Белая скво.
Глава 19. Дом на холме

БЕЛАЯ СКВО

Глава 19

ДОМ НА ХОЛМЕ

Большой сюрприз ожидал вождя семинолов и все племя.

Увидев знакомый холм, индейцы остановились, словно окаменев.

На плоской вершине, видимый на много миль вокруг, стоял каркасный дом, сверкая свежей краской.

Впервые увидев его, Олуски испустил восклицание, полное боли и гнева, одновременно сжав руку Вакоры.

- Смотри, Вакора, смотри туда! Что мы там видим?

Говоря это, он провел рукой перед глазами, заслоняясь от солнца.

Нет, глаза его не обманули! Солнечный свет им не мешал. Напротив, он ярко освещал дом.

Племянник печально посмотрел в лицо старику и сжал его руку. Он не решался заговорить.

- И это поступок друга! Я слепо верил в обманчивые слова предателя. Да падет на него и всех его близких проклятие Великого Духа!

Вакора добавил:

- Да, пусть все они будут прокляты!

Потом, отвлекая дядю от болезненного зрелища, он отвел его в соседнюю дубовую рощу. Племя остановилось вблизи этого места.

Был немедленно созван совет и выработан план действий.

Олуски и Вакоре поручили побывать в поселке белых и потребовать объяснений этого скандального захвата территории.

Пока больше никаких решений индейцы не приняли.

На ночь они остались на том же месте, а два вождя отправились с поручением совета.

Весь холм окружала прочная изгородь, с основательно построенными блокгаузами на одинаковом расстоянии друг от друга. За изгородью видны были люди. Они ждали индейцев и были настроены враждебно.

- Смотри! - воскликнул Вакора. - Они подготовились к нашему появлению. Грабители намерены сохранить награбленное.

- Да, да! Вижу. Но не будем действовать опрометчиво. Вначале спросим их во имя справедливости. Но если они откажут, мы должны будем доказать, что в наших жилах течет кровь, достойная наших предков! О! Я скорее предпочел бы лежать с ними, вон на том кладбище, чем испытывать это! Я виноват, и на меня должно пасть наказание. Идем!

Они подошли к центральному блокгаузу. Их остановил один из поселенцев, который с ружьем в руке стоял у входа.

- Кто вы? Что вам нужно?

Олуски ответил:

- Белый человек, скажи своему губернатору, что Олуски, вождь семинолов, хочет поговорить с ним.

Часовой резко сказал:

- Губернатора здесь нет. Он в своем доме, и его нельзя тревожить.

Рука Вакоры сжала томагавк. Олуски, предвидя это, удержал руку племянника.

- Терпение, Вакора, терпение! Еще не настало время кровопролития. Ради меня будь терпелив!

Затем, повернувшись к часовому, продолжал, сверкая глазами:

- Глупец! Отправляйся с моим посланием! От этого зависят жизни сотен людей. Скажи своему вождю, что я здесь. И немедленно приведи его сюда!

Полные достоинства слова и поведение старого вождя вызывали уважение. Может, их действие усилила и рука Вакоры, нервно подрагивавшая на рукояти боевого топора.

Подозвав стоявшего поблизости товарища и поставив его на свое место, часовой заторопился к дому.

Индейцы молча ждали его возвращения.

В доме началось какое-то движение, видно было, как несколько хорошо вооруженных людей разошлись в разных направлениях и заняли места за оградой.

Вскоре вернулся тот, который ушел со словами Олуски. Распахнув прочные бревенчатые ворота, он знаком пригласил вождей заходить.

Они вошли. Отведя их к дому, часовой велел им ждать появления «губернатора».

Индейцы стояли неподвижно, как статуи. Они ни шага не сделали навстречу белым людям. И вот наконец Элайас Роди и Олуски стояли лицом друг к другу.

Внимательный наблюдатель мог бы заметить признаки страха на лице «губернатора». Внешне держался он надменно, но ему трудно было посмотреть в глаза человеку, с которым он поступил так несправедливо.

Тем не менее именно он первым нарушил молчание, такое для него трудное:

- Что хочет сказать мне Олуски?

- Что это значит? - спросил вождь, указывая на дом.

- Это мое новое жилище!

- По какому праву оно построено на этой земле?

- По праву владения - я ее купил и заплатил за нее.

Олуски смотрел на него, словно пораженный выстрелом.

- Купил и заплатил? Лживый пес! Что все это значит?

- Только то, что я построил дом на купленной у тебя земле. Похоже, тебе изменяет память, мой индейский друг.

- Купил у меня? Когда? Как?

- Неужели ты забыл ружья, одеяла, порох и другие ценности, которые я отдал тебе за землю? Тьфу! Ты надо мной смеешься! Ты должен помнить нашу сделку. Если память тебе изменяет, эти джентльмены, - Роди указал на поселенцев, - готовы подтвердить, что я говорю правду.

Олуски застонал. Такое наглое предательство было недоступно его пониманию.

Вакора, горя от негодования, ответил:

- Лжец! Даже если эти люди дадут клятву, она слишком чудовищна, чтобы им поверили! Твои дары были ложью, и земли ты получил от моего дяди за ложь, а не за услугу. Твое черное сердце неспособно понять истинную щедрость и великодушие. Все, что ты делал, ты делал ради этого предательства - предательства благородного вождя. Он так же превосходит тебя, как божество, в которое вы верите, превосходит всех белых людей. Я плюю на тебя! Я тебя презираю. Вакора сказал!

Он стоял перед дрожащим Роди и его приспешниками, поддерживая Олуски, стоял прямо и гордо в сознании своей правоты.

Пока племянник говорил, престарелый вождь немного пришел в себя.

- Вакора сказал хорошо и выразил мои мысли. Я пришел сюда, готовый принять искупление за тот вред, что причинен мне и моему племени. Теперь я вижу, что в твоих делах предательство, еще более черное, чем можно себе представить. Ты не просто отбираешь у поверившего тебе человека то, что он больше всего любит. Я, Олуски, вождь семинолов, плюю на тебя и презираю тебя. Я сказал!

Роди и его последователи были поражены уничтожающим презрением, с каким обошлись с ними индейцы. Вождям позволили выйти без помех.

Поселенцы удвоили бдительность, расставили дополнительных часовых у ограды и подготовили оружие и боеприпасы, с помощью которых - теперь они в этом не сомневались - им придется защищать захваченную землю.

Маленькое облачко, витавшее над поселком, становилось все более темным и зловещим. Легкий ветерок грозил перейти в бурю.

Жители поселка, встревоженные рассказом о встрече Роди с индейскими вождями, готовились защищать свои семьи. С окрестных плантаций торопливо собрали всех женщин и детей и поселили во временных жилищах внутри ограды; там же запасли большое количество продовольствия.