Квартеронка.
Глава LXXXVII. Развязка

ГЛАВА LXXXVII
Развязка

Должно быть, шериф отправил вперед гонца, потому что мы нашли сквайра Клеборна на его судейском кресле, готовым к разбору дела. В этом высоком, худощавом человеке с седыми волосами и важным видом я узнал достойного представителя правосудия, одного из тех почтенных судей, которые внушают уважение не только своими годами и своим званием, но еще более достоинством личного характера. Наперекор шумному сброду, окружавшему меня, я прочел в спокойном и твердом взоре судьи решимость действовать добросовестно.

Опасения мои рассеялись. Рейгарт уговаривал меня дорогой ободриться. Он шепнул мне кое-что о неожиданных разоблачениях, которые должны последовать; но я плохо расслышал его слова и не мог себе объяснить, что он хотел сказать. Между тем мне не представлялось случая расспросить его подробнее ввиду торопливости нашего путешествия и помехи со стороны окружавшей нас черни.

-- Ободритесь, - сказал он, приближая свою лошадь к моей. - Не бойтесь развязки. Это презабавное дело, которое окончится странным и довольно неожиданным образом кое для кого, смею сказать... ха-ха-ха!

Рейгарт громко засмеялся и был очень весел. Что могло это означать?

Мне не удалось удовлетворить своего любопытства: в ту же минуту шериф распорядился повелительным тоном, чтобы никто не общался с арестованным; я и мой друг были тотчас разлучены. Странное дело, я нисколько не рассердился на шерифа за такую суровость! У меня явилась тайная уверенность, что его обращение, такое враждебное с виду, было притворством с предвзятой целью. Ему было нужно примириться с простонародьем, и вся эта резкость была не более чем тонкой игрой со стороны почтенного Гик- мена.

В зале суда понадобился весь авторитет судьи Кле- борна и шерифа, чтобы водворить молчание. Однако сравнительная тишина позволила первому приступить к разбирательству.

-- Теперь, господа, - сказал он твердым и офици- альным тоном,--я готов выслушать обвинение, возводимое на этого молодого человека. В чем его обвиняют, полковник Гикмен? - спросил судья, обращаясь к шерифу.

-- В похищении негров, насколько мне известно, - отвечал тот.

-- Кто поддерживает обвинение?

-- Доминик Гейяр, - отозвался в толпе твердый голос, который я тотчас узнал, как принадлежавший самому адвокату.

-- Здесь ли господин Гейяр? - спросил Клеборн.

Тот же голос отвечал утвердительно, и лисья физиономия юриста показалась перед трибуной.

-- Господин Доминик Гейяр,--заговорил судья, узнавший его, - какого рода обвинение предъявляете вы против арестованного? Установлено ли оно вами вполне, и согласны ли вы подтвердить его под присягой?

Приняв положенную присягу, Гейяр изложил свою жалобу настоящим юридическим слогом. Мне нет нужды следовать за околичностями судебной фразеологии. Достаточно сказать, что в обвинительную речь вкралось много небылиц.

Прежде всего меня обвинили в подстрекательстве к непокорности и бунту невольников на плантации Безансон, где я помешал одному из них получить заслуженное наказание. Затем, по моему наущению, смотритель подвергся побоям от другого негра, которому я помог после того бежать. То был невольник Габриэль, пойманный вместе со мной в этот день. Наконец, Гейяр дошел до существенного пункта своего обвинения:

-- Сверх того, - продолжал он, - я обвиняю этого человека в том, что в ночь на 18-е число сего месяца он забрался в мое жилище и похитил невольницу Аврору Безансон.

-- Это неверно! - перебил Гейяра чей-то голос. - Это неверно! Аврора Безансон не невольница.

Мой обвинитель затрепетал, точно его коснулись острием ножа.

-- Кто это говорит? - спросил он заметно дрогнувшим голосом.

-- Я! - отозвался таинственный голос; в ту же минуту какой-то юноша вскочил на скамью и остался на ней, возвышаясь на целую голову над толпой.

То был д'Отвиль.

-- Я говорю, - повторил он с прежней твердостью, - что Аврора Безансон не невольница, но свободная квартеронка! Вот, судья Клеборн, - продолжал креол, - потрудитесь прочесть этот документ.

С этими словами он передал стоявшим поблизости сложенный пергамент. Шериф вручил последний судье, который развернул его и прочел вслух.

То были акты, освобождавшие от рабства Аврору-квартеронку; удостоверение в отпуске ее на волю, подписанное и засвидетельствованное, согласно установленной форме, ее хозяином, Огюстом Безансоном, и оставленное им при своем духовном завещании.

Удивление присутствующих было так велико, что толпа точно окаменела и притихла. В чувствах замечался внезапный поворот.

Действие этого открытия на Гейяра было очевидно для всех. Он казался пристыженным и пробормотал в своем смущении:

-- Нет ничего лучше, господин Гейяр! - подхватил д'Отвиль, вторично прерывая его: - нет ничего лучше! Вы сознаетесь, что она украдена, и следовательно, удостоверяете этим ее подлинность. А теперь, милостивый государь, так как вы имели этот документ у себя и знали его содержание, как же вы можете требовать себе обратно Аврору Безансон как свою невольницу?

Гейяр смешался. Его зеленовато-бледное лицо страшно помертвело; в лукавых глазах отразился ужас. Ему, видимо, хотелось ускользнуть, и он уже сделал попытку замешаться в толпу.

-- Остановитесь, господин Гейяр, - продолжал неумолимый д'Отвиль, - я еще не закончил с вами! Вот, судья Клеборн, другой документ, который может вас заинтересовать. Не соблаговолите ли вы обратить на него внимание?

Говоря таким образом, креол подал второй сложенный пергамент, который был передан судье; тот развернул его и прочел вслух, как и первый.

То была приписка к завещанию Огюста Безансона, по которой он оставлял в наследство дочери своей, Эжени Безансон, сумму в пятьдесят тысяч долларов, положенную на хранение в банк с тем, чтобы эти деньги были выданы ей в день ее совершеннолетия душеприказчиками: господами Домиником Гейяром и Антуаном Лере; причем поименованным лицам был дан приказ не сообщать наследнице о существовании этого капитала, положенного на ее имя, до того дня, когда она должна получить его.

-- Теперь, господин Доминик Гейяр, - снова заговорил д'Отвиль, когда чтение было окончено, - я обвиняю вас в утайке этих пятидесяти тысяч долларов, как и разных других сумм, о которых речь будет впереди. Я обвиняю вас в том, что вы скрыли существование этого капитала, вычеркнули его из инвентаря имущества Безансон и присвоили себе!

-- Это весьма серьезное обвинение, - сказал судья Клеборн, видимо проникнутый раскрывшейся истиной и готовый поддержать ее. - Ваше имя, сударь? - мягко обратился он к д'Отвилю.

В первый раз видел я молодого креола среди бела дня. Все наши встречи с ним происходили или в ночных потемках, или при искусственном освещении. Утром мы виделись самое короткое время, да и то в густой тени леса, и мне никогда не удавалось явственно рассмотреть его черты.

Теперь же он стоял напротив отворенного окна, и яркий свет падал на его лицо. Сходство этого юноши с кем-то знакомым снова поразило меня. Оно точно усиливалось по мере того, как я на него смотрел; и прежде чем на вопрос судьи последовал ответ, мое удивление рассеялось.

-- Ваше имя, сударь? - повторил судья.

-- Эжени Безансон!

В ту же минуту мужская шляпа была снята, черные локоны исчезли, и золотисто-белокурые косы прекрасной креолки предстали взорам всех присутствующих.

Грянуло звонкое "ура"! Все вторили ему, кроме Гейяра и его двоих или троих низких сообщников. Я понял, что стал свободен.

Роли внезапно переменились; обвинитель превратился в обвиняемого. Не успело улечься всеобщее волнение, как шериф, подталкиваемый Рейгартом и другими, подошел к Гейяру, положил ему руку на плечо и арестовал его.

-- Это неверно! - воскликнул Гейяр. - Это заговор, проклятый заговор! Документы подложны! Подписи подделаны!.. Подделаны!..

-- Ну, нет, господин Гейяр, - перебил его судья. - Эти документы подлинны. Это почерк Огюста Безансона, хорошо знакомый мне. Это его собственноручная подпись; я готов поклясться в том публично!

-- И я также! - раздался торжественный голос, привлекший общее внимание.

Превращение Эжена д'Отвиля в Эжени Безансон удивило толпу; но еще большая неожиданность готовилась ей при появлении на суде, словно воскресшего из мертвых, управляющего Эжени Безансон, Антуана!

Читатель, моя история окончена! Занавес должен опуститься здесь над той маленькой драмой. Я мог бы представить вам другие картины для иллюстрации дальнейшей жизни выведенных в ней действующих лиц, но достаточно будет и беглого очерка. Ваше воображение дополнит его подробностями.

Вам будет приятно узнать, что Эжени Безансон вернула себе все свое имущество, которое было снова приведено в цветущее состояние, благодаря заботам верного Антуана. Не вернулась к ней - увы! - только прежняя юношеская беспечность, вера в счастье, блаженство первой девической любви.

стрелу.

А Рейгарт? Могу сообщить вам с удовольствием, что дела его шли настолько успешно, что со временем он мог отложить в сторону докторский ланцет, чтобы сделаться богатым плантатором и - что несравненно важнее - замечательным законодателем, одним из тех, кому выпала честь начертать настоящую систему законов Луизианы, самый совершенный кодекс, какой только существует в цивилизованном мире.

Вас обрадует, надеюсь, и то, что Сципион со своей Хлоей и малюткой Хлоей были возвращены в свое прежнее, отныне счастливое жилище; что заклинатель змей сберег свои сильные мускулистые руки и не имеет больше надобности искать убежища в дупле.

Конечно, вас не огорчит известие, что Гейяр провел много лет своей жизни в тюрьме, в Батон-Руж, а, выйдя оттуда, скрылся.

Кстати, сообщу, что уличить его было легко. Антуан давно уже подозревал, что он грабит Эжени Безансон, отданную под их обоюдную опеку, и решил добыть доказательства его мошенничества. Плот, устроенный им из стульев во время крушения парохода, сверх всяких ожиданий, не утонул, благодаря чему верный управитель спасся и достиг берега очень далеко от Бренжье, вниз по течению. Никто не знал о том, и старый чудак нашел нужным поддерживать до поры до времени слухи о его мнимой гибели, чтобы ему было удобнее следить за действиями Доминика. Между тем Доминик Гейяр, при первом же известии о смерти соопекуна Эжени Безансон, принялся преследовать свои корыстные цели и довел дело до описанной мною катастрофы. Антуан предвидел это, и, когда он выступил в роли обвинителя, ему было нетрудно доказать виновность адвоката. Судебный приговор, которым тот был осужден на пятилетнее тюремное заключение, положил конец его участию в дальнейшем ходе настоящей истории.

за что и был приговорен судом Линча к наказанию особого рода: его вымазали дегтем и посадили в бочку с перьями.

Я не встречался больше со спортсменами Чарлеем и Тетчером, однако их судьба не осталась мне неизвестной. Храбрый и образованный, но испорченный Чарлей был убит на дуэли одним креолом из Нового Орлеана, с которым поссорился за картами. Банк Тетчера лопнул немного времени спустя, и целый ряд проигрышей довел Тетчера до положения содержателя карусели с деревянными лошадками, где он промышлял игрой в кольца, перебиваясь с той поры весьма скудными барышами.

Много лет спустя судьба столкнула меня с мнимым торговцем, превратившимся в то время в счастливого банкомета в салонах Монтесумы. Он отправился туда вслед за американской армией и нажил громадное состояние тем, что держал игорный дом для офицеров.

Таким образом, читатель, я имел счастье узнать, что справедливая судьба воздала по заслугам разным лицам, выступавшим на страницах этой повести.

О, нет, я их не забыл! Не требуйте от меня, однако, описания брачной церемонии, торжества и великолепия, которыми она была обставлена, лент и розеток, украшавших гостей, как и заключительной картины полного супружеского счастья.

Все это я представляю вашей собственной фантазии, если она удостоит разыграться. Интерес пестрых приключений обычно улетучивается при благополучной развязке. И, вероятно, читатель, вам не покажется любопытным поднять завесу, скрывающую безмятежную жизнь, которую я вел после нашей свадьбы с красавицей квартеронкой.