Борьба за огонь.
Часть первая.
Глава четвертая. Лев-великан и тигрица

Глава четвертая
ЛЕВ-ВЕЛИКАН И ТИГРИЦА

Прошла одна луна. Нао и его спутники, все время безостановочно двигавшиеся на юг, давно уже миновали саванну. Теперь они шли по густому лесу. Казалось, темная чаща никогда не кончится. Изредка встречались поляны, поросшие высокой травой, болота и небольшие озера, за которыми снова начиналась лесная чаща. Буйный растительный покров то взбирался на холмы, то спускался в глубокие овраги. Все виды растений и все породы животных водились в этом лесу.

Здесь можно было встретить тигра и пещерного льва, леопарда и гиену, вепря и волка, лань и серну, носорога, оленя, муфлона, косулю. В этом лесу встречались даже львы-великаны, редчайшая порода хищников, начавшая вымирать сотни веков тому назад.

Кое-где в лесу виднелись широкие просеки, устланные растоптанными ветвями и вырванным с корнем молодняком,-- неоспоримое свидетельство соседства мамонтов, стадо которых причиняет лесу больший ущерб, чем самые сильные бури и ураганы.

В этом опасном месте уламры находили обильную пищу, но и сами они могли стать добычей любого крупного хищника. Нао, Нам и Гав подвигались вперед с величайшей осторожностью, построившись треугольником, чтобы одновременно иметь возможность наблюдать за большим пространством.

Днем острое зрение и тонкий слух заблаговременно предупреждали их о всякой опасности. Впрочем, днем опасные хищники спали; они выходили на охоту только в сумерки. При дневном свете зрение их уступало в остроте человеческому, а обоняние-- волчьему. Волки могли бы представлять днем немалую опасность для уламров, но в этом обильном всякого рода добычей лесу они остерегались нападать на таких сильных и коварных противников, как люди. Страшный пещерный медведь охотился на животных только тогда, когда не находил растительной пищи. В остальное время это огромное животное мирно утоляло свой голод обильными плодами лесов.

Но если дни проходили относительно спокойно, то ночи были полны страха. Задолго до наступления сумерек уламры начинали искать безопасное убежище для ночлега. Иногда это была естественная пещера; иногда им приходилось строить укрепление из камней; порой они находили приют в глубокой яме в земле. Но чаще всего они проводили ночи на деревьях, выбирая группу близко расположенных друг к другу стволов.

Больше всего уламры страдали от отсутствия Огня. В безлунные ночи им казалось, что свет навсегда оставил землю, что мрак больше никогда не рассеется. Темнота угнетала их, наваливалась на них огромной тяжестью. По ночам они подолгу вглядывались в глухую чащу, ожидая, что где-нибудь вспыхнет искра, и языки пламени начнут лизать сухие ветви.

Но в темноте мерцали только искры далеких звезд да раскаленные угольки глаз хищников.

Люди чувствовали себя оторванными от родного племени и незащищенными от опасностей окружающего враждебного мира.

Наконец, лес поредел. На запад он уходил таким же сплошным массивом, без единого просвета, но на востоке лежала равнина с редкими группами деревьев и островками невысокого кустарника. Зубры, бизоны, олени, сайги и лошади поедали молодые побеги деревьев и тем защищали саванну от наступления леса. Здесь протекала река, берега которой были покрыты черными тополями, пепельными ивами, осинами, ольхой, тростником и камышами. Кое-где виднелись бурые груды валунов ледникового происхождения.

День склонялся к закату, и на земле уже лежали длинные тени.

Многочисленные следы на опушке леса говорили о том, что в сумерки сюда сходилось на водопой множество зверей. Поэтому Нао, Нам и Газ, поспешно утолив жажду, занялись поисками безопасного места для ночлега. Разбросанные кое-где груды валунов были непригодны для этой цели - пришлось бы затратить слишком много времени, чтобы выстроить из них хоть какое-нибудь укрепление.

Нам и Гав, отчаявшись найти подходящее убежище, уже предложили вернуться на ночь в лес, когда Нао вдруг заметил две огромные каменные глыбы, лежащие рядом и соприкасающиеся верхушками; они образовали нечто вроде пещеры с двумя входами. Один из входов был доступен только мелким животным, не крупнее собаки и волка. Второй был достаточно широк, чтобы, плотно прижавшись к земле, в него мог проползти человек; но для львов, тигров и медведей этот вход был слишком тесен.

Нам и Гав легко проникли в пещеру. Они боялись, что богатырское сложение Нао сделает проход недоступным для него. Но сын Леопарда, вытянув вперед руки и повернувшись на бок, без труда забрался в пещеру и так же легко выполз обратно.

Массивные каменные глыбы слежались настолько плотно, что даже мамонтам было бы не под силу разъединить их. Под камнями было просторно-- три человека свободно могли поместиться здесь.

Уламры были бесконечно рады этой находке, обеспечивавшей им безопасный ночлег. Впервые за все время похода они могли провести спокойную ночь, не опасаясь нападения хищников.

Подкрепившись сырым мясом молодого оленя и орехами, собранными в лесу, Нао, Нам и Гав выползли из убежища, чтобы еще раз осмотреть местность. Несколько оленей и косуль пробежали к водопою. В воздухе с воинственным карканьем носились вороны; в облаках величественно парил орел. Среди ивняка неслышными шагами крался пятнистый леопард. Рысь преследовала антилопу.

По пока ничто еще не выдавало этого.

Над равниной раздавался только мирный щебет птичек; они хлопотливо носились в воздухе, то круто взмывая ввысь, то камнем падая вниз.

Неожиданно из лесу вышел бизон... Бизоны были подвижные, сильные, чуткие к малейшей опасности, смелые и осторожные животные, великолепно вооруженные для борьбы за существование.

Сердце Нао учащенно забилось при приближении широкогрудого, круторогого величественного зверя, и он с глухим ворчанием вскочил на ноги: инстинкт охотника сразу проснулся в нем. Обычно люди не решались нападать на стада этих травоядных, но они не упускали случая поохотиться на одинокого бизона, особенно слабого или раненого. Откуда пришел этот бизон? Бежал ли он от преследования сильных хищников, опережая стадо, или, наоборот, отстал от него? Уламры не задавались этими вопросами. Им достаточно было знать, что огромное животное одиноко; победа над бизоном была не менее славной, чем победа над самым крупным из хищников. Но тут же другой инстинкт вступил в борьбу с первым. И этот инстинкт властно приказывал Нао не уничтожать без нужды животное, могущее послужить пищей. А у уламров был большой запас свежего мяса.

Вспомнив про только что одержанную над серым медведем, победу, Нао решил, что борьба с бизоном ничего не прибавит к его охотничьей славе и опустил поднятую уже было палицу.

Ничего не подозревавший бизон медленно и спокойно прошел к реке.

Вдруг все трое уламров насторожились-- они почувствовали приближение опасности раньше, чем увидели ее. Сомнение, быстро сменилось уверенностью; по знаку Нао, Нам и Гав скользнули в пещеру. Нао не замедлил последовать за ними, как только на опушке леса показался олень. Животное бежало в слепом ужасе. Рога его откинулись назад, с губ капала пена, окрашенная кровью. Словно лист, увлекаемый циклопом, олень убегал от тигра.

Тигр-- коренастый и приземистый, с необычайно гибким хребтом, подвигался вперед гигантскими скачками. Со стороны казалось, что он не бежит, а скользит в воздухе, чуть касаясь лапами земли, в конце каждого скачка он на неуловимо короткое мгновение останавливался, как бы собирая силу для нового взлета.

Олень мчался вперед безостановочно, делая короткие, все убыстряющиеся прыжки. В этот момент погони тигр явно настигал его: хищник только что вышел на охоту после дневного сна, в то время как олень казался утомленным длинным переходом.

- Тигр настигает оленя!-- дрожащим от волнения голосом воскликнул Нам.

Нао, возбужденно следивший за этой охотой, ответил:

- Олень неутомим!

Вблизи реки расстояние, отделявшее оленя от тигра, уменьшилось наполовину. Но, сделав неимоверное усилие, олень еще убыстрил свой бег. Некоторое время оба животных неслись с одинаковой скоростью, но затем скачки тигра участились. Он несомненно оставил бы преследование, если бы не близость реки-- в воде он рассчитывал быстро настигнуть оленя.

Хищник добежал до берега, когда олень проплыл уже локтей пятьдесят. Не останавливаясь ни на секунду, тигр бросился в воду и поплыл с необычайной быстротой-- но олень и тут не уступал ему в скорости. Для него это был вопрос жизни и смерти. Река была неширокой, и видно было, что он доплывет до противоположного берега первым. Правда, стоило ему споткнуться при выходе из воды, и он погиб!

Олень понимал это; он осмелился даже, уклониться от прямой, чтобы выбраться на берег в более удобном месте: на усыпанную галькой косу, отлого спускавшуюся к реке. Расчет оленя был точный, но, ступив на берег, он замешкался на ничтожную долю секунды. Этого было достаточно, чтобы тигр выиграл еще полтора десятка локтей.

Олень отбежал едва на двадцать локтей от берега, когда тигр, в свою очередь, вылез из воды и сделал свой первый скачок. Но тут хищника ждала неудача: падая на землю, он пошатнулся и опрокинулся набок.

Олень был спасен! Теперь преследование становилось бесполезным. Тигр понял это и, вспомнив, что во время погони перед его глазами мелькнул бизон, немедленно снова кинулся в воду и поплыл обратно.

Бизон еще не успел скрыться из виду... Увидев погоню, он начал отступать к лесу; когда тигр исчез в камышах, бизон остановился в раздумье. Однако осторожность взяла верх, и, решив скрыться в чаще, он затрусил к опушке мимо каменных глыб.

Запах уламров напомнил ему, что однажды человек тяжко ранил его острым камнем. Бизон бросился в сторону и стремглав понесся к лесу; он уже почти достиг опушки, когда снова завидел тигра, который приближался с огромной быстротой. Тигр не боялся, что бизон, подобно оленю, убежит от него, но только что испытанная неудача привела его в исступление.

Понимая, что бегство бесполезно, бизон повернулся к хищнику. Нетерпеливо роя копытами землю, он низко склонил рогатую голову. Широкая грудь его, покрытая бурой шерстью, порывисто вздымалась. Большие черные глаза метали огонь. Теперь это было уже не мирное травоядное, а опасный боец; и страх и колебания уступили место нерассуждающей ярости. Инстинкт самосохранения претворился в храбрость.

рискуя прямым нападением, мгновенным ударом лапы сломать бизону спинной хребет или, вскочив на круп, перегрызть незащищенную шею.

Но настороженный и внимательный бизон следил за каждым движением хищника и все время обращал к нему массивный костистый лоб, вооруженный острыми рогами.

Вдруг тигр замер, забыв о бизоне. Изогнув спину дугой, он устремил желтые, сразу ставшие неподвижными глаза на приближавшегося огромного зверя, похожего на него, но более рослого и плотного, с широкой грудью и густой гривой. В уверенной поступи этого зверя чувствовалось, однако, колебание охотника, который забрел на чужую территорию. Ведь тигр был у себя. Десять лун он владел этими местами, и все остальные хищники признавали его первенство-- и леопард, и медведь, и гиена. Никто не осмеливался оспаривать намеченной им добычи. Ни одно живое существо не становилось на его пути, когда он охотился па оленя, лань, муфлона, зубра, бизона или антилопу. Только серый медведь в сильные холода решался охотиться в его владениях. Другие тигры жили на севере, львы-- возле Большой реки, и он уступал дорогу только непобедимому носорогу и мамонту с толстыми, как стволы вековых деревьев, ногами.

Тигр до сих пор еще не встречал этого странного зверя, но инстинкт сразу подсказал ему, что незнакомый зверь сильнее его, лучше вооружен и не менее ловок и увертлив. И все же тигр колебался признать свою слабость и без борьбы уступить территорию, где так долго он был полновластным хозяином.

Эти колебания отразились на поведении тигра. Он не отступил при приближении соперника, но пригнулся, почти распластавшись на земле, выгнул горбом спину и угрожающе оскалил клыки.

В свою очередь пещерный лев набрал воздуха в широкую грудь, зарычал и затем, оттолкнувшись от земли задними лапами, сделал прыжок на целых двадцать пять локтей.

Тигр испуганно попятился назад. При втором прыжке великана он поджал хвост и, казалось, вот-вот ударится в бегство. Однако тут же, словно устыдившись собственной трусости, он зарычал на противника; его желтые глаза позеленели от бешенства: он принимал бой!

Внезапная перемена в поведении тигра скоро стала понятной уламрам. Из камышей на помощь своему самцу спешила тигрица; она неслась гигантскими скачками, почти не касаясь земли. Глаза ее сверкали, как угли.

Теперь настала очередь пещерного льва усомниться в своей силе. Возможно, что он без боя уступил бы чете тигров ее владения, но возбужденный угрожающим рычанием своей самки, тигр-самец прыгнул навстречу к противнику...

Пещерный лев готов был примириться с необходимостью отступить, но он не мог оставить безнаказанным этот дерзкий вызов. Его чудовищные мускулы напряглись при воспоминании о бесчисленных одержанных им победах, о разорванных, растерзанных и съеденных им существах. Едва лишь один прыжок отделял его от тигра. Он мигом пролетел это расстояние, но встретил пустоту, так как тигр отскочил в сторону. Очевидно, он хотел вцепиться в бок пещерного льва. Тот быстро повернулся, чтобы встретить нападение. Когти и клыки сшиблись... Теперь слышно было только глухое рычание и щелкание страшных челюстей. Тигр пытался вцепиться в горло льва. Ему почти что удалось сделать это, но уверенный удар огромной лапы, как молния, обрушился на него и опрокинул на землю. В то же мгновение когтями другой лапы пещерный лев вспорол ему брюхо. Внутренности вывалились из раны вместе с потоками крови. Отчаянный рев побежденного огласил саванну.

Пещерный лев начал рвать на части свою жертву, когда подбежала тигрица. Видя своего самца побежденным, почуяв запах свежей крови, она остановилась в нерешительности и издала призывное рычание.

При этом зове тигр вырвался из лап пещерного льва. Последняя вспышка ярости придала ему силы сделать один шаг. Но лапы его запутались в выпавших наружу кишках, и он остановился... Силы покинули его, и только глаза все еще были полны жизни.

Тигрица инстинктом поняла, как мало осталось жить тому, кто так долго делил с ней еще теплую добычу, охранял ее детенышей, защищал ее против всего враждебного мира. Трепеща за свою жизнь, она глухо зарычала и, бросив последний взгляд на своего самца, убежала в лес.

Пещерный лев не стал преследовать ее. Он следил за каждым движением издыхающего тигра, но не приканчивал его, так как был осторожен и остерегался получить рану, когда победа и без того была на его стороне.

Настал час заката. Багряный свет разлился по лесам, озарил кровавыми отблесками половину неба. Дневные животные умолкли. Теперь слышались только вой волков, насмешливый хохот гиен, вздохи хищных птиц, кваканье лягушек и стрекотание кузнечиков. Когда последние лучи солнца догорели на облаках, на востоке взошел диск полной луны.

В саванне не было видно других зверей, кроме двух хищников,-- бизон скрылся во время их битвы, В наступивших сумерках тысячи существ притаились без движения, учуяв присутствие огромных зверей.

Бесчисленное множество дичи пряталось в каждой заросли, таилось за каждым деревцем, и, несмотря на это, редкий день голод не терзал пещерного льва.

Лев издавал резкий запах, и этот запах всюду сопровождал его, предшествовал ему, предупреждая все живое о его приближении вернее, чем треск почвы под могучими лапами, чем шелест раздвигаемой листвы и шум ломающихся ветвей.

Этот запах был густым и едким, почти осязаемым. Он разносился далеко вокруг, по притихшей чаще и спокойной воде, ужасный и в то же время спасительный для всех слабых. И все бежало перед ним, исчезало, пряталось... Земля становилась пустынной. На ней не было жизни. Не было добычи, и царь природы оставался в величественном одиночестве.

А между тем с приближением ночи гиганта начинал мучить голод. Наводнение изгнало его из привычных мест, и, переплыв через несколько рек, он забрел в неизвестную область. Она безраздельно принадлежала ему теперь, после победы над тигром. И он нюхал воздух, стараясь учуять прячущуюся в сумерках добычу. Но ветерок приносил только ослабленные расстоянием запахи.

не застанешь врасплох. К тому же с тех пор, как он достиг зрелости, он лазил только на невысокие деревья с прочными и толстыми ветвями.

Издыхающий тигр издавал острый запах, дразнивший голодного льва. Он подошел к тигру. Но вблизи этот запах показался ему противным, как отрава.

Внезапно разъярившись, он налетел на тигра и одним ударом лапы переломил ему спинной хребет. Затем, бросив труп, стал бродить по саванне.

Огромные камни привлекли его внимание. Они находились на подветренной стороне, и запах людей не доходил до хищника. Но, приблизившись, он учуял их присутствие.

Уламры с трепетом следили за страшным хищником. Они были свидетелями всех событий в саванне после бегства оленя. В полусвете сумерек они видели, что пещерный лев кружит возле их убежища. Зеленые огоньки сверкали в его глазах. Тяжелое дыхание выдавало нетерпение и острый голод зверя.

Найдя входное отверстие, лев попробовал просунуть голову в пещеру. Уламры с тревогой смотрели на камни-- выдержат ли они напор гиганта? При всяком движении пещерного льва Нам и Гав вздрагивали и испускали возгласы ужаса. Но Нао не дрожал. Ненависть кипела в нем-- ненависть живого существа, которому угрожает гибель, бунт пробудившегося сознания против господства слепой силы.

Эта ненависть перешла в ярость, когда зверь стал рыть землю у входа. Нао знал, что львы умеют копать ямы и опрокидывать препятствия, и его встревожила попытка хищника расширить вход в пещеру. Он ударил льва палицей. Зверь зарычал и отскочил в сторону. Его глаза, великолепно видящие во тьме, различили в глубине пещеры людей. Добыча была совсем близко, и это еще больше обострило голод хищника.

Он снова стал кружить вокруг пещеры, подолгу останавливаясь возле отверстия, и в конце концов опять стал расширять подкоп. Но удар палицы заставил его вторично отпрянуть. Лев понял, что пройти здесь невозможно; однако, он не мог отказаться от такой близкой и как будто доступной добычи. Он решил взять ее хитростью, если не помогла сила. Окинув камни последним взглядом и еще раз вдохнув манящий запах пищи, он притворился, что отказался от охоты на людей и побрел в лес.

Уламры ликовали. Убежище показалось им еще надежней, чем с первого взгляда. Они наслаждались ощущением безопасности, покоя, сытости-- всем тем, что делало счастливым первобытного человека.

Не умея выразить словами это ощущение счастья, они обращали друг к другу улыбающиеся лица и весело смеялись. Они знали, что пещерный лев еще возвратится. Но представление первобытного человека о времени было настолько смутным, что это сознание не могло омрачить их радости: промежуток, отделяющий вечернюю зарю от утренней, казался им нескончаемо долгим.

По обыкновению первым на стражу стал Нао. Ему не хотелось спать. В его мозгу, возбужденном событиями дня, роились образы, нестройные, смутные мысли о жизни, о мире.

Уламры накопили уже довольно много сведений о вселенной. Они знали о движении солнца и луны, о том, что свет сменяется тьмой, а тьма-- светом; что холодное время чередуется с жарким; они знали о течении воды в реках и ручьях; о причудах дождя и жестокости молнии; о рождении, старости и смерти человека; они безошибочно различали по внешнему виду, привычкам и силе бесчисленное множество животных; они наблюдали рост деревьев и увядание их; они умели закалять острие копья, делать топоры, палицы, дротики, умели и пользоваться этим оружием. Наконец, они знали Огонь, страшный, желанный и могучий Огонь, придающий людям силу и бодрость, но способный пожрать саванну и лес со всеми находящимися в них мамонтами, носорогами, львами, тиграми, медведями, зубрами и бизонами.

Жизнь Огня всегда занимала Нао. Огню, как всякому живому существу, нужна была пища, он питался ветвями, сухой травой, жиром, он рос, он рождал другие Огни; наконец, он умирал. Огонь мог распространяться беспредельно, но его можно было поделить на мельчайшие частицы, и каждая из них продолжала жить. Огонь хирел, когда его лишали пищи-- он становился меньше мухи; но стоило поднести к нему сухую травинку, как он возрождался и снова мог объять своим пламенем огромный лес. Это был зверь и не зверь. У него не было ног, но он соперничал в скорости с антилопой. У него не было крыльев, но он летал в облаках; не было у него и пасти, но он дышал, ворчал, рычал; не было у него ни лап, ни когтей, но он мог охватывать огромное пространство...

Нао любил Огонь и в то же время ненавидел и боялся его. В детстве он не раз испытывал его укусы; Нао знал, что Огонь нельзя приручить; Огонь всегда готов пожрать тех, кто его кормит; он свирепей тигра и коварней гиены. Но жизнь с ним радостна-- он отгоняет жестокий холод ночи, дает отдых усталым и силу слабым.

В темноте пещеры Нао вспоминает яркое пламя костра и красные отблески на лице Гаммлы... Восходящая луна напоминает ему такой костер.

Из какого места земли выходит по ночам луна, и почему она никогда не гаснет? В иные вечера она кажется тоньше травинки, которую лижет робкий язык пламени. Но вслед за тем она оживает. Невидимые люди заботятся о ней и кормят ее, когда она начинает худеть.

Сегодня вечером луна в полном расцвете сил: вначале она была огромной и тусклой. Поднимаясь по склону неба, она становилась все меньше, но свет ее от этого только ярче сиял. Очевидно, невидимые люди сегодня дали ей много сухих сучьев!

Пока сын Леопарда предается этим грезам, ночные животные выходят на охоту. Пугливые тени скользят в траве. Нао различает в темноте землероек, тушканчиков, агути, легких куниц, похожих на змей ласок; затем в полосе лунного света показался сохатый. Нао смотрит ему вслед: у него шкура цвета дубовой коры, тонкие сухие ноги и закинутые на спину рога. Сохатый исчез. Теперь видны волки. У них круглые головы, острые морды и крепкие, мускулистые ноги. Брюхо у них беловатое, но бока и спина бурые, а вдоль позвоночника растет полоска почти черной шерсти; в поступи их есть что-то коварное, предательское, неверное.

Волки учуяли сохатого, но и тот, в свою очередь, втянув в ноздри влажный ветерок, различил подозрительный запах и ускорил свой бег. Сохатый намного опередил волков. Запах его с каждой минутой становится все слабее. Волки понимают, что сохатого не догнать. Тем не менее они бегут по его следу, по открытой саванне, до опушки леса. Преследовать его дальше бесполезно.

Разочарованные волки медленно возвращаются назад. Некоторые из них воют, другие сердито рычат. Затем тонкие, подвижные ноздри их снова начинают обнюхивать воздух. Поблизости нет ничего достойного внимания, если не считать трупа тигра и трех людей, укрывшихся в пещере. Но люди-- слишком опасный противник, а тигрятины волки, несмотря на всю свою прожорливость, терпеть не могут. Тем не менее, старательно обойдя сторонкой человеческое жилье, они подошли к тигру.

тушу, они слизывали кровь с зияющих ран. Но ни один из них не решался вонзить зубы в эту терпкую плоть, которую безнаказанно могли переварить только железные желудки коршуна или гиены.

Неожиданно поблизости раздался взрыв жалобных воплей, рычание, пронзительный хохот. Волки насторожились. Шесть гиен выбежали в полосу лунного света. У гиен были мощные груди, удлиненные туловища, слабые задние лапы, гривастые, остроухие морды с треугольными глазами и сильными челюстями, способными раскусить кости льва. Гиены издавали отвратительный запах.

Это были рослые хищники, которые могли бы помериться силами даже с тигром благодаря мощи своих челюстей. Но гиены не любили открытой борьбы и принимали бой только при крайней необходимости. Впрочем, такие случаи были большой редкостью, так как хищников не соблазняло их зловонное мясо, а соперничества других пожирателей падали гиены не боялись, так как все они были слабее их.

Хотя гиены знали, что они сильней волков, они долго не решались оспаривать у тех добычу. Они кружили вокруг падали, то удаляясь, то приближаясь, и оглашали по временам воздух пронзительным воем. Но в конце концов, набравшись смелости, разом кинулись на приступ.

Волки не пытались даже отстаивать свое добро. Уверенные в быстроте своих ног, они оставались вблизи тигра. Теперь они сожалели об упущенной добыче. Они злобно рычали на гиен и делали вид, что вот-вот бросятся на них, казалось, они были довольны тем, что могут хоть досадить своим соперникам.

Но гиены не обращали на них внимания и с угрюмым ворчанием рвали на части труп тигра. Если бы не голод, они предпочли бы свежему мясу тухлятину, разложившуюся, кишащую червями плоть. Но выбора не было, да и присутствие волков заставило их спешить.

Сначала они полакомились внутренностями тигра; затем, разодрав ему бока крепкими, как железо, клыками, извлекли сердце, легкие, печень и длинный шершавый язык, вывалившийся из пасти во время агонии. С радостным урчанием они насыщались мертвечиной, вознаграждая себя полной сытостью за долгие дни скитаний с пустым желудком, за вечное голодное беспокойство.

Волки, напрасно рыскавшие по сторонам с самых сумерек, завидовали этой сытости. Озлобленные неудачей, несколько волков стали обнюхивать убежище уламров, и один осмелел настолько, что попробовал просунуть голову в отверстие. Нао презрительно ударил его копьем. Раненый зверь ускакал на трех лапах, оглашая воздух тоскливым воем, и все волки завыли вдруг жалобно и свирепо.

Бурые тела качались в неверном свете луны, в глазах их горела жажда жизни и страх перед ней, белые клыки сверкали, а тонкие мускулистые лапы злобно скребли землю... Голод становился нестерпимым. Но зная, что за камнями прячутся сильные и хитрые противники, они перестали рыскать вокруг убежища уламров.

Сбившись в кучу, они как будто держали совет. Некоторые сидели на задних лапах, широко раскрыв пасть, другие беспокойно переступали с ноги на ногу. Один волк, казалось, призывал их к порядку, требовал внимания. Остальные почтительно обнюхивали и слушали этого старого волка с облезшей шкурой и пожелтевшими клыками.

разгадать их замыслы.

Часть волков переправилась вплавь через реку. Остальные разбрелись по чаще. Теперь слышна была только возня гиен над трупом тигра.

Высоко поднявшаяся луна затмевала своим сиянием блеск звезд. Тусклых звезд не видно было вовсе,-- яркие слабо мерцали в волнах лунного света; какое-то напряженное оцепенение разлилось по лесу и по саванне. Только изредка в прозрачной синеве воздуха, бесшумно махая крыльями, проносилась сипуха да метались ночные бабочки, спасаясь от преследования летучих мышей.

И вдруг тишина нарушилась-- перекликающийся вой донесся из леса.

Нао понял, что волки окружили добычу. Вскоре его догадка подтвердилась. В саванну выбежал какой-то зверь. Он походил на дикую лошадь, только грудь у него была уже. Зверь спасался от наседавших на него трех волков. Преследователи уступали ему в скорости бега, но не бросали погони и даже как будто берегли силы; все время они перекликались с волками, сидевшими в засаде.

его обступили волки. Только на севере, казалось, была лазейка-- здесь путь преграждал лишь один старый волк с посеревшей шкурой. Загнанный зверь избрал этот путь. Старый волк спокойно поджидал его, но, когда джигетай был уже совсем близко, вдруг протяжно завыл. И тотчас же рядом с ним на кургане появились еще три волка.

Несчастный джигетай остановился и жалобно заржал. Он почувствовал, что гибель кольцом обступила его... Ему не вырваться больше на простор, где быстрые ноги еще раз спасли бы ему жизнь... Теперь уж не поможет ни хитрость, ни сила, ни быстрота... Он взглянул на своих преследователей, словно моля их о пощаде.

Но волки только тесней сомкнули кольцо; тридцать пар глаз неотступно следили за каждым движением джигетая, и в каждом взгляде он видел свой смертный приговор.

Волки хотели запугать свою жертву, опасаясь ее сильных копыт. Стоявшие впереди джигетая делали вид, что готовятся наброситься на него, чтобы он не заметил других волков, подкрадывавшихся к нему с боков. Ближайшие уже были на расстоянии всего нескольких локтей.

С мужеством отчаяния затравленный джигетай еще раз попробовал искать спасения в бегстве. Он стремительно прыгнул на своих преследователей, пытаясь прорвать их строй. Один волк покатился по земле, другой пошатнулся-- перед джигетаем уже открылся свободный путь... Но в эту секунду на боку у него повис волк, потом второй... И десятки пастей уже терзали его.

на землю под тяжестью волков, пожиравших его живьем.

Несколько времени Нао слышал стоны и жалобный вой животного, в котором жизнь продолжала еще бороться со смертью. С радостным ворчаньем волки грызли теплое трепещущее мясо, пили горячую кровь, ощущая, как жизнь непрерывным потоком вливается в их желудки.

Изредка старые волки беспокойно оглядывались на гиен: гиены предпочли бы нежное и сладкое мясо джигетая жилистому тигру, но они не осмеливались оспаривать добычу у волков, зная, что даже трусливые звери становятся храбрыми, когда защищают с трудом доставшуюся им пищу.

Луна прошла уже полдороги к зениту. Гав стал на стражу, и Нао заснул. Спокойные воды реки чуть виднелись в отдалении. В саванне снова поднялось смятение: в чаще раздалось рычание, захрустел кустарник. Гиены и волки вместе подняли морды и насторожились. Гав, просунув голову в отверстие, также напряг свой слух, зрение, обоняние...

Послышался стон издыхающего животного, грозное и отрывистое рычание. Затем кустарник раздался в стороны, и в саванну вышел пещерный лев. Он нес в пасти только что задранную лань. Рядом с ним, извиваясь на ходу, как гигантское пресмыкающееся, бежала тигрица. Оба хищника приближались к убежищу уламров.

Тяжелое предчувствие стеснило грудь Нао и сделало дыхание его коротким и прерывистым...