Проф. Г. Геффдинг. Жан-Жак Руссо и его философия. Перевод с нем. Л. Давыдовой

Проф. Г. Геффдинг. Жан-Жак Руссо и его философия. Перевод с нем. Л. Давыдовой. Издание редакции журнала "Образование". Спб. 1898. На русском языке существует довольно обширная литература о Руссо, и при этом не только переводная, но и оригинальная. Тем не менее, книжка проф. Геффдинга является далеко не лишней. Небольшая по объему, но в высшей степени содержательная, она дает в сжатой форме верную картину жизни, литературной деятельности и миросозерцания Руссо, от которого ведут начало столько умственных течений, продолжающихся вплоть до наших дней. Не давая ничего существенно нового ни в смысле материала, ни в смысле оценки, пр. Геффдинг умело систематизирует часто парадоксальные и противоречивые взгляды знаменитого женевского гражданина и дает надежную руководящую нить тем, которые без особенной специальной подготовки захотели бы ознакомиться непосредственно с сочинениями Руссо.

Определяя значение "Исповеди", как биографического источника, автор указывает троякий характер, который придавал ей последовательно Руссо. Сначала он задумал дать "человеческий документ", правдивую картину внутренней и внешней жизни одного человека, весьма ценный для философов материал для сравнения при изучении человеческого сердца. При этом сам Руссо был уверен, что в состоянии после долгих лет совершенно правдиво воспроизвести, если не фактическия детали событий, то во всяком случае те чувства, которые он испытал при этом. Геффдинг справедливо объясняет невозможность такого объективного изображения своих душевных движений, прежде всего по самому характеру процесса самонаблюдения, а затем потому, что время вносит неизбежные изменения в наши воспоминания о пережитых чувствах. Позднее, под влиянием угрызений совести за некоторые свои поступки, Руссо придал своим мемуарам характер публичного покаяния. Еще позднее, под влиянием озлобленности против действительных и мнимых врагов, Руссо еще раз изменил характер своей книги, желая придать ей значение оправдательного документа против всех обвинений, которые на него взводились или могли быть взведены. "Я сказал правду, - говорится в последних строках "Исповеди": - если кто-нибудь знает вещи, противные тому, что я только что изложил, как бы оне ни были доказаны, то он знает ложь и шарлатанство... Я объявляю громко и без страха: если кто-нибудь, даже не читая моих произведений, разсмотрит собственными глазами мою природу, мой характер, мой образ жизни, мои склонности, мои развлечения, мои привычки, и может счесть меня безчестным человеком, тот сам заслуживает, чтобы его задушили". Такую уверенность несчастный мученик своих страстей основывал на том, что при всех своих даже самых возмутительных поступках, он имел хорошия намерения. В этом мы имеем право ему поверить, но такие переходы от покаяний к самооправданию заставляют нас вдвойне недоверчиво относиться к сообщаемым фактам.

радикализм его основных положений и частичное отречение от них в практических выводах. В первом же своем разсуждении ("Содействуют ли успехи наук и искусств очищению нравов или их порче?"), доставившем ему сразу славу парадоксального, по блестящого мыслителя, Руссо дал основание думать, что он совершенно отрицательно относится ко всякой культуре, отдаляющей человечество от счастливого естественного состояния, и ко всем её составным частям, общественным формам жизни, науке, искусству и т. д. Но вскоре он берет назад крайности своей теории: он говорит, что он отрицает дурную культуру и готов признать хорошую, что надо различать естественного человека на естественной ступени жизни и естественного человека в гражданской организованной жизни, - последнее ему не кажется невозможным; изображая развращающее действие искусства и литературы, он в сущности имеет в виду лишь современную ему пустую и условную литературу и впоследствии на практике сам берется за реформирование её, стараясь в своих романах изображать естественные, природные чувства; он не хочет вернуть невежество первобытного человека, а хотел бы обратить человечество к "разумному неведению" и сознательной наивности. В области социальных и политических вопросов Руссо также высказывает радикальнейшия суждения: земля ничья, а плоды её общия, все общественное и социальное неравенство создал человек, который первый отгородил кусок земли и сказал: "это мое"; если же теперь нельзя уже отказаться от всякой общественной организации, то надо помнить, что человек рождается свободным и что эту природную свободу никто у него ее имеет права отнять, верховные права народа на самоопределение неотчуждаемы, представители народные должны быть избираемы лишь на короткие сроки с самыми точными инструкциями, наилучшия условия для установления справедливого строя представляют маленькия государства, которые должны соединяться между собою на федеративных началах (идея, осуществленная позднее в Соединенных Штатах). Но в применении своих революционных идеалов Руссо крайне осторожен, тут он опирается на принцип, что общественный строй и культура всегда должны соответствовать действительно данным условиям. Разсуждая об идеальном государственном устройстве для Польши, Руссо предостерегал даже от поспешного освобождения крестьян от крепостной зависимости: "не освобождайте тела раньше души", советует он.

"Сохраняй душу свою в таком состоянии, - говорит савойский викарий, - чтобы она всегда желала, чтобы был Бог, - тогда ты никогда не будешь в Нем сомневаться". Познание Бога дается не изучением, не усвоением догматов, традиций и откровения, а непосредственным созерцанием творения; "захлопни книги и или ла простор природы", говорит тот же виварий. Руссо думает, что в собрании христиан, евреев, магометан можно сговориться относительно главных истин естественной религии, если только предварительно исключить из этого собрания теологов всех исповеданий. Но на практике Руссо не хочет становиться в противоречие с положительной религией. Он считает делом государства установление внешняго культа, который должен быть признаваем в его границах. Руссо заставляет своего еретического савойского викария "с искренним благоговением служить мессу, а сам в Невшателе ходил к цричастию. Однако, все указанные противоречия и непоследовательности не уменьшают громадного значения многих идей, которые впервые высказал Руссо. Он указал, что задача государства заключается в уменьшении социального неравенства. Он дал главнейшия основы рационального воспитания и подвинул вперед психологию детского возраста. Он возвратил литературу из нездоровой атмосферы салонов к живому изображению жизни. Наконец, он провозгласил принципы, на которых построены все демократии, начиная с 1793 г.