Оцеола вождь семинолов.
Глава XI

ГЛАВА XI

Невеселые мысли наполняли мою голову. Роль, которую начальство заставляло меня играть, была мне глубоко противна.

Вместо удовольствия при встрече с другом юности, я испытал мучительный стыд за себя и за своих единоплеменников, придумавших такую гнусную измену против такого честного противника. И я сам должен был служить орудием этой измены. Сердце мое сжималось грустью и негодованием. Первые шаги моей военной карьеры были таковы, что могли отбить охоту продолжать ее. Мне стала положительно противна вся эта война, все мое начальство, военное и штатское, столь же жадное и трусливое, сколь и хвастливое.

Я уселся на камень у берега и стал смотреть в воду бассейна, половина которого была ярко освещена лучами луны, тогда как другая постепенно темнела, по мере того, как удлинялись тени высоких деревьев, росших на противоположном берегу.

Стройная группа пальм, ясно вырисовывающаяся в водном зеркале, привлекла мое внимание. Машинально принялся я высчитывать расстояние, отделяющее меня от холма, на котором росли эти пальмы, как вдруг между тонкими стволами в прозрачной воде показалась белая тень, медленно двигавшаяся по направлению к берегу. Несмотря на дрожащий лунный свет и на колышущиеся струи, я сразу узнал в этой фигуре женщину, одетую в длинное белое платье.

Я подумал, что какая-нибудь индианка направляется к бассейну, и переменил место, чтобы не испугать ее внезапным появлением. Но в короткое мгновение, которое понадобилось мне для того, чтобы обойти вокруг громадного дуба и, спрятавшись за его стволом, поместиться так, чтобы видеть водное зеркало с другого пункта, белая фигура уже исчезла, и я тщетно искал ее среди темных силуэтов деревьев.

Неожиданное появление этой женщины здесь, в уединении леса, почему-то возбудило мое любопытство, даже больше - оно сильно взволновало меня. Бог весть почему, мне пришла в голову мысль о возможности увидеть здесь сию минуту ту единственную женщину, о которой я мечтал до сих пор, и это нелепое и смешное предположение заставило забиться мое сердце так сильно, что я на мгновение почти лишился чувств.

Когда я открыл глаза, передо мной действительно стояла женщина, и даже индианка, но увы! - не та, о которой я мечтал.

Это была женщина лет тридцати, величественного роста и красивого сложения, с длинными, распущенными косами, падавшими на ее белую шерстяную юбку почти до земли. Черты ее лица были правильны и красивы, но горе преждевременно состарило ее, прорезав глубокими морщинами высокий лоб и смуглые щеки. Особенно грустно было глядеть на ее глаза. Большие, прекрасные, бархатные глаза горели каким-то лихорадочным блеском, поминутно меняя выражение, но чаще всего вовсе лишенные всякого выражения. В этих безумных, глубоко впавших глазах отражалась вся грустная история этой несчастной женщины, трагическая судьба которой была мне прекрасно известна. Да и кто во всей Флориде не знал истории Гадж-Евы, сумасшедшей королевы микозонов!

Теперь, как и всегда, вокруг шеи безумной обвивалась громадная гремучая змея, ласково спрятавшая свою ужасную голову на ее обнаженные груди. Другая, такая же змея, только еще большего роста, служила поясом на белой тунике Гадж-Евы, которая нежно гладила холодную, скользкую шкуру ядовитого пресмыкающегося.

Зная Гадж-Еву, я не испугался ее любимцев, уверенный, что она не допустит их броситься ни на кого... кроме своих врагов. Этим действительно плохо пришлось бы от страшных охранников безумной, чешуя которых сверкала в лучах луны, подобно оксидированному серебру.

-- Гадж-Ева, это вы? - спросил я бедную безумную.

Она удивленно оглянулась.

-- Это ты, Жорж Рандольф? Какими судьбами очутился ты здесь? И как мог ты узнать несчастную Еву?

-- Я узнал вас потому, что всем сердцем сочувствую вашему горю. Но вы-то что здесь делаете?

-- Я шла в вашу крепость... К тебе, молодой вождь белых воинов.

Я удивленно взглянул на безумную, не понимая, что ей нужно было от меня.

-- Вы искали меня, Гадж-Ева? Но зачем?

-- Чтобы спасти тебе жизнь, Рандольф, - с глубоким убеждением ответила она. - Не смотри на меня с недоверием. Я хочу спасти твою молодую, счастливую жизнь, потому что жизнь хороша для всех... кроме бедной Евы...--докончила она с горьким вздохом.

-- Вы хотите спасти мне жизнь? - с недоумением повторил я.

-- Да, молодой белый вождь. Я решила сохранить твою жизнь потому, что эта жизнь драгоценна не для одного тебя, но и для той, которая тебя любит, которая ночи не спит в мечтах о тебе... О да, твоя жизнь драгоценна, и я обещала спасти ее... Увы, увы... Была другая молодая жизнь... Она была мне также драгоценна... это было так давно!.. Но, постой... Я что-то позабыла... Ведь я зачем-то пришла сюда, что-то хотела сказать тебе, Рандольф. Но что? О, кто избавит меня от этой мучительной боли здесь! - она сжала обеими руками свою голову, с невыразимым выражением страдания на лице. - Вспомнила! - внезапно радостно воскликнула она. - Вспомнила, зачем я тебя разыскивала, Жорж Рандольф. Тебе грозит опасность, молодой вождь белых воинов. Да, да, страшная опасность. Поверь бедной Еве и оставайся за стенами твоей крепости, не покидай своих белых товарищей, не выходи в лес... Твоя жизнь в опасности...

Все это безумная произнесла с таким убеждением, что я невольно поверил ей. Тем более вероятным показались мне ее слова, что я еще не успел позабыть странный выстрел, направленный, очевидно, в меня привидением или воскресшим Желтым Жаком... Как знать, быть может, эта бедная женщина, вечно бродящая по лесам, знает кое-что об этом воскресении, - или об этом призраке, посылающем пули в спящих людей? Быть может, она действительно захотела спасти меня от угрожающей опасности? Я решил попытаться выведать от нее все, что она знала или предполагала, и потому проговорил с видом недоверия.

-- Вы ошибаетесь, Гадж-Ева, говоря о какой-то опасности, угрожающей моей жизни. Кому может понадобиться смерть неизвестного офицера, никому не мешающего и не имеющего врагов?

-- Ты ошибаешься, молодой вождь. Говорю тебе, что у тебя есть враги, страшные и непримиримые враги, решившиеся убить тебя во что бы то ни стало.

-- Но я никогда не причинял зла краснокожим!

краснокожих, а белых. Они хотят убить тебя.

-- Но кто же, кто, Ева? У меня нет врагов и среди белых. Никто не обвинит меня в жестокости, несправедливости или в обиде. За что же ненавидеть меня?

-- Бедный Рандольф! Ты рассуждаешь подобно кроткой лани, не понимающей чувств и похотей кровожадных волков, жаждущих ее мяса. Разве тигру нужен предлог, разве разбойнику нужна причина для своего злодеяния? Есть люди, ненавидящие тебя без всякой причины и жаждущие убить тебя, хотя ты и не сделал им ничего дурного.

-- Кто же эти враги, Ева?

-- Не спрашивай меня, дитя мое. Я не могу сказать тебе всего, что надо, потому что время не терпит. Раз ты еще здесь, то опасность так близка, что я уже не успею рассказать тебе, откуда грозит смерть, как она окажется за твоей спиной. Одно могу сказать: беги к себе, в крепость! Это единственное средство спастись от рук убийц, охотящихся за тобой, как тигр за робкой ланью.

-- Но у меня здесь дело, Гадж-Ева. Я не могу и не имею права уйти отсюда раньше заката луны. Я дал слово оставаться здесь и не могу нарушить его.

-- Но ведь они сейчас будут здесь!.. Как же спасти тебя, несчастный?.. Смотри, - внезапно прошептала безумная, схватив мою руку, - смотри, вот они.

Я увидал, как на холме, между стройными стволами пальм, появились четыре темные мужские фигуры, осторожно спускавшиеся к бассейну.

-- Это они! - проговорила безумная, к которой на минуту вернулось сознание. - Теперь поздно бежать!.. Сражаться же одному с четырьмя невозможно. Остается одно: обмануть злодеев и перехитрить хитрецов! Скорей, влезай на это дерево, Рандольф, и спрячься в ветвях. Главное, не шевелись, пока я не вернусь и не окликну тебя!

Почти насильно схватила она меня за плечи и толкнула к громадному вековому дубу, в вечнозеленых ветвях которого могли бы спрятаться два десятка человек. Признаюсь, я повиновался почти бессознательно, не имея времени обдумать свое положение.

Не успел я исчезнуть в непроницаемой листве, как моя спасительница скрылась из виду с быстротой, поистине волшебной. В ту же минуту силуэты четырех мужчин показались среди деревьев на прогалинке, залитой лунным светом, хотя еще так далеко, что я не мог различить их лиц.

Не без беспокойства ожидал я приближения этих неизвестных. А что если они окажутся не таинственными убийцами, а просто-напросто нашими краснокожими союзниками, явившимися по уговору с ответом? Что подумают они, не найдя меня на месте свидания?

Я уже почти решился слезть с дерева, чтобы не оказаться в смешном положении, как вдруг вспомнил, что по уговору должны были прийти только два вождя. Здесь же оказалось четыре человека. Правда, краснокожие могли захватить с собой двух единомышленников, но, с другой стороны, и Гадж-Ева могла говорить правду. Слишком уверенно выражалась она и слишком хорошо гармонировали ее слова с происшествиями последних дней. Нет, решительно, лучше переждать на дереве...

Странная сцена, разыгравшаяся передо мной, наполнила мою душу ужасом. В эту ночь я узнал, какую бездну злобы может содержать человеческое сердце. Четыре дьявола в образе человеческом собрались здесь. Я узнал бледную обрюзгшую физиономию Ареуса Кингольда, затем мрачные черты Спенса и широкое грубое лицо Вильямса. Но кто же был четвертый? Боже мой, не сон ли это? Не с ума ли я сошел?.. Но нет, это он, мой бывший невольник, мулат, прозванный Желтым Жаком. Он даже не изменился, только немного пополнел и обрюзг. Но каким чудом очутился он здесь?

Итак, Черный Жак был прав, утверждая, что видел мулата, целившегося в меня. Теперь мне стал понятен суеверный страх слуги, принявшего нашего врага за привидение. Да и многое стало мне понятным, начиная от странного поведения Кингольдов за офицерским столом во время моего рассказа и кончая выражением их лиц, когда разговор коснулся приговоренного к смерти мулата. С вершины своего дуба я видел спасшегося убийцу вместе с тремя белыми негодяями, так яростно кричавшими в то ужасное утро казни: "В огонь его!.. В огонь злодея!"

Все это было настолько странно, что я не сразу мог прийти в себя. Когда слух мой изощрился, и я стал разбирать каждое слово, произносимое заговорщиками, то мне сразу ясно стало, что бедная безумная была права, утверждая, что моя жизнь в опасности.

-- Что это значит? Его нет здесь? - вскрикнул Ареус сердитым голосом, осматриваясь кругом. - Куда же он делся?

По ответу Вильямса я сразу узнал, что разыскивали меня и никого другого.

-- Уверены ли вы, Кингольд, что этот Рандольф не возвратился в форт вместе с генералом?

-- Совершенно уверен. Я стоял у ворот, когда они входили, и не мог пропустить никого из переступивших через порог маленькой калитки.

-- Но, может быть, он ушел отсюда одновременно с остальными и только отправился почему-либо другой дорогой, или зашел куда-нибудь, не доходя до форта?

-- Мы поступили как дураки! - злобно крикнул Кингольд. - Надо было заблаговременно спрятаться поблизости и узнать, что они тут затевали. Вы, кажется, говорили нам, Жак, что пришли из лагеря краснокожих?.. Скажите, не мог ли кто-нибудь из семинолов опередить вас и предупредить его.

Знакомый голос нашего дровосека заставил меня вздрогнуть, уничтожая последнюю тень сомнения.

--Мистер Ареус, - говорил мулат подобострастным голосом, - ручаюсь вам за то, что мимо меня не могла проскользнуть даже кошка. Я прекрасно видел двух вождей, направляющихся отсюда к лагерю, но они не видели меня, так ловко притаился я между пальмами...

-- Но куда же в таком случае девался этот проклятый Рандольф? - сердито ворчал Кингольд. - Ведь он должен был оставаться здесь, чтобы ожидать ответа краснокожих вождей. Положим, у него могли быть причины пробраться потихоньку в лагерь семинолов... Но как мог он пройти туда, не будучи вами замечен, Жак?

-- А разве не мог он пройти другой дорогой, перерезав долину? - спросил Спенс.

Вильямс грубо расхохотался.

-- Не беспокойтесь, Кингольд. Во время войны нетрудно будет найти подходящий случай убить человека, мешающего нам!

-- Да такой случай и подстроить можно будет, - пояснил Спенс. - Но, что правда, то правда. Жаль, что опоздали сегодня. Для Жака это был незаменимый случай. Он мог его ухлопать самым спокойным образом. А это-то и важно. Ни вы, ни я, ни тем более Кингольд, не можем открыто вмешаться в эту историю, не рискуя веревкой. Жак же ровно ничем не рискует. Потому что с мертвого взять нечего. Иной раз, Жак, бывает выгодно считаться мертвым.

Мулат рассмеялся, показывая свои белые зубы.

-- Не огорчайтесь, мистер Кингольд. Мы скоро поймаем вашего врага в хорошенькую ловушку. Положитесь на меня. Досадно, конечно, что я промахнулся вчера. Но ружье у меня было плохое. Теперь же вы дали мне такой прекрасный карабин, что я из него ласточку налету убью, не только этого офицеришку.

-- Постойте, Жак. Быть может, еще можно поправить сегодняшнюю ошибку. Так или иначе, он все же должен будет вернуться сегодня ночью в форт. Генерал ведь ждет от него ответа. Так вот, мне кажется, что во время этого возвращения с молодым человеком может случиться несчастье. Ответ ему принесут после заката луны. Переходить равнину ему придется в темноте. Отчего бы ему во время этого путешествия не наткнуться на нож?.. Что вы об этом думаете, друг Жак?

-- Прекрасная мысль, мистер Кингольд. Я вполне понял, и вполне одобряю ваш план.

-- И воспользуетесь случаем?..

-- Постараюсь. Дело интересует меня не меньше, чем вас, мистер Ареус. У меня ведь старые счеты с семейством Рандольф. Начать можно с сына и наследника, а там дойдет очередь и до женщин...

--Не увлекайтесь, Жак, - перебил его Кингольд строгим голосом. - Не забывайте нашего условия. Молодая принадлежит мне. Никто не должен коснуться волоска ее золотой головки. Зато предоставляю вам всех остальных обитателей плантации, не исключая моей будущей тещи.

Я вздрогнул от негодования, услышав эти слова! И этого человека мои родители принимали как равного, как приятного гостя?.. Возмутительное открытие совершенно ошеломило меня. Несколько минут я ничего не слышал, поглощенный негодованием и страхом за дорогих мне женщин.

Наконец заговорщики удалились по направлению к форту, оставляя меня положительно ошеломленным всем слышанным.

Голос безумной королевы вывел меня из моего оцепенения.

-- Слезай, вождь белых солдат. Злодеи далеко. Ты можешь сойти с дерева, не боясь опасности.

Я повиновался приглашению и скоро стоял возле бедной безумной.

-- Ну что, теперь ты мне веришь? - спросила она. - Теперь ты сам убедился в том, что у тебя четыре врага, и знаешь, как велика их ненависть.

-- Ева, вы спасли мне жизнь! Как благодарить вас? - проговорил я, удерживая ее руку в своей.

Этим ты отблагодаришь меня.

-- Клянусь вам, Ева, что отныне каждый краснокожий будет мне другом. Конечно, мы вынуждены будем сражаться с твоим народом, Гадж-Ева, но вне поля сражения я никогда не подыму руку на индейца, и всегда буду стараться защищать каждого от несправедливостей и притеснений белых.

-- Хорошо. Тогда я останусь тебе другом, я и мой король змей. Но горе тебе, если ты окажешься лукавым обманщиком, каким оказался другой белый... Тогда краснокожая девушка проклянет тебя, а мой король убьет тебя своим жалом. Не правда ли, мой король? - обратилась она к своей змее, которая сверкнула глазами и выставила ядовитые зубы...

Я невольно отвернулся от страшного пресмыкающегося.

-- Зачем ты угрожаешь мне, Ева? Я не дал тебе ни малейшего повода сомневаться в моих словах...

-- Да ведь я же не могу уйти, Ева. Я должен исполнить свое обещание и дождаться ответа.

--Какого ответа? Ах, догадываюсь. Ну, если ты ждешь ответа от этих людей, то вот они...

Наши союзники принесли мне известие, приятное для генерала. Мико снял свои палатки и отправился домой. Наш политик мог торжествовать завтра, не опасаясь его воинов.

К счастью, луна еще не совсем скрылась, так что я мог прекрасно видеть дорогу, почти до самого форта. Только здесь начиналась полоса тени, в которой, как мне показалось, шевелилось какое-то пятно. Видно, заговорщики не дремали. Но я был уже слишком близко от стен форта, всего в нескольких шагах от часовых. Я нарочно громко окликнул первого попавшегося солдата, фигура которого вырисовывалась в темноте, приказав ему отворить калитку "для возвращающегося офицера". В ту же минуту подошли солдаты с факелами, поджидавшие меня по приказанию генерала, и темное пятно не пошевельнулось в тени дерева, возле которого стояло. Одну минуту я хотел приказать солдатам обыскать окрестности, но сообразив, что осторожный злодей всегда успеет скрыться в лесу, я молча вошел в калитку, благодаря Бога за свое спасение...