных голосов.
--Спасены! - вскрикнул я, вскакивая от волнения. - Спасены! К нам приближается судно, не правда ли?
-- Да, мы спасены, дитя мое, но только от этих негодяев! - отвечал мне голос Бена Браса. - Ветер угнал их от нас и, пока он дует, нам нечего бояться их.
сажен от того места, где мы стояли. Среди тьмы, окружавшей нас, матросы не заметили действий Бена; но в конце концов они все-таки, вероятно, распознали, что мы отделились от них, и вот тогда-то разразились они криками и угрозами, которые достигли нашего слуха.
-- Не бойся ничего, они не могут напасть на нас, - сказал мой покровитель. - Вздумай они даже догнать нас, когда ветер утихнет, то и тогда это им не удастся, потому что их грузной махине не поспеть за нашим плотом. Но так как нам следует увеличить расстояние, существующее между нами и этими бандитами, то вот, дитя, возьми это, греби и не теряй мужества.
Не знаю, каким образом удалось Бену достать два весла, взятые им, вероятно, с большого плота; он дал мне одно, а сам взял другое, и мы, держа путь в сторону, противоположную от матросов, то есть против ветра, гребли всю ночь, не переставая. Мы остановились отдохнуть только когда начало рассветать; мы осматривались кругом, надеясь увидеть какой-нибудь парус. Но, увы, взоры наши ничего не различали; кругом нас было лишь пустынное море, даже плот скрылся совершенно из виду. Мы были одни!
в Англию, где мы увидели всех, кого любим. Но я не хочу утомлять вас этими подробностями. Достаточно сказать вам, что мы спаслись; не случись этого, мог бы я разве рассказать вам всю эту историю?
Да, мы живы до сих пор, Бен Брас и я. Мы остались моряками и плаваем по морям, но не под командой такого чудовища, каким был продавец невольников. Мы оба теперь капитаны. Я служу на судне, принадлежащем Ост-Индской Компании, а друг мой на коммерческом судне, таком же красивом, каким была "Пандора", и состоит в числе совладельцев этого судна.
раз, когда он возвращается домой, он откладывает значительную сумму в банк. Я радуюсь его удачам, да и вы, читатель, надеюсь, порадуется за моего превосходного друга.
Что касается людей из экипажа "Пандоры", то ни один из этих разбойников, ни в гичке, ни на плоту, не увидел больше берега; все они погибли, и ни одна рука не поддержала их в последний час, ни одна слеза не была пролита в их воспоминание. Бог один только видел их агонию, и когда судно, встретившее плот, приблизилось к нему, чтобы спасти несчастных, они не существовали больше. Жертвы их были отмщены!