Борьба за огонь.
Часть третья.
Глава восьмая. В горном ущелье

Глава восьмая
В ГОРНОМ УЩЕЛЬЕ

Прошло несколько дней с тех пор, как уламры расстались с ва.

Миновав указанное ва ущелье, Нао, Нам и Гав очутились на плоскогорье. Осень здесь была более холодной, чем в долине. Бесконечные тучи неслись по небу, ветер завывал по целым дням без передышки, трава и листья гнили на голой земле, и насекомые без числа гибли от холода под камнями, в трещинах почвы, на ветвях, покрытых тяжелыми плодами среди гниющих корней и качающихся стеблей.

Когда ветер ненадолго разгонял тучи, звезды, казалось, замораживали пространство своим холодным светом. По ночам волки выли, почти не переставая, собаки заливались тоскливым лаем, изредка раздавался исполненный ужаса крик затравленного хищниками оленя, сайги или лошади, рев тигра, рыкание льва... Уламры не раз видели, как на грани света, отбрасываемого костром, внезапно появлялись раскаленные угольки глаз хищников.

С приближением зимы становилось все труднее добывать пищу. Травоядные безуспешно искали ее на поверхности почвы, выкапывали из земли корни растений, срывали побеги и сдирали кору с деревьев; животные, питающиеся плодами, часами рыскали под ветвями в поисках гниющего плода; плотоядные неустанно подстерегали свои жертвы на пастбищах и у водопоев, высматривали их из сумеречной чащи, устраивали засады в углублениях скал.

Приближение холодов не причиняло страданий только тем животным, которые умеют летом заготовлять запасы пищи, да зверям, погружающимся зимой в спячку. Всем остальным приходилось круто: потребность в пище с наступлением холодов возросла, а источники ее удовлетворения иссякали.

Нао, Нам и Гав почти не страдали от голода. Проделанный поход и испытанные приключения развили в них ловкость и предусмотрительность. Издалека они чуяли присутствие врага или добычи; они заранее знали о приближении ветра, дождя, наводнения. Каждое их движение было точно рассчитано и вело прямо к намеченной цели с наименьшей затратой сил. С первого взгляда они научились находить безопасный путь к отступлению, надежное убежище или удобное положение для сражения. Они находили дорогу в чужих местах с уверенностью перелетных птиц. Несмотря на то, что на пути их встречались горы, леса, озера, реки и болота, которые приходилось обходить, они с каждым днем приближались к местам кочевья уламров. Теперь только несколько переходов отделяло их от племени.

Однажды они очутились в холмистой местности. Пелена низко нависших туч покрывала небо и, казалось, грозила накрыть и землю. Среди множества дорог, открывавшихся перед ними, Нао выбрал длинное ущелье, сквозь которое он прошел однажды в юности с отрядом охотников своего племени. Он помнил это ущелье, то узкой лентой пробивавшееся среди известняков, то раздававшееся в стороны площадками, и знал, что оно заканчивается крутым спуском, усеянным обломками обвалившихся скал.

Уламры без приключений прошли почти две трети ущелья. В полдень они устроили привал на полукруглой площадке, окруженной отвесно поднимающимися скалами.

Откуда-то из-под земли доносился рокот потока, который низвергался в пропасть. Две темные дыры зияли в скале,-- то были входы в известковые пещеры.

Насытившись, Нао вошел в одну из пещер и долго осматривал ее. Он вспомнил, что Фаум когда-то показал охотникам проход в скалах, ведущий кратчайшим путем к равнине. Но для многочисленного отряда охотников крутой откос, усеянный шаткими камнями, был неудобен; для трех же человек эта дорога вполне подходила, и Нао решил разыскивать ее.

Он нашел трещину в стеке пещеры и углубился в нее. Пройдя несколько сот локтей, он увидел вдали пятно света: очевидно, выход был близко. Удовлетворенный исходом поисков, Нао вернулся к своим спутникам. Навстречу ему поднялся Нам.

- В ущелье медведи...-- начал он.

Гортанный рев прервал его. Нао бросился к выходу. Он увидел Гава, притаившегося за скалой, и пару гигантов-медведей, с двух сторон подходивших к площадке. Необычайно густая шерсть делала их нечувствительными к укусам мороза.

Самец был громаден, как бизон; лапы его были толще и короче, чем у самки, лоб выпуклый и мохнатый, как камень, покрытый лишайником; его огромная пасть свободно могла вместить человеческую голову и без усилия раздавить се одним движением челюстей. У самки лоб был плоский, морда короче, и она больше переваливалась на ходу. В облике медведей было какое-то отдаленное сходство с голубыми людьми.

- Медведи-великаны,-- прошептал Нао.

Эти звери не боятся ни одного живого существа. Но они страшны для животных только тогда, когда что-нибудь разъярит их или когда их мучит голод; летом и весной они довольствуются растительной пищей.

Оба медведя заревели. Самец раскрыл пасть и сердито покачал головой.

- Он ранен!-- заметил Нао.

Действительно, с шерсти огромного зверя стекала струйка крови. Нао с ужасом подумал, что, если эту рану нанес человек, хищник может выместить злобу на них... Нао знал, что медведи-великаны отличаются исключительным упрямством; они не бросают своей жертвы, пока в ней теплится хоть искра жизни. Толстая кожа и густая шерсть медведя не боялись ни дротика, ни копья, ни даже палицы. Он мог вспороть человеку живот одним ударом когтистой лапы, мог задушить его в своих объятиях, загрызть мощными челюстями... Это был страшный и опасный враг.

- Откуда пришли медведи?-- спросил Нао.

Случайно или по инстинкту медведи загородили оба выхода с площадки. По возбужденному реву самца и по поведению самки, злобно глядевшей на уламров, ясно было, что они жаждут человеческой крови. Медведи не бросились еще на людей, так как были уверены, что тем некуда уйти. Втягивая в ноздри воздух, они старались определить точно расстояние, отделявшее их от уламров, чтобы соразмерить с ним свое усилие.

Нао приказал Наму и Гаву отступить, и, когда медведи, наконец, бросились в атаку, все трое уже были в глубине пещеры. Сын Леопарда, пропустив юношей вперед, сам прикрывал отступление. Уламры бежали со всей скоростью, какую позволял развивать усеянный камнями, извилистый подземный ход.

Медведи, забравшись в пещеру, замешкались, разыскивая след уламров; недоверчивые и осторожные, они медленно шли по подземному ходу и часто останавливались. Они не боялись людей и животных, но долголетний опыт научил их опасаться неизвестного; в их темной, но цепкой памяти прочно укоренились воспоминания о шатких камнях, с грохотом скатывавшихся по склонам гор, о внезапном появлении трещин в земле, о глубоких пропастях, дно которых погружено во мрак, о лавинах, осыпях, обвалах, подстерегающих их в неизвестных местах. Ни мамонт, ни лев, ни тигр никогда не покушались на их жизнь, но силы природы не раз жестоко наказывали их. Медведи помнили, как они чуть не погибли под снежным обвалом, как их засыпала земля, помнили и вешний поток, в котором они едва не утонули, и острые камни, падавшие на них с высоты и наносившие жестокие раны сквозь толстую кожу.

В это утро впервые за всю жизнь на них напали живые существа. Это произошло так. Три человека стояли на вершине скалы, отвесно подымающейся к небу. При виде медведей они подняли громкий крик и стали метать дротики, один из которых ранил самца. Обезумев от бешенства и боли, зверь кинулся на скалу и попытался взобраться по крутому откосу, доступному разве что ящерице и муравью. Но, видя, что это ему не удастся, он, вместе со своей самкой, бросился бежать в обход скалы в поисках более отлогого подъема.

Дорогой он выдернул из раны дротик и обнюхал его; запах вызвал в нем какие-то смутные воспоминания. До этих пор он редко встречал людей и вид их вызывал у него не больше интереса, чем вид волков и гиен. Люди обычно поспешно уступали ему дорогу, и он ничего не знал ни об их хитрости, ни об их силе. Тем больше встревожило его утреннее нападение: привычный ход событий нарушился, возникло что-то новое, неизвестное, а всякая неизвестность пугала медведя.

В продолжение всего дня оба медведя рыскали по холмам, обнюхивая каждую тропинку, каждый камешек. Медведь устал от поисков, и, если бы не боль от раны, он давно забыл бы о встрече с тремя людьми; воспоминание о ней затаилось бы где-то в темном уголке его памяти и всплыло бы наружу только при новой встрече.

и медведь стал думать только о пище, найти которую в это время года было не так-то легко.

И вдруг он снова учуял запах человека.

Медведь позвал свою самку, которая искала пищу поодаль, так как осенью два таких прожорливых зверя не могли прокормиться на одном участке, и, найдя врагов, они тотчас же вместе напали на них.

Уламры, бежавшие вдоль подземного хода, вначале не слышали за собой преследования. Но через некоторое время они услышали топот тяжелых тел и мощное дыхание: медведи догоняли их. Опираясь на четыре лапы и непрестанно обнюхивая выставленным вперед носом землю, звери могли уверенней и быстрее бежать по темному проходу, чем уламры.

Ежеминутно люди спотыкались о камни, стукались о выступы стен или попадали ногой в трещину; кроме того, их стесняло оружие, запас провизии и плетенки с Огнем, с которыми Нао ни за что не хотел расстаться. Крохотные огоньки, мерцавшие в плетенках, не давали почти света; отблеск их был еле-еле заметен на стенах подземного хода, однако, это тусклое мерцание все же выдавало беглецов преследующим их зверям.

Но Нам и Гав и без того бежали со всей быстротой, на какую были способны, и не их вина была в том, что звери настигали...

С каждым шагом все явственнее слышалось дыхание медведей. Ярость их разгоралась по мере того, как сокращалось расстояние, отделявшее их от людей и время от времени то самец, то самка грозно рычали. Эхо многократно повторяло их рев, заставляя содрогаться Нама и Гава.

Скоро медведи были уже едва в нескольких шагах от уламров. Земля колебалась под ногами у Нао, и он чувствовал, что еще через мгновение страшный удар лапы обрушится на его спину...

Он предпочел встретить смерть лицом. Он резко повернулся, и свет огонька в плетенке ударил в глаза медведю. Огромный зверь замер, как вкопанный. Неожиданность смутила его. Пристально глядя на огонек, он глухо позвал самку. Но еще прежде, чем она подоспела, ярость проснулась в нем с удвоенной силой, и он ринулся на Нао... Уламр отскочил назад и изо всех сил швырнул в морду медведю свою плетенку. Удар пришелся по ноздре. Огонь вывалился из плетенки и обжег медведю глаза. Пока ошеломленный зверь сообразил, что с ним произошло, Нао успел выгадать несколько десятков шагов.

Нао подумал, что на вольном воздухе опасность, угрожающая ему и его спутникам, не уменьшится, а только возрастет.

Снова медведь был в нескольких шагах. Жгучая боль в глазу разъярила его, он забыл всякую осторожность. Кровь ударила ему в голову, ничто теперь не могло удержать его порыва. Нао чувствовал это по взволнованному дыханию зверя, по его отрывистому, глухому рычанию.

Нао хотел было снова повернуться и дать бой, как вдруг Нам окликнул его. Нао увидел, что впереди обвалившаяся скала загромождала подземный ход, оставляя только узенький коридор у стены. Нам уже миновал этот коридор. Гав углубился в него. Медведь был всего в трех шагах от Нао, когда тот в свою очередь скользнул в узкий проход.

С разбегу медведь налетел на скалу: коридор бы слишком узок для него, и только морда его пролезла в проход. Зверь разинул пасть, обнажая острые клыки, и гневно зарычал. Но Нао уже не боялся его: огромная скала не сдвинулась бы с места даже, если бы ее толкали сотни мамонтов. Она удерживала медведя так же верно, как смерть.

И он поднял палицу.

Медведь успел втянуть морду обратно прежде, чем Нао нанес удар; он попятился назад, под прикрытие скалы. Злоба попрежнему кипела в нем. Но он не поддавался ей. Сегодня он дважды получил урок от двуногого животного: дважды оно причиняло ему боль какими-то странными ударами. И, не будучи в силах отомстить, медведь затаил ненависть. Он знал теперь, что человек-- опасный враг, и понял, что одной силы для победы над ним недостаточно,-- тут нужны хитрость и осторожность.

Медведица рычала сзади; она не пострадала от встреч с человеком и не извлекла из них урока предусмотрительности. Но рев самца призвал ее к осторожности, и она попятилась назад, полагая, что впереди встретилась какая-то природная западня. Она не могла предположить, что опасность исходила от жалких двуногих существ, скрывшихся за выступом скалы.