Настанет время.
Действие второе

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

На передовых позициях. -- Вдали необозримая песчаная равнина, усеянная низкорослым кустарником, которая поднимается и опускается широкими волнами возделанной земли и высоких трав, подобно римской Кампанье. Место действия - гребень одной из тех волн, kopje, образованной нагромождением обломков железной руды, между которыми пробивается местами папоротник и серебристый чертополох. Оттуда часовые наблюдают над невидимой публике ложбиной, где расположен лагерь для женщин и пленных. -- На горизонте волнистая линия холмов, напоминающая дюны. -- Направо сторожевой щит. На первом плане Оуэн и молодой солдат Алан разговаривают, жуя хлеб. Офицеры и репортеры поднимаются на вершину kopje и обозревают местность в бинокль. Солдаты подгоняют пленных по тропинке, спускающейся с kopje к лагерю.

Солдаты (подталкивая пленных) Ну, ну, пошевеливайся! Никак не заставишь двигаться быстрее эту тупую скотину.

Оуэн. Еще пленные. Куда вы их ведете, товарищи?

Солдаты. Само собой в голодный лагерь.

Оуэн. Он переполнен до отказа.

Солдаты. Каждый день столько же убывает народа, сколько и прибывает.

Алан. А откуда эти?

Солдаты. С ферм, к северу от города. Мы очистили окрестности. Эти негодяи держали неприятеля в курсе всех операций; они снабжали его продовольствием. Не говоря уже о том, что каждый день мы находили поблизости развинченные рельсы. А этого паршивца я захватил на телеграфном столбе, когда он перепиливал провод. Мы сожгли фермы. Теперь они присмиреют.

Алан. Это фермы горят там?

Солдаты с поста. Почему их не расстреливают? Скорей бы все кончилось.

Солдаты (подталкивая пленных Вперед!

Женщина (держащая мальчика, укапывает ему на солдата). Запомни.

Десятилетний мальчик. Дайте мне ружье, я уложу вас.

Алан (охваченный внезапным порывом сострадания, приближается к одной из женщин и сует ей в руку кусок хлеба, который только что ел). Пожалуйста, возьмите, мадам.

Женщина (с ненавистью швыряя хлеб на землю). Не желаю твоего хлеба!

Солдат (Алану). Спятил ты, что ли? Отдавать свой хлеб этим стервам!

Оуэн. Это не запрещается. А если он не голоден?

Солдат. Если у него нет аппетита, пусть отдаст мне, я съем. Надо быть дураком, чтобы отдавать свой хлеб врагу, вместо того чтобы подумать о товарищах. Ведь давно уже приходится животы подтягивать. Половина корма уходит на пленных. Ей богу, попадись они в мои руки, уж я бы позаботился об их пропитании.

Алан Увидя ее, я вспомнил бедную мою старушку-маму. Ей может быть тоже сейчас есть нечего.

Оуэн. Как они озлоблены против нас!

Алан. А ведь я ничего худого ей не сделал.

Солдат (подбирая хлеб). Ты не будешь есть?

Алан. Нет.

Солдат. Спасибо.

(Обтирает хлеб и с жадностью ест. На вершине kopje появляются Лоренс и Клоддс и обозревают местность.)

Лоренс. Они вне себя. Вся страна поднялась после прокламаций.

Клоддс (указывая на лагерь внизу). Там они притихнут.

Лоренс. Какая тишина! Что они делают?

. Молятся, спят, умирают.

Лоренс. Много умирает?

Клоддс. Спросите у доктора.

Майлс (подходит). Гм! Питание недостаточно, гигиена никуда не годится, помещение примитивное, ручьями льет ледяной дождь, и вода скопляется в этой ложбине. Как же тут не свить гнездо эпидемиям?

Лоренс. Почему же не подумали об этом раньше?

Майлс. Предполагалось, что лагерь будет временный.

Пленные должны были оставаться в нем день-два, а потом переправляться в город, отдаленный от центра военных операций. Но нас известили, что тюрьмы и госпитали переполнены. К тому же, дороги не безопасны; по ним часто прогуливается неприятельская кавалерия. Надо подождать.

Лоренс. Можно было еще несколько дней оставить их у себя дома.

Клоддс. Едва повернешься к ним спиной, они уже сносятся с неприятелем.

Лоренс. Знаю. Но если установить надзор?

Клоддс. Пришлось бы установить надзор за всей страной. При расстояниях между их фермами армия оказалась бы рассеянной на пространстве в несколько миль. Неприятелю ничего не стоило бы захватить нас врасплох.

. Это верно.

Майлс. Я делаю все, что в моих силах. Сейчас я оттуда. Я провел там полдня. Их кормят, насколько хватает запасов, и за ними ухаживают, как если бы это были наши. - Но во всем недохватка.

Симпсон (подходит). Бросьте. Им гораздо лучше, чем дома¹. Известно ли вам, Лоренс, что каждый из этих бездельников обходится нам по десяти шиллингов в неделю? За шесть месяцев мы израсходовали 480 000 фунтов на содержание 40 000 женщин и детей, размещенных по различным лагерям и снабжаемых всем: пищей, жилищем, одеждой, одеялами, врачебной помощью. Всем, вплоть до школ! Миссис Симпсон уже сегодня начала заниматься с ними по-английски. - И они еще жалуются! - Презренные лжецы! Мы из кожи лезем, чтобы помочь им. Мы тратим на жен и детей наших врагов больше, чем на честных английских граждан. Эти лодыри пируют за наш счет.

Клоддс. Факт тот, что Англия впервые берет на себя заботу о прокормлении жен и детей своих врагов. Подобных вещей еще не было видано в истории.

Симпсон. "Мы очень умеренны. Весь мир находит нас слишком умеренными. Наша доброта делает нас смешными"².

Лоренс. Вы правы. Но все-таки они умирают сотнями.

Симпсон. О! Вы преувеличиваете!... Впрочем смертность у них всегда была высока. Они так грязны! Нищие наших европейских трущоб джентльмены наряду с ними. Дети гниют в грязи. Их следовало бы мыть насильно, как собак.

Майлс. Гигиена с помощью пушечных выстрелов.

Клоддс. Как ни как, война. Если они недовольны, пусть заключают мир: ничего лучшего нам не надо. Это верное средство положить конец всем невзгодам.

Майлс (при виде приближающегося Карнби). Если только не прибегнуть к методу нашего друга Карнби: массовому истреблению.

(подходит с другим репортером). Разумеется; это вполне по-библейски: убивать мужчин, насиловать женщин.

Майлс. Право, в следующую войну можно будет организовать полк из поэтов. Только они в наши дни могут еще воскресить подвиги Аттилы.

Ричард Карнби. Я провел только что дни часа в лагере. Настоящий Дантов ад. Посмотрите, мы с Флегом сделали несколько моментальных снимков.

Майлс. Пошлете в вашу газету?

Флег. Я думаю! Это целое состояние! (Смотрит и сравнивает снимки.) Вот этот превосходен.

Лоренс (с отвращением). Идем отсюда, Клоддс. Не понимаю, что за удовольствие могут они находись в этой грязи. Они производят на меня впечатление воронов, кружащихся над падалью.

Клоддс. И этот лысый рахитик, маленький, сутулый, близорукий, неврозный, еще рассуждает о насилиях и убийствах!

Лоренс. Хочет быть страшилищем, а только смешон.

Клоддс. Как вы думаете, Лоренс, не проехаться ли нам верхом по полям, чтоб немного встряхнуться?

Лоренс

Клоддс. Знаю сам. Что за важность! Организуем rallie-paper!

Лоренс. Наши лошади еле волочат ноги.

Клоддс. Пустое! Хотите держать пари...?

Лоренс. Ладно. Пригласим этих дам.

Клоддс. Кстати!.. Вы знаете, что бедняга Паркер не оправится от своей раны?

Лоренс. Вы его видели?

Клоддс. Нет, у меня не было времени. Но Майлс говорил, что его песенка спета.

Лоренс. Кто будет назначен на его место?

(Небольшая пауза.)

Клоддс. Ах! Начались бы уж наконец бои!

(таинственно). Терпение, молодые люди. Скоро вы будете удовлетворены.

Клоддс. Что-нибудь новое, полковник?

Симпсон (так же). Маршал готовит им блюдо по своему рецепту.

Лоренс. Можно узнать?

Симпсон. Увидите, увидите.

Клоддс Вот это приятная новость!

(Все трое пожимают друг другу руки. Издали раздается крик.)

Лоренс (наблюдает лагерь). Взгляните, Клоддс, на этих воскресающих мертвецов, на эти призраки, восстающие из могил. Куда это они смотрят?

(подходит к Лоренсу и смотрит). Это маршал проходит через лагерь.

(Буря голосов вдали.)

Голоса из лагеря. Ирод! Ирод!

Лоренс. Они его поносят.

Симпсон (недовольно). Ему не следовало бы показываться там.

Клоддс. Он медленно подвигается среди рева и угрожающе поднятых рук.

Лоренс. Его не разжалобишь.

Симпсон (недовольно). Так не годится. Его место не там.

Майлс. Они растерзают его.

Ричард Карнби

Солдаты. Подлая тварь!

(Один из солдат прикладывает ружье к щеке.)

Ричард Карнби. Ну, стреляй же!

(Среди угрожающих криков Клиффорд показывается я глубине сцены, поднимаясь по склону kopje. Он отводит палкой наведенное дуло ружья. Невозмутимо счищает с себя грязь. Солдаты берут "на караул". Он отдает честь.)

Клиффорд (направляясь к Майлсу). Вы посетили лагерь, доктор? Что вы думаете предпринять?

Майлс. Слишком много следовало бы предпринять.

Клиффорд. Самое неотложное.

Майлс. Все неотложно.

(Лоренсу). Распорядитесь вырыть канавы, чтобы отвести воду, которая протекает в палатки. Вы мобилизуете все здоровые рабочие руки среди заключенных.

Симпсон. Никогда они не согласятся работать, даже ради собственного блага. Страдания для них вопрос чести.

Клиффорд. В таком случае вы возьмете команду солдат (Знаки недовольства среди солдат.) Что касается пайков - они недостаточны; я уже сказал вам, чтобы вы купили на мои деньги все, что сможете достать.

Солдаты (недовольно). Все для них.

Майлс. Самое худшее - это скопление такой массы народа.

Клиффорд. Вечно бессмысленные перегибы при выполнении моих приказов. - Кто велел привести эту новую партию женщин и детей?

Симпсон. Генерал Грехем.

Клиффорд (подавляет гневный жест). Я приказал заключать в лагерь только тех, кто открыто действует против нас.

. Все настроены к нам враждебно. Они даже перестали скрываться. Они всячески стараются провоцировать нас с тех пор, как обнародована прокламация.

Клиффорд. Да, все они приносят себя в жертву, чтобы сделать меня ненавистным. Несчастные! Я это предвидел. - Пусть будет так. Мне что за дело? (Новая толпа пленных проходит по сцене.) Еще! (Пожимает плечами и оборачивается к пленным, которые нагло смотрят на него в упор.) Это не здешние. (Молодому человеку с очень смуглым цветом кожи, тонким безбородым лицом и умными горящими глазами.) Кто вы?

Пленный. Итальянец. Из области Риччотти.

Клиффорд. Почему вам не сиделось на родине?

Пленный (дерзко). А вам?

Клиффорд. Италия не враждебна Англии.

Пленный

Клиффорд. Вам хватило бы работы на родине.

Пленный. Я боролся и там. Изгнанный из моего отечества, я служу ему, защищая угнетенных. Мое отечество всюду, где попрана свобода.

Клиффорд. Откуда вы?

Пленный. Сицилиец. Из Кальтанизетты.

Клиффорд. Я знаю вашу родину. - Я был там много лет назад с вашим Гарибальди.

Пленный. Вы? - Вы были с нами? - А теперь?

Клиффорд. Прошли те времена. Это была безумная вера в возрождение мира. Мир не изменился и никогда не изменится. Вы запоздали на полвека. Теперь нации оспаривают друг у друга вселенную. Горе тому, кто слагает оружие и на миг поддается сантиментальности!

Пленный. Что мне до ваших наций! Я гражданин мира. Я объявляю войну вашей дряхлой, обагренной кровью Европе! И пусть погибнет цивилизация, если во имя нее должны совершаться преступления!

Клиффорд. Такую тяжелую машину не остановишь, бросившись под ее колеса.

Пленный

Клиффорд. Говорите более рассудительно. Вы ребенок. Вам все это легко. Вы ни с чем не связаны, не признаете никаких законов. Вы не утруждаете себя мыслью ни о последствиях ваших поступков, ни о том, принесут ли ваши безрассудные действия какую-нибудь пользу делу, которому вы служите. Когда-то я был таким же, как вы. Придет время, и вы станете таким, как я.

Пленный. Никогда.

Клиффорд. Время уравнивает все. Время гнет, изнашивает, стирает все. - Дайте мне слово, что вы не убежите. Вы свободны.

Пленный. Даю вам слово, что употреблю все усилия, чтобы убежать.

Клиффорд. В таком случае, вы будете препровождены в Кептаун, где с вами будет поступлено по закону.

(Берет под козырек. Пленного уводят.)

Симпсон. И чего эти иностранцы не видели в Африке? Удивительная мания соваться в чужие дела!

Клиффорд (Майлсу). Он счастлив. И я был таким, Майлс. Для меня мало значило, согласны ли мои действия с интересами государства или с разумом. Я был послушен только инстинкту. Как легко подчиняться своему сердцу, и как трудно действовать без всякой страсти! Как ненавидеть, когда ты не молод? И как сражаться, когда нет ненависти?

Майлс. Служба, маршал.

Клиффорд. Чиновником надо родиться.

м)

Клиффорд. Зачем вы пришли, сударыня?

Дебора. Я пришла занять свое место среди моего народа; я требую, чтобы меня заключили в лагерь вместе с остальными.

Клиффорд. Я не вижу никаких оснований уступить вашему желанию.

Дебора. Я имею право на такое же обращение как и остальные.

Клиффорд. Упаси боже! Я ваш гость. Я буду защищать вас от невзгод войны, насколько это будет в моих силах.

Дебора. Не желаю привилегий. Бесчестно находиться в безопасности, когда другие страдают.

Клиффорд. Было бы бесчестно с моей стороны согласиться на вашу просьбу. Вы не понимаете, чего домогаетесь. Неужели вы хотите подвергнуть опасности жизнь вашего ребенка?

Дебора. Значит вы признаете, что послали этих невинных людей на верную смерть?

Клиффорд. Я не обязан объяснять вам мое поведение. Милость или немилость - я так хочу, и этого довольно. Воля победителя закон для побежденного.

Дебора

Клиффорд. Мы всегда готовы к превратностям судьбы. Раз вы не можете изменить судьбу, покоритесь.

Дебора. Никогда мы не примиримся с гнусным насилием, попирающим наши права.

Клиффорд. А вы? Разве вы сами никогда не злоупотребляли силой? Разве эта земля ваша? Разве не принадлежала она другим, когда вы пришли сюда? И разве вы отнеслись с большим уважением к правам ее владельцев?

Дебора. Каких владельцев?

Клиффорд. Тех негров, которых вы поработили.

Дебора. Что мне за дело до этих рабов? Какое отношение между ними и нами?

Клиффорд. Они тоже люди.

Дебора (пожимая плечами). Что за нелепость!

Клиффорд. Они тоже страдали.

. Речь идет не о чужих страданиях, а о том, что страдаем мы.

Клиффорд. Все от бога. Склонитесь перед его волей.

Дебора. Только на него я и надеюсь. Он отмстит за нас.

Клиффорд. Но ведь он же и поразил вас.

Дебора. Неправда! Господь с нами.

Клиффорд. Он и с нами тоже. Его имя начертано на наших знаменах.

Дебора. Это не наш бог. Ваш бог - не бог. Вы подвергаете гонению бога, но он восторжествует, он сокрушит вас, раздавит, как солому под колесами телеги.

Клиффорд. А если ваша вера обманывает вас? Если бог вас оставил?

Дебора. Это невозможно. Тогда бы не было бога!

Клиффорд. Кто знает?

. Тогда остались бы мы. Бомбардируйте наши города, опустошайте нашу землю, уничтожьте все наше мужское население, насилуйте женщин и девушек. Их дети, ваши дети отомстят за нас³.

Клиффорд. Сударыня, прошу вас, не приобщайте к нашей ненависти эти невинные существа. Храните их души вдали от наших горестей, и без того они слишком рано узнают их. (Наклоняется к мальчику, который, освоившись с ним, смотрит на него и играет темляком его сабли.)

Дебора. Не троньте его. Вы убили его отца.

Клиффорд. Не будьте так жестоки; перед нами несчастный, который обнимает несчастного.

(Садится на откос и берет ребенка на колени. Разговор происходит в стороне от других.)

Дебора (помолчав, более тихим голосом). Отчего умер ваш ребенок?

Клиффорд. От дифтерита.

Дебора. И жена тоже? Она умерла раньше, чем он?

Клиффорд. Нет, пережила его.

Дебора. Несчастная женщина! (Клиффорд целует ребенка.) Вы знаете, что такое страдание. Скажите, как хватает у вас жестокости причинять его другим?

Клиффорд. Мы не вольны в поступках. Нас винят в них потому, что мы являемся начальниками. И чем выше наша должность, тем полнее наше подчинение.

Дебора. Я не принимаю этих жалких оправданий. Каждый отвечает за свои поступки. Вы сами говорили это. Лучше уж я буду ненавидеть вас, чем презирать.

Клиффорд. Я принимаю ответственность за свои действия; но приказ исходит не от меня, он исходит от отечества. Я солдат, и я повинуюсь.

Дебора. Разве вы отказались от прав человека, став солдатом? Мне об этом говорили: все ваши армии таковы. Воля командира - вот их единственный закон. Если командиру вздумается дать им приказ убивать своих братьев, то европейские солдаты, говорят, исполнят его без колебаний. И вы смеете утверждать, что несете нам цивилизацию? Мы свободнее вас. Мы признаем только одного господина: нашу совесть.

Клиффорд. Мир не так прост, как вам кажется. Ваш кругозор ограничен этими пустынными пространствами, где человек царит, никем не стесняемый в своих действиях, разве только богом. Вам не знакомы человеческие муравейники, большие европейские государства, где человек тонет в массе других людей. Над законами индивидуальной совести стоят законы нации, и тщетны попытки личности сопротивляться им. Она будет раздавлена, и другие возьмут на себя ее обязанности. Не будь меня, на моем месте был бы другой, который быть может пользовался бы своей властью еще более жестоко, чем я.

Дебора друзья! Преступление имеет степени; но и самое маленькое преступление есть преступление.

Клиффорд. Прощайте, сударыня. (Холодно кланяется.)

Дебора. Нет, это невозможно! Вы лучше ваших поступков. Вы принуждаете себя быть жестоким. Ради бога! Вы не совершите этой гнусности, вы не уничтожите честный народ. Помните, что от вас зависит привести к молчанию последние голоса, которые еще кричат о справедливости, от вас зависит убить последнюю свободную армию.

Клиффорд. Неужели вы думаете, что эти массы приводятся в движение моей волей? Я ими руковожу, но они увлекают меня. Если бы даже я имел безрассудство думать так, как вы, то и тогда в моей армии переменил бы убеждения только один солдат.

Дебора. Если вы не можете помешать преступлению, по крайней мере не совершайте его сами.

Клиффорд. Довольно, сударыня, мы не можем понять друг друга.

Дебора. Нет, вы понимаете, вы понимаете... (Берет его за руку... Они молча смотрят друг на друга.) Во имя ваших покойников!

(Клиффорд отворачивается, не произнося ни слова.)

Дебора (хватает самому лицу Клиффорда). Смотри на него, смотри на убийцу твоего народа! Смотри хорошенько, чтобы запомнить навсегда, и когда ты умрешь, возопи против него и против его сына к господу вместе с тысячами невинных, умерщвленных подобно тебе!

Клиффорд (Клоддсу). Отведите их домой.

Дебора. Дайте мне пойти с моими братьями. (Клиффорд, не говоря ни слова, делает знак Клоддсу.)

Дебора. Берегитесь: для вас будет лучше, если я буду заключена в этом лагере. Заключите меня.

(Клиффорд смотрит в другую сторону. Солдаты подходят к Деборе.)

Дебора. Господи, да будет воля твоя!

(Ее уводят вместе с мальчиком. Молчание.)

Льюис Браун (вбегает запыхавшись). Где маршал? Мне нужно поговорить с ним. А!.. (Замечает Клиффорда и направляется к нему.)

Клиффорд (быстро поднимаясь и взглядывая на Льюиса Брауна с сдержанным гневом). А! И вы здесь? Что нам угодно?

Льюис Браун (не обращая внимания на тон Клиффорда). Маршал, неотложное дело! Вода затопляет шахты. Гульд-Фонтейн под угрозой. Мне нужна сотня людей для борьбы с наводнением. Благоволите отдать приказ.

Клиффорд (со сжатыми губами). Я не отдам никакого приказа.

Льюис Браун (изумленно). Я полагаю, что вы меня плохо поняли...

Клиффорд. А я уверен, что вы меня отлично поняли. Я не отдам никакого приказа.

Льюис Браун (пораженный). Почему же?

. Потому что мои солдаты измучены, и я сохраняю их силы для другой работы.

Льюис Браун (с раздражением). Маршал... Я вижу, что плохо выразился. Я не прошу, я требую.

Клиффорд (вспыхнув). Требуете!.. Разве вы хозяин? Разве вам подчинена армия? Ах, так! Вы воображаете, что из любви к вам и вашему золоту мои солдаты идут на смерть, а я рискую своей честью - уж не говоря о жизни. Довольно того, что люди так думают. Довольно того, что ты втянули страну в эту злосчастную войну, обманув ее нашими лживыми фразами; довольно того, что вы умышленно смешиваете отечество с вашими спекуляциями и посылаете на верную смерть тысячи людей, назначая победы на определенные числа. Довольно того, что вы будете эксплоатировать землю, удобренную нашей кровью. Пускай земля и золото принадлежат вам: кровь наша вам не принадлежит. Мы умираем, чтобы смыть позор, которым клика биржевых спекулянтов запятнала честь нации.

Льюис Браун. Маршал... таких слов... я не потерплю...

Клиффорд. Вы потерпите. Что сказано, то сказано.

Льюис Браун. Но это разорение!.. Подумайте, прошу вас... спокойно... не раздражаясь... Затопленные рудники... Если не принять меры немедленно, понадобится год на возобновление работ... Как я должен по вашему поступить?

Клиффорд. А мне какое дело?

Льюис Браун. Это недопустимо! Вы забываете, что интересы Компании, которую я представляю, неотделимы от интересов правительства... Золото тоже составляет часть величия государства... Вы действуете, как мятежник... Берегитесь. Я буду жаловаться...

Клиффорд. Телеграф к вашим услугам. Передайте правительству мои слова. Сообщите, что пока я здесь командую, я буду командовать один и при первой попытке какого-нибудь биржевого генерала отдавать мне приказания! спроважу его под конвоем на побережье; а если им это не нравится, сейчас же подаю в отставку.

(сраженный). Маршал...

(Присутствующие ошеломлены. Доктор делает знак Льюису Брауну замолчать, а остальным удалиться. -- Гнетущая тишина. -- Льюис Браун, которому доктор тихо говорит что-то, уходит взбешенный и сбитый с толку.)

Майлс (подходит к Клиффорду, возбуждение которого падает после ухода Льюиса Брауна.) Я вижу, болезнь прогрессирует, мой бедный друг. Что здесь произошло? Я никогда не видел вас таким. Вы всегда так владеете собой! Много лет мы живем вместе, и нам выпадали тяжелые минуты. В Индии, в Афганистане, в Египте мы знали плохие дни. Однако ничто не в силах было нарушить вашу невозмутимость. И на долю этого жалкого Льюиса выпала честь вывести вас из себя! Что он вам сделал, этот дурак? Будьте осторожны, мой друг.

Клиффорд. Да, я сам чувствую, что это смешно. Слишком много чести для этих негодяев волноваться от их слов. Но я больше не в силах сдерживаться. Довольно, Майлс, я сыт по горло.

Майлс. Разве что-нибудь случилось? Ведь все по-старому. Сегодня все так же, как было вчера.

Клиффорд. Да, это верно.

Майлс. Видите ли, Клиффорд, болезнь происходит в значительной мере от мании, которая появилась у вас с некоторого времени, все анализировать, исследовать каждый свой поступок, стараться понять людей и вещи. Я только что наблюдал за вами. Вы расспрашивали пленного, говорили с женщиной, вы спорите с ними. Это ослабляет активность, это опасно для душевного здоровья. Никогда не следует стремиться проникнуть в мысли другого. Это хорошо для писателя, который говорит и ничего не делает, как наш бедный Карнби. Но для чего это нам, людям, которые должны работать? Мы только теряем время; и когда у человека голова не совсем в порядке, как у нас в настоящий момент, - вы меня простите, Клиффорд, - это опасно. Разве имеет какой-нибудь смысл искать мотивы поступков своего противника? Ей богу же, мы отлично знаем, что все имеет свои причины. Если бы мы захотели считаться с ними, то кончилось бы тем, что были бы не в силах и пальцем шевельнуть. Я знаю для вас только одно лекарство: не думать.

Клиффорд. Не думать, легко вам сказать! - Но нет, мой дорогой, вы ошибаетесь, меня волнуют вовсе не мотивы их поступков. Все мотивы друг друга стоят, и их и наши: грош им цена. Тут есть кое-что другое, чего я не могу вынести. Через остальное, вы ведь видели, я могу перешагнуть, как ни неприятно вести войну, в которую не веришь. Но это, это слишком.

Майлс. Что - это?

Клиффорд. Пустяк. Вот то, что произошло сейчас.

Майлс. Сейчас? - Что бы это могло быть? - Погодите, - у меня тогда мелькнуло подозрение; но все-таки я не думал... Неужели эта женщина могла вскружить вам голову?

. Какая женщина?

Майлс. Что за вопрос! Та, которая была здесь.

Клиффорд (после минутного раздумья). Вы глупы, Майлс. - Нет, нет, со всем этим покончено. Боже упаси, никогда не забуду мою бедную Мод, уснувшую в этой земле! Как вы могли подумать?

Майлс. Эка важность! Ни смерть, ни жалость, ни какие-либо иные мотивы никогда не служили препятствием для этого рода безумия. Что тут невозможного? Она-то несомненно питает к вам чувства.

Клиффорд (недоверчиво). Она, мужа которой я убил, она, которая поносит меня злобными угрозами!

Майлс. Да, да, это их женский прием. Слова женщины ничего не говорят. Верьте мне, я в этом деле знаток. Я внимательно наблюдал ее. Она вкладывает слишком много страсти в свою ненависть.

Клиффорд (сухо). Тем хуже для нее. И какое мне дело? Нет, мне жаль ее, вот и все, мне жаль ее; и жаль даже не ради нее самой.

Майлс. А ради кого?

Клиффорд. Вы видели этого ребенка?

Майлс. Этого мальчонку, которого она везде таскает с собой?

. Вы заметили?..

Майлс. Что заметил?

Клиффорд. Довольно с меня! Я не могу его выносить.

Майлс. Что? Этого ребенка? Не понимаю.

Клиффорд. Все остальное, все, что хотите, только не это! - Довольно. Я слишком долго боролся с собой. Ставлю точку.

Майлс. Иными словами, хотите?..

Клиффорд. Сложить с себя командование, да.

Майлс. Подождите еще.

Клиффорд. Ждать, вечно ждать. Изо дня в день это слово тащит меня за собой. Всю жизнь я провел в том, что откладывал свою жизнь на завтра.

Майлс. Мы накануне развязки.

Клиффорд. Нет, я лучше вас вижу, сколько страданий и крови потребует еще эта война. А если бы даже это был конец, я уступаю честь другим.

Майлс. Вы наверное в очень уж ненормальном состоянии, если не хотите пройти до конца путь, который вы себе избрали.

Клиффорд. Ну да, я болен. В самом деле болен, Майлс. Вы это прекрасно знаете. Пусть другой займет мое место. Разве я настолько необходим армии? Разве нельзя меня заменить?

Майлс

Клиффорд. Он или другой. В Англии нет недостатка в хороших офицерах.

Майлс. В ожидании своего назначения он закончит ваше дело.

Клиффорд. Пусть на его долю выпадет печальная слава связать с этим делом свое имя!

Адъютант (приносит донесение). Маршал!..

Клиффорд (торжествующе). Они в моих руках! Симпсон! Лоренс! Я готов был пари держать: они запутались в собственных сетях.

Майлс. Что вы еще придумали?

Клиффорд (так же). Видите ли, когда хочешь победить, не к чему навязывать свои планы противнику. Надо притвориться, будто он вовлек тебя в ловушку, самому расставить те сети, которые он собирался расставить тебе, и обратить против него его же собственное оружие. Нет, доктор, что бы вы там ни говорили, а иногда мания читать чужие мысли бывает полезна. (Пишет на колене приказы, которые передает Лоренсу.)

Грехем (подходит).

Клиффорд (очень холодно). Знаю.

Грехем. Он внезапно переменил направление и идти на дивизию Гаркура. Я всегда считал, что это наш слабый пункт и что опасно его обнажать, бросая кавалерию на преследование бегущих.

Клиффорд. Хорошо. Не мешайте его движению.

Грехем. Гаркур требует подкреплений.

Клиффорд. Пусть отступит.

Грехем. Они овладеют переправой.

Клиффорд. Пусть переправляются.

Грехем. Должно быть у них всюду есть шпионы. Кто мог предупредить их так скоро, что путь свободен?

Клиффорд. Я.

Грехем. Вы? - А! Это другое дело.

. Они хотят прорваться. На здоровье. И я этого хочу. - Пусть войдут. Обратно они не выйдут.

Грехем. Их отступление...

Клиффорд. ...отрезано. Я знал, что они будут здесь сегодня ночью. Кавалерии Гаркура отдан приказ после мнимого преследования отступать назад форсированным маршем. И вы, Грехем, тоже отправитесь сейчас же через Утрехт и Назарет и свернете в сторону переправы, которую совершите вслед за ними. Гребни холмов заняты. Нам ничего не остается, как только ждать, быть настороже. Дичь приближается.

Офицеры (в восторге). Ура! - На этот раз им не спастись.

Симпсон. Говорят, президент с ними.

Лоренс. Вот он - последний удар, который прекратит страдания этого жалкого народца,

Клоддс. Они никогда не сдадутся.

Симпсон. В таком случае, они будут истреблены.

Грехем (с досадой). Я с удовольствием намечаю, что вы умеете, когда надо, пользоваться сильными средствами. - Поздравляю.

. За дело! (Он дрожит.)

Майлс. У вас зуб на зуб не попадает. Наденьте пальто. Ледяной дождь. Эта проклятая страна дышит лихорадкой.

Грехем. Вы как будто больны. Вы не боитесь, что вам станет хуже?

Клиффорд. Я здоров, генерал, и чувствую себя превосходно. - Идем!

(Уходят.)

Майлс (следует за ними). Подаст в отставку! - Зарок пьяницы или охотника! Кто пил, тот будет пить. Кто убивал, тот будет убивать. Жалеют дичь, но ей от этого не легче. (Уходит.)

(Солдаты на посту остаются одни. Надвигается ночь. Оуэн и Алан сидят у костра. -- Молчание.)

Алан. Когда это кончится?

Оуэн. Я уж чувствую: сегодня ночью опять подстроят этим беднягам какую-нибудь каверзу.

Алан. Поскорей бы это кончилось! Если уж нужно их перебить, пусть поторопятся.

Оуэн. Разумеется. Когда убивают животное, стараются не причинять ему страданий.

(Молчание.)

Алан. В каком гневе был маршал!

Оуэн Совсем не спит. Такой он всегда вежливый, такой мягкий, а сердится на меня за всякую мелочь. Вчера ночью я подслушал. Он говорил о своем мальчике.

Алан. Бедняга! И зачем только бог посылает детей, если сейчас же берет их обратно?

Оуэн. Нет, все-таки хорошо иметь этих малюток даже несколько лет.

Алан. Слишком много горя потом, когда они уходят.

Оуэн. Мы ведь знаем, что все кончается горем. Надо принимать мир таким, как он есть.

Алан. Если бы у нас было только свое горе! Но ведь мы и других заставляем страдать.

Оуэн. Лучше все-таки страдать, но пожить - не правда ли?

Алан. Может быть. Только я не знаю почему.

Оуэн. И я тоже. Но я это чувствую.

Алан. Как все это трудно понять, все! (Машинально показывает на небо и на долину. Молчание.)

Оуэн. Надо поддерживать огонь. (Ворошит костер.) Целый день мокнешь под дождем. А когда заходит солнце, плечи леденеют.

Алан. Посмотри-ка туда, Оуэн.

Оуэн. Огни на холмах. Это неприятель.

Алан. Такие же огни, как у нас. Они подавали сигналы с одной горы на другую.

Оуэн. И волынки перекликались в темноте.

Алан. И колокольчики коров, помнишь?

Оуэн

Алан. Озера! Звезды плавали в них совсем как рыбы.

Оуэн. Как далеко мы забрались, Алан! - Зачем мы пришли сюда?

Алан. Зачем?

Унтер-офицер (зовет его). Алан!

(Алан встает, не отвечая.)

Оуэн. Ты уходишь?

Алан. Моя очередь стоять на часах.

Оуэн. Ну ладно! - Хорошо хоть, что дождь перестал.

Алан. Не знаю, что со мной делается. Такая тоска.

Оуэн. И у меня тоже. Невесело все это.

Алан. В конце концов... (Уходит.)

Оуэн. Смотри в оба. Неприятель далеко. Но никогда нельзя знать.

(Алан присоединяется к патрулю, который уходит. Другие солдаты возвращаются с караула и подходят к огню. Они греются, едят и курят.)

Солдаты.

-- Посмотри. (Показывает сапоги.) Подошвы продрались. Все разваливается.

-- А вечером, когда надо набраться сил, жри эту гадость,

-- Ровно столько, чтобы не сдохнуть с голоду!

-- А потом ложись и спи в грязи и в воде!

-- Ужасно! Лучше уж умереть.

-- Вы слишком чувствительны. Избаловали вас. Попробовали бы, вот как я, с детства ночевать в лондонской грязи, так нашли бы, что здешняя еще хорошо пахнет. Не хватает еды? Все-таки поесть можно. И обогреться можно, и делать нечего. Ни о чем не надо думать. Я не нахожу, чтоб так уж было плохо. Да и вообще, худо ли, хорошо ли, так или эдак, наплевать мне на все. Как ни верти, все равно мы герои.

-- Хороши герои! Если б хоть воевали! Да не тут-то было. Только подойдешь к ним ближе, они снимаются с места. Идешь вперед, они проходят сзади. Идешь назад, они проходят впереди. Никогда их не видишь, даже когда они тут: прогуливаешься спокойно, и вдруг выстрел; ни за что не сказать, откуда. Они крадутся по траве, как змеи. Это не люди. Это призраки.

-- Но теперь они кажется попались.

-- Да, да, знаем мы эту песенку. Двадцать раз уже так было.

-- А может быть теперь по-настоящему.

Эбенезер. Ах, если бы!.. Свиньи! Довольны мы с ними намучились! Господи, пусть бы хоть на этот раз попали к нам в руки, уж мы бы им отомстили, уж мы бы переломали им ребра, раскроили им черепа. Подлые твари!

-- Гм! А я не чувствую к ним ненависти.

-- Да, знаю я тебя, ни одного не пощадишь.

-- Разумеется. Но злобы у меня нет.

-- Да, как у кухарки, которая не питает ненависти к цыпленку, но сворачивает ему шею.

. Ну, а я так со злобой, и вовсе не скрываю этого. - Смотри, чтоб огонь не погас! Изжарил бы их живьем, воткнул им вертел в зад!... Канальи! Они смеют затягивать войну своим дьявольским упорством. - Надо быть безумцами, дикими безумцами, бешеными собаками, чтобы сопротивляться! Сопротивляться кому... Англии! Ах, негодяи!

-- Послушай, но ведь это естественно... то, что они делают.

Эбенезер. Что! Что! Это естественно?

-- Чорт возьми! Народ, на который напали!

Эбенезер. Это не народ. Это мятежники. Народ должен быть многочисленным. А это кучка, банды оборванцев!

-- У них даже мундиров нет. Это не армия.

-- Это дикари, людоеды. Разве ты не знаешь, что это старое чучело Пауль Крюгер приказал один раз зажать голую девушку между двумя досками и пилить ее живьем за то, что она не хотела выдать военную тайну?

-- Не может быть!

-- Так сказал преподобный Алсопп⁴.

--- Ах, разбойник! Ну, попадись он мне в руки!

-- Как бы не так! Удрал плут со своей мошной.

-- А меня больше всего возмущает лицемерие этих ханжей, которые в одной руке держат библию, а в другой маузер.

-- Ах, чорт!

-- Что ты ищешь?

-- Я потерял мой Новый Завет!

-- Я дам тебе.

-- Нет, я хочу иметь свой.

-- Завтра схожу.

-- Здорово интересные там истории. - Да, хорошо написано.

-- Что мне нравится больше всего, так это предисловие лорда Уолсли.

-- И Union-Jack⁵ на обложке⁶.

Эбенезер (упрямо возвращаясь к своей идее). По какому праву они защищаются? Это подло. Надо их убивать без всякой жалости, как зачумленных крыс!

-- Послушай все-таки... а если б к нам так ворвались...

Эбенезер. Ничего не желаю слушать. Надо быть отъявленным жуликом, чтобы сопротивляться солдатам короли. Когда Англия требует от какой-нибудь страны подчинения, этой стране должно быть только лестно, что на нее пал выбор и что она станет частью самой славной в мире империи.

-- Но они может быть не понимают этого. Надо бы им объяснить...

Эбенезер. Бьешься, бьешься, чтобы объяснить им, а они притворяются, что не понимают. Они упрямы, как ослы. И потом, довольно объяснений! Англия имеет право владычествовать над миром. Если она еще позволяет существовать некоторым другим нациям, так только из снисхождения. Но я прекрасно вижу, что в конце концов придется захватить все, во славу божию, ибо более сильные должны управлять более слабыми: так уж мир устроен.

(Глубокая тишина.)

Солдат (вполголоса, указывая на окружающие пустынные пространства).

(Молчание.)

Оуэн (серьезно). Более сильные, товарищ?... Кто более сильный?... не надо так говорить. Мы всегда слабы в каком-нибудь отношении...

(Тишина. Они смотрят на огонь. Вдали часовой кричит два раза: "Кто идет?". Слышно, как за кем-то гонятся. Потом два выстрела. Чей-то голос зовет на помощь. Солдаты тотчас же бросаются к ружьям и бегут с руганью. Вдали голос кричит: "Сюда, товарищи!" -- Они возвращаются, неся раненого Алана.)

Алан (слабым голосом). Тот тоже ранен. Я видел, как он упал.

(Несколько солдат уходят и возвращаются с раненым итальянским пленным.)

Эбенезер. Подлец! (Хочет убить его ударом приклада.)

Алан. Не надо!

Оуэн. Оставь! (Удерживает руку Эбенезера. -- Обоих раненых кладут у костра.)

Молодой итальянец (вызывающе). Чуточку терпения, я ухожу. Пора нам распрощаться. Не в моих правилах уходить по-английски.

Солдаты

-- Он хотел бежать.

Алан (Оуэну). Вот видишь, видишь, у меня было предчувствие! Ах, боже мой!

Солдаты. Отнесем его на перевязочный пункт.

Алан. Ох! Ради Христа, не трогайте меня!

Солдат. Нельзя. Он умрет по дороге.

Оуэн (солдату). Молчи. Не надо так громко!

Алан. Нет, только не в лазарет! Не покидайте меня!

Оуэн. Да, ты останешься здесь. Не двигайся. Это пустяки.

Алан. Нет, я чувствую - это конец.

Оуэн. Да нет же.

Алан (плачет. -- Через минуту). А он?

Итальянец. То же самое. Подожди меня, отправимся вместе.

Алан. Куда он ранен?

. Хуже нельзя. В спину. Такая уж незадача! Вечно судьба играет со мной штуки. Но эта - самая поганая из всех. Никакой надежды! Крышка! Ну и пускай. Когда судьба тебя преследует, смейся ей в лицо. Это ее бесит. Хоть я и побежден, а все-таки я сильней. (Алан стонет.) Тебе больно?

Алан. Да. - А тебе?

Итальянец. Я думаю!

Алан. Почему ты убил меня?

Итальянец. Ты хороший парень. Почему же ты выстрелил первый? Я только защищался. Я хотел бежать. Разве ты не мог оставить меня в живых?

Алан. Не знаю, почему я сделал это. Они меня заставили. - Мне холодно! - Оуэн, где наша родина? Поверни меня лицом к ней. - Ах! Это небо, эти звезды, я ничего не узнаю. Ничего. Это не мое небо. Я погиб. Вы уедете, вы покинете меня, одного в этой земле.

Итальянец. Ничего, я составлю тебе компанию. Я тоже из старой Европы. Не бойся, мы не будем одиноки. Тысячи товарищей останутся с нами. Может и вы тоже, а? Еще долгие годы мы будем слышать над собой гул шагов наших европейских братьев.

Алан. Как ты жил там? Есть у тебя родные, которые ждут тебя?

Итальянец. У меня есть старуха мать в Кальтанизетте, но она не ждет меня. Потом есть целая куча братцев и сестер, маленьких и больших; бог весть, где они все обретаются. Жить было не легко. Мама и сказала нам: "Ну, мои милые, выпутывайтесь сами, как знаете; живите сколько сил хватит; жизнь, несмотря на все, хорошая штука. А когда больше не в силах будете жить, постарайтесь выбрать себе смерть: умереть тоже не плохо, когда ничего другого не остается". Я так и сделал. Я не мог жить счастливо и выбрал лучшую из смертей. Я не жалуюсь. Приятно умирать за правое дело.

Алан. Ах, зачем я пришел сюда? Для чего? Для чего?

Итальянец. Вот это правильно; вы нехорошо поступили, товарищ, явившись сюда забрать чужую страну.

Солдаты Мы в этом не виноваты. Такая уж судьба.

Итальянец. Глупости! Никакой судьбы нет. Нет ничего кроме нас. Вы дети. Верите в бога. Бога нет. Нет ничего, ничего кроме нас. Будем исполнять свой долг, и все пойдет хорошо.

Оуэн. Нет, мир плох, все плохо.

Итальянец. Если мир плох, так оттого, что мы делаем его плохим.

Оуэн. Ах, как трудно все понять!

Итальянец. Что тут трудного? - Если б вы взглянули на нас в нашем лагере, все было бы просто у нас. Там сотни таких, как я; они собрались отовсюду: из Франции, из Германии, из Америки; есть такие, что сражались друг против друга. Это люди разных национальностей, разной религии, есть богатые и бедные, оборванцы и аристократы. По правде говоря, трудно нам столковаться, да и те, которых мы пришли защищать, не очень-то располагают к себе; они видят в нас скорей врагов, чем друзей. Но они неправы, и все тут. Это ничуть не доказывает, что у нас нет оснований защищать их, когда они страдают за справедливость. - Это действует благотворно. Чувствуешь, что все люди братья, что нет ни племен, ни религий, ни оттенков кожи или мыслей, что есть только люди, которые помогают друг другу и любят друг друга; это рай на земле.

Оуэн. Но, братец, вы тоже поступаете дурно: вы убиваете нас.

Итальянец. Нельзя одним взмахом переделать, мир. Наша маленькая Европа вынуждена защищаться. Терпение. Все устроится.

Алан. Ах! Я поступал дурно, я поступал дурно!

Эбенезер (вспыхнув).

Алан. О, боже! Простишь ли ты меня?

Итальянец. Оставь бога в покое и прости себя сам. Это не твоя вина. Делая самое худое дело, ты был ведь уверен, что поступаешь, как нельзя лучше.

(Алан тихо плачет.)

Оуэн

(Алан не отвечает.)

Алан (едва слышно). Креджи, не сыграешь ли ты в последний раз "Auld langsyne"⁷.

(Не говоря ни слова, один из шотландских солдат берет свою волынку и начинает играть жалобную песню. Все мало-по-м

Оуэн (наклоняясь и поддерживая его). Что ты хочешь?

(Алан, не отвечая, с трудом протягивает руку к итальянцу. -- -- Они умирают. -- Вдали барабан выбивает вечернюю зорю. Голоса смолкают внезапно, посреди песни; волынка жалобно тянет одну ноту, не докончив фразы.)

Эбенезер (смотря на мертвых). (Хочет разделить их.)

Оуэн. Оставь их вместе.

(Солдаты продолжают сидеть молча, погруженные в раздумье, с трубками во рту. -- Луна сияет над долиной. --

Унтер-офицер. Сбор!

(Все машинально встают, кроме Оуэна.)

Солдат

Унтер-офицер. Он идет.

(Солдаты собираются молча. Оуэн продолжает сидеть, размышляя. Один из товарищей плечу.)

Оуэн. Куда мы идем?

Солдат. Кто его знает. Куда они прикажут, эти дьяволы. Наверно драться.

Оуэн

Солдат. А что же делать? Надо повиноваться.

(Оуэн встает.)

(Солдаты строятся в шеренги. В момент ухода, среди общей тишины, Эбенезер яростно грозит кому-то кулаком и кричит.)

. Канальи! Канальи!

Унтер-офицер (сурово). Кому это ты? - Шагом марш!

(Шеренги трогаются. Оуэн внезапно останавливается, выходит из строя, возвращается назад, тихо опускает на землю ружье и снова у костра.)

Унтер-офицер. Ну, ты чего? Болен?

(Оуэн отрицательно

Унтер-офицер. Тогда вставай!

Оуэн. Я больше не убиваю.

Примечания

"Fimes", 27/IX 1901). (Прим. автора.)

2. Чемберлен. Речь 24 августа 1889 г. (Прим. автора.)

3. "Вы можете бомбардировать наши города и разрушать наши деревни, убивать молодых людей, стариков и детей. Вы замирите Африку, как три века тому назад Кромвель замирил Ирландию. Наступит тишина, но это не будет мир. Уничтожьте, если можете, все мужское население. Довольно, если останется пять тысяч беременных африканских женщин: они восстановят народ, который вы считали уничтоженным". Оливия Шрейнер.

4. Преподобный Джон Алсопп (I. A. Hobson, "The psychology of Jingoism"). (Прим. автора.)

5. Национальный флаг Соединенного королевства (Англии, Шотландии и Ирландии). (Прим. перев.)

(Прим. автора.)

7. По-шотландски: "Минувшие времена". (Прим. перев.)