Эсперанса.
Глава XIII

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Рид Т. М.
Категории:Повесть, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XIII

Немного успокоившись после молитвы, беглецы развели в пещере большой костер, так как нечего было бояться, что индейцы из-за скал увидят свет. Затем приготовились было ко сну, как вдруг у входа послышались голоса, и в пещеру один за другим вошли защитники Эсперансы, нагруженные ружьями, одеялами, корзинами и мешками.

Эсперанса. Глава XIII

Вскоре за ужином доктор Люис начал рассказывать:

«Как я и предполагал, индейцы совсем не послушались увещеваний Павла. Напротив, его даже взяли под стражу, а вся шайка с криками бросилась к хижинам. Среди этой сумятицы до нас донесся отчаянный крик Павла: „Спасайтесь, друзья, я не в силах защитить вас". Мы произвели залп по подступавшему врагу, затем отошли в полуразрушенную хижину и, отвалив камень, скрывавший вход, тихонько удалились в лес, предварительно заложив за собой камень. Добравшись до пещеры, мы думали остаться здесь ночевать, но зная, как вы будете беспокоиться, и надеясь, что занятым грабежом разбойникам будет не до нас, решили идти к вам.

Да, и еще одно: перед уходом мы выпустили на свободу двух коров и мулов, а также кур, уверенные, что они не уйдут далеко от дома. Что же касается Уэллеса, то, боясь, как бы своим лаем он не выдал нас, мы еще раньше отдали его на время Павлу»…

- Однако и спать пора, - сказал Том. - Я ужасно устал.

Это замечание напомнило всем, что действительно пора и на покой: было уже около трех часов утра. Все разошлись по разным отделениям пещеры и вскоре, измученные усталостью, заснули.

На следующий день Альмагро сходил на гору и осмотрел окрестности. Судя по тишине, царившей в лагере дикарей, он понял, что воины еще не вернулись и, вероятно, рыщут по степи и лесам в поисках своих бесследно исчезнувших врагов. Поэтому выходить из пещеры было опасно, и решили этот день провести взаперти, приводя в порядок свое небольшое хозяйство.

На другое утро в лагере дикарей опять началась суета. Женщины убирали шкуры, вьючили лошадей; а воины с торжеством размахивали своими копьями; один звонил в украденный колокол.

Сборы индейцев были недолги, - и скоро вся орда покинула место стоянки, оставив на нем груды тлевших углей, кости и остатки мяса, на которые уже слетелись жадные коршуны.

Наши друзья, убедившись, что враги действительно покинули эту местность, с удовольствием вышли на свежий воздух и принялись обсуждать свое положение. Оно было не из веселых; зиму предстояло провести в пещере; но зато они сумели спасти свои съестные припасы, так что им, по крайней мере, не грозил голод.

Кроме того, хотя вся Эсперанса была разрушена, оказалось, что пшеничное и льняное поле почти не пострадали; зато сад и цветник начисто уничтожены. Из строений же уцелела одна часовня, как оказалось после, благодаря заступничеству Павла, пригрозившего мщением христианского Бога за разрушение его жилища. Из животных - куры явились домой сами, а коров и мулов нашли невдалеке.

Прошел месяц, в течение которого наши друзья уже вполне освоились с пещерной жизнью; освещаемая и согреваемая беспрерывными кострами, на которые не жалели топлива, пещера оказалась далеко не мрачной. Женщины колонии занимались домашним хозяйством или тканием из льна и шерсти, а мужчины делали мебель, постоянно бывали на старом пепелище; расчистили там сад, подновили изгородь, засеяли новые участки поля…

Однажды вечером у входа в пещеру раздался знакомый визг и лай; когда отодвинули камень, преграждавший доступ, в пещеру ворвался Уэллес и, как сумасшедший, стал носиться кругом, бросаясь ко всем с ласками и визжа от радости. Следом за ним, к изумлению наших друзей, вошел Павел. Индеец сначала молча оглядел высокие своды пещеры, столь противные вольному сыну степей, затем с горечью произнес:

- И это Павел загнал своих друзей в такое мрачное жилище! О, зачем христиане были так добры к нему! Лучше бы они предоставили ему умереть, тогда до сих пор жили бы спокойно в своих домах! А Павел принес им одни горе и разорение! Могут ли они после этого протянуть ему руку и снова назвать его своим другом?

Понятно, колонисты поспешили успокоить бедного юношу, заявив, что ничуть не винят его в происшедшем, и подтвердив свои дружеские чувства к нему, обнимали его и жали руку.

Павел за это время заметно поправился, возмужал.

Глубоко растроганный теплой встречей, он рассказал о событиях в его племени, происшедших после разгрома Эсперансы.

- Я грозил им гневом христианского Бога, - начал Павел, - но моя мать, отважная духом, ответила: «На поход против христиан была моя воля - пусть же и кара Бога падет на мою голову»… И что же?! На обратном пути она поехала на благородном Памперо. Когда конь почувствовал на своей спине чужого, он закусил удила и как бешеный понесся по степи. Я в ужасе помчался следом, предчувствуя несчастье, хотя мать и была отличной наездницей. И действительно, вдруг Памперо оступился и на всем скаку упал, придавив мою мать. Когда я подскакал к ней, она была уже без чувств; одна рука и одна нога были сломаны. Я занялся переломами. Когда она очнулась, я было предложил съездить за врачом белых, который лечил меня, но мать воспротивилась этому: «Рука смерти легла на меня, - сказала она, - и я чувствую ее; а твоего друга наши воины убили бы. Но неужели жена и мать благородных касиков должна позорно умереть за то, что не хочет покориться Богу христиан? Говори, Бизон!» Тут, припомнив ваши наставления, я стал рассказывать о христианском Боге и о том рае, который ожидает верующих в него. Но долго ее могучий ум боролся против одолевавших сомнений. Только по мере того, как слабело тело, дух матери стал просветляться. Наконец ее гордость была сломлена, и она со смирением просила прощения у Бога. Перед смертью она позвала стариков племени и рассказала, как она счастлива, что познала истинного Бога. Однако те только засмеялись в ответ, считая ее слова горячечным бредом. Тогда она потребовала под угрозой ужасных небесных кар обещания никогда не нападать на белых. Все племя поклялось, что не будет вести против вас войну, если вы сами не нападете на него.

Когда для матери настал последний час, женщины плакали и говорили мне: «Касик, когда к нам придет смерть, приведи христианского Бога, чтобы и мы умирали так тихо, как она!»

«Братья! Я поеду и привезу к вам служителя Божьего! Пусть он скажет вам доброе слово. Выслушайте его с почтением и отпустите его с миром!» Мое предложение понравилось, и я, сев на Памперо, к которому долго не подходил, ведь он был, хоть и невольным, но все-таки виновником смерти матери, отправился на поиски вас. Собака привела меня к этим скалам. А теперь скажите, дорогой мистер Мертон, поедете ли вы со мной в деревню? Укажите моему народу путь к спасению?»

Миссис Мертон побледнела от одной мысли о поездке мужа к дикарям, но ее успокоили, что после обращения матери Павла эта поездка уже не так опасна.

Однако решили, что Павел побудет здесь, посетит Эсперансу и ознакомится с планами колонистов на будущее.

Прошло два дня. В воскресенье впервые решились отправиться все вместе в Эсперансу для совершения богослужения. При выходе из церкви их удивил и напугал конский топот. Однако, оказалось, что скачут всего две лошади: на одной, белой, ехал красивый, статный касик, на другой - молодая женщина с ребенком.

Но Зара, - была это действительно она, - соскочив с лошади, кинулась к отцу, вся в слезах, шепча: «Mi padre! Mi padre!» - а Альмагро обнял дочь и не мог вымолвить ни слова от волнения.

К мужу Зары подошел Павел. Племена их были в союзе, и они разговорились.

Семейство Мертонов держалось в стороне, чтобы не мешать встрече отца с дочерью. Люис же был смущен прибытием неожиданных гостей и не знал, можно ли им сообщить тайну их убежища. Он рассказал о своих опасениях Павлу.

- Возьми с него слово не выдавать эту тайну, - ответил тот. - Кангополь хоть и не христианин, но никогда не нарушит свое слово!

Успокоенные этим, наши друзья пригласили в гости приехавших, и вся компания направилась к пещере, индейцы верхом, остальные пешком. Кангополь с изумлением смотрел на почти неприступную стену и еще более изумился, когда, пробравшись тропинками, увидел под ногами зеленую долину, где паслись лошади, коровы, ламы. Зара же пришла в восторг, когда прибыли в пещеру и она увидела, как здесь уютно. Сразу развели костер и стали готовить обед.

Кангополь все время держался надменно; выражение его лица смягчалось лишь при взгляде на жену и сына. Хотя он держался привычек дикой жизни, но часто ездил в города, и это несомненно сказалось на его воззрениях и нраве, кровавые войны ему давно уже были не по душе, и он лишь по обязанности принимал в них участие. Из бесед со своим гостем мистер Мертон вынес убеждение, что в руки ему дается благодатный материал для проповеди слова Божьего.

На следующее утро мистер Мертон должен был отправиться вместе с Павлом в свою первую миссионерскую экспедицию; решено было, что вместе с ними поедет и Кангополь. Зара же с ребенком осталась в пещере. Прежде всего ее уговорили надеть европейское платье, затем постепенно стали вводить в дела хозяйства, показывая, как доят коров, кормят кур, пекут лепешки, стряпают суп, наконец учили ее шить и ткать.

Не прошло и трех дней, как Зара уже вполне освоилась с привычками своих новых подруг. Расстаться с Кангополем она наотрез отказалась, но надеялась, что скоро и он примет христианство, и их сын. На всякий случай подыскали и подходящие имена: для Кангополя - Педро, а для сына - Альберт.

Однако времени еще оставалось много; поэтому вечера посвящались веселью. Джек играл на своей скрипке; остальные танцевали. Иногда просто беседовали, описывали Заре городскую жизнь, а она, в свою очередь, дикую, привольную жизнь индейцев. В одном из таких разговоров Джек, между прочим, узнал, что вскоре после его бегства старец Саусимиан умер тихой, спокойной смертью, как истинный христианин.

Прошло еще три дня. Погода испортилась. Небо покрылось мрачными тучами; пошел дождь. Вдруг вечером у входа послышался радостный визг Уэллеса, которого мистер Мертон брал с собой.

- Папа, папа! - закричали юноши и бросились было отваливать входной камень. Но осторожный Люис остановил их: мистера Мертона ожидали не раньше, чем через неделю, и такое скорое возвращение показалось Люису подозрительным.

Поставив лестницу к отверстию, находившемуся в скале на высоте девять футов, Люис заглянул вниз и увидел у входа шестерых дикарей с копьями. Один из них полез было за собакой, но та, догадавшись, что имеет дело с врагом, вцепилась ему в горло; тогда товарищи вытащили его из отверстия за ноги и отогнали собаку. Уэллес разбежался и, сделав прыжок, вскочил в верхнее отверстие; три - четыре посланных вдогонку копья, к счастью, не попали в него. Между тем трое индейцев опять направились к отверстию, чтобы отодвинуть камень; четвертый дикарь остался у лошадей, а пятый, наклонясь над раненым, старался унять у того лившуюся из прокушенного горла кровь.

время из верхнего отверстия, метким выстрелом уложил зверя на месте. Услышав его выстрел, Альмагро, стоявший у нижнего отверстия, счел его за условный сигнал и тоже спустил курок. Оба оставшихся в живых дикаря поспешили отскочить назад, волоча за собой убитого товарища, и в это время увидели пуму. Испуганные, они вскочили на лошадей и без оглядки помчались вверх по лесистому склону.

- Несчастные, они пропали! - воскликнул Люис. - Им впотьмах не спуститься с горы, не зная дороги!

Но индейцев и след простыл.

- Надо теперь осмотреть место схватки, - сказал Чарльз, и мужчины вышли из пещеры.

Оказалось, что жертва пумы, а также дикарь, пораженный пулей Альмагро, были уже мертвы, искусанный же Уэллесом еще хрипел, но, видимо, и его часы были сочтены. Действительно, вскоре он, вздрогнув еще раз, вытянулся и лежал уже неподвижно. Наши друзья прикрыли трупы парусом, навалив сверху камней, чтобы хищные звери и птицы не потревожили покойников, - а утром решено было предать их земле.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница