Даниелла.
Глава XLII

Глава XLII

Даниелла была очень рада увидеться с Тартальей и узнать о его благополучии.

-- Если ты хочешь накрыть за меня на стол, -- сказала она, -- так, по крайней мере, садись с нами ужинать.

Проговорив это приглашение, она обернулась ко мне, как бы прося прощения, что забыла мою недоверчивость к этому чудаку и не сообразила, что мне не слишком нравится его компания.

моя всегда с ним находилась. Я подтвердил ее приглашение, что, казалось, чрезвычайно польстило ему.

-- Вы добры, как умный человек, -- сказал он мне, -- и не напрасно, мосью, подали вы руку Тарталье, чтобы приблизить его к себе. Тарталья никогда не был дурным человеком, вы это хорошо знаете, но, между нами будь сказано, он бывал иногда порядочным плутом. Что делать! Молодость, страсти, бедность, тут немножко вина, там немножко лени, а там женщины. Но Тарталья состарился и в один прекрасный день сказал самому себе, что кончить надо добром. Случай ему пособил, то есть Бог помог ему. Выслушайте его приключения.

Вырвавшись из когтей полиции, которой он изменил по влечению дружбы, он попал в небольшую деревушку в сиенской низине, куда негодная однопалубная шлюпка только что привезла знаменитого изгнанника, нашего дорогого князя. Вы знаете, как его люди распорядились с бедным Тартальей в этой проклятой befana, где его, будто статую, засадили в нишу. Проведя ночь в этой киоте, Тарталья поразмыслил немного о том, что ему удалось заметить, и сказал себе: эта прекрасная вороная лошадь, которую я видел там внизу у подъезда, ведь это Отелло! Я хорошо знаю его; я ведь, бывало, чистил и прогуливал его; даже в одну ночь, на дороге во Фраскати, где, к слову будь сказано (теперь все говорить можно), я вам не дал попасть в лапы Кампани (черт побери его душу!), выдав вас за господина Манжена, префекта полиции... Но это мимо! Итак, я узнал даму под вуалью, потому что узнал Отелло, и вот что сообразил; Медора не поедет с князем, потому что увидела господина Вальрега.

Далее я сказал себе; этот добрый князь очень влюблен и очень тароват. Если б он не погнушался спросить моего совета, то он бы увидел, что и я на что-нибудь могу пригодиться. И вот как неисповедимы судьбы, мосье! Когда я снова встретился с ним в этой деревушке, о которой я вам говорил (она называется Порто-Эрколе), я пошел прямо к нему и насказал ему таких вещей, что он стал слушать обоими ушами, а между прочим, вот что: "Медора страстно влюбилась в одного хвата (я не назвал вас), который о ней и не думает, а любит другую. Потерпите немного, и я вас женю на этой красавице, только сделайте меня вашим управляющим. Дайте мне сроку один месяц. Правда, я тут рискую моей шкурой, но место, которое вы мне обещаете, стоит того". -- "Разве я тебе обещал его? -- отозвался князь, улыбаясь. -- Ну, да так и быть, пожалуй! Я ничем не рискую, потому что ты ничего не сделаешь". А я говорю: увидим! Итак, мосью, я одет, как вы видите, порядочным человеком и решился быть таким на самом деле. Я хорошо начал, присоветовав князю возвратить письма, что и действительно благородно, и может умилостивить Медору. А что вы об этом думаете? Но вы заняты чем-то другим, и моя болтовня вам надоедает.

-- Нисколько, но я вижу, что жена моя о чем-то хочет говорить с тобой; она посылает меня заглянуть в кухню.

всякого объяснения.

-- Да, да, -- сказал, -- знаю, знаю! Он, наконец, ревновать начинает.

Тарталья взялся удержать Фелипоне, хотя и не имел слишком пламенного желания сохранить жизнь Брюмьера. Он узнал уже от мызника, пришедши к нему сегодня утром, что Брюмьер сделался cavaliere servente Медоры; но он не очень о том беспокоился. Он думал, что Медора потешается над Брюмьером; Даниелла строго хранила его тайну. Только нам с ней и была вверена эта тайна. Свидетели, приглашенные в Рокко-ди-Папа, сами не знали, для какой надобности были позваны, и уже получили половину назначенной им платы.

В продолжение этого объяснения я помогал мызнику снять зайца с вертела, и с каждой минутой убеждался более и более, что он думает только как бы поесть, похохотать и поболтать.

Когда мы утолили первый голод, Тарталья опять принялся за свои рассуждения с мызником на любимую тему о своих предположениях, как нажить деньги. Мне казалось, что Фелипоне очень хорошо знал его надежды помирить князя с прекрасной англичанкой. Я даже понял из нескольких вырвавшихся у него слов, что князя со дня на день ожидают в befana, его прежнем местопребывании. Я пожалел о его напрасном труде и об опасностях, которым снова он подвергался, но высказаться прямее я не решался. С такими догадливыми людьми, как мои гости, малейшее замечание обнаружило бы тайну Брюмьера.

он ему понравился, а сдержать свое слово и сделаться честным человеком он был в состоянии. У него были отличная одежда, чистый паспорт и полный карман золота: три вещи, которых всегда домогался этот чудак, потому что только с их помощью был он в силах, как говорил, снова выйти на путь добродетели.

За обедом, надо отдать ему справедливость, он вел себя очень прилично. -- Знаете ли, друзья мои, -- сказал он нам, -- есть края, где быть хорошим человеком и приятно, и полезно, оттого что доброе поведение ценится и одобряется, но есть такие сторонки, где положение людей, подобных мне, так убого, а воспитание так плохо, что им никак нельзя выбиться из этой грязи без особой помощи. Если вы всмотритесь попристальнее, то увидите, что в Италии, где всякий верит в неизбежность судьбы, прошлое не помешает общему уважению, и вот каков я ни на есть, теперь я хочу, прежде чем пройдет два года, быть господином Бенвенуто, почтенным управителем, пользоваться уважением хозяина, быть грозой для дворни, жениться на миленькой женщине и быть отцом красивого мальчика, который будет со временем лекарем или адвокатом, а не то художником, в чем, конечно, я не буду ему мешать нисколько. И почему же не так? Э, господин Вальрег, неужели вы думаете, что ремесло нищего очень приятно, и что быть порядочным человеком не лучше всего на свете, особенно для бедняка, который всегда жил милостыней, пинками и подзатыльниками? Быть порядочным человеком! Я всегда об этом мечтал, как мечтают распутицы стать благочестивыми старушками. Кто уж добродетельным человеком родится на свет, тот живет, как вы; терпит, трудится, а все к той же цели приходит, к какой и блудный сын, который возвращается в родительский дом, имея в виду телятину и новое платье. Разница только в том, что вы избрали длинный путь, чтобы приобрести доброе имя; вы упрочите его только двадцатью, тридцатью годами безукоризненной жизни, а все-таки можете потерять его за какой-нибудь пустячный грешок; свет уж так создан; чем больше вы ему даете, тем больше ему надо. Если же негодяй делается вдруг честным человеком, то не знают, как и благодарить его. Все дивятся, радуются, а кто приписывает себе заслугу его исправления, тот так гордится своим успехом, что не наговорится о нем. Я уверен, что не пройдет и трех месяцев, как мой князь будет развозить меня по всем своим друзьям, как свое собственное создание. Однако ж, по сущей истине, если я кому-нибудь чем-нибудь обязан, то, конечно, вам, господин Вальрег, потому что... по чести не могу понять - почему! Какая-то симпатия, убеждение, ваша любовь к этой Даниелле, которая стоит сорока Медор... Но что это я!.. Скоро надо будет говорить Медоре: ваша светлость, и принимать от нее приказания при шпаге и треугольной шляпе.

Он болтал до девяти часов, и если б я не знавал его в его недавней низкой доле, то по его приемам подумал бы, что он долго жил в кругу порядочных людей. Наблюдая людей большого света и служа им шутом, он умел при случае играть роль приличного и смышленого служителя. Щеголеватый наряд, чисто выбритая борода, прежде всегда растрепанные, а теперь остриженные и приглаженные на висках волосы, так изменили его лицо и самое обращение, что он мог надеяться, что его не тотчас узнают.

-- Растолкуй мне, как ты попал на мою свадьбу? -- спросил я, провожая его до pianto, вместе с мызником, который оттуда отправился к себе домой.

-- Очень просто. В этот день князь посылал меня поразведать наше дело. Я явился к мисс Медоре и был принят не очень хорошо. Но в тот же вечер опять вернулся к ней, и меня уже выслушали благосклоннее: ваша женитьба сделала переворот в ее мыслях. Вот потому-то я тотчас отправился за письмами.

 Ну, а сегодня ты видел Медору?

-- Нет, еще иду к ней сейчас; я увижусь с ней у Фелипоне, чтобы вручить ей письма, и моим красноречием надеюсь обратить это свидание в пользу его светлости.

-- Ну, теперь ты уж не беспокоишься? -- спросил я мою жену, вернувшись к ней на террасу казино. -- Фелипоне пошел домой с посоловелыми глазами; теперь он, я думаю, спит, как будто целый день охотился в болоте. Брюмьер поверг к стопам своего идола свои дары; он, Верно, в Пикколомини.

-- Да, -- отвечала она, -- все это так, но я не могу быть спокойна.

-- О, да ты со своими предчувствиями и страхами заставишь меня ревновать тебя к Брюмьеру!

 Мой Джованни, -- сказала она с выражением целомудренной искренности, -- не ревнуй меня к Брюмьеру; я упрекаю себя за то, что еще мало думаю об этом бедном молодом человеке. Мысли мои заняты только моим крестным отцом, который очень несчастлив, поверь мне! Я хорошо знаю, что такое ревность! Она очень больно уколола мне сердце! Я знаю, что вертится в голове Фелипоне или что он затеет завтра, потому что сегодня, как я думаю, он еще ничего не знает. Если же Винченца ревнует Брюмьера, то она наделает глупостей, а муж ее не век же будет слеп. Если он не убьет Брюмьера, так убьет Винченцу.

-- Так что ж, -- отвечал я, -- не велика потеря!

-- Эта женщина и глупа, и виновна, -- продолжала Даниелла, -- но Фелипоне очень любит ее, и если убьет, то убьет и себя, если не сойдет с ума.

-- Мне кажется, милый дружок, что твое сердце и воображение создают роман страшнее действительности. Фелипоне любит жену чувственной страстью. Все черты его лица выражают только чувственность. Жена успокоит его своими ласками. Он не так развит нравственно, чтобы это оскверненное тело и эта увядшая любовь сделались ему отвратительными и ненавистными.

-- Ты рассуждаешь так по своим понятиям, но у нас чувства заставляют человека делать такие ужасы, что ты и представить себе не можешь. Да ты и неверно судишь о сердце Фелипоне: он любит и сердцем, В последнее время он был для меня отцом, а его дружба к тебе показывает, что он гораздо умнее, чем кажется с первого взгляда. Ах, мне очень жаль его!

послушать. Она была убеждена, что действительно слышала стоны и отдаленный шум отчаянной борьбы. С рассветом она оделась и просила меня пойти с ней прогуляться около фермы. Видя ее очень встревоженной, я согласился. Она хотела пройти через подземелье. Я ей припомнил, что Тарталья живет в befana и что князь, может быть, там же.

-- Он всю ночь провел в дороге и, вероятно, больше рад уснуть, чем нас видеть.

Мы прошли в темную кипарисную аллею и обогнули фермы; работники уже начинали хлопотать около своих волов.

-- Очень странно, что мы не видим крестного, -- сказала мне Даниелла, -- он всегда встает раньше всех.

Она спросила у Джанино, старшего из сирот, племянников Фелипоне, которых добрый мызник взял к себе на воспитание у той самой маленькой обезьянки, "помните" alla ciocolata. От него узнали мы, что мызник вышел со двора еще до рассвета.

 Сходи в его комнату, -- сказала Даниелла, и посмотри, измята ли постель. Его жена ночует в Пикколомини; леди Гэрриет оставила ее у себя на всю неделю.

Постель Фелипоне была нетронута: он не ложился.

-- Вот видишь ли, -- сказала Даниелла, -- а у него смыкались глаза... Знаешь ли, что теперь надо делать? Пойдем к Онофрио, он что-нибудь да знает.

Не успели мы дойти до загона, как встретили тускуланского пастуха на площадке, в самой середине древнего латинского города, между цирком и театром, Онофрио холодно слушал нас и, казалось, не понимал наших вопросов.

-- Он приходил вчера вечером, расплатился со мной и тотчас ушел. Он расплатился как следует.

 Вы говорите о Брюмьере, -- сказал я, -- а Фелипоне?

Он не видал его и, кажется, сказал правду; наконец, утомленный нашей настойчивостью, он перестал отвечать, проворчав:

-- Дети, оставьте меня в покое! Я хочу молиться, а вы мне мешаете.

Нам оставалось одно средство узнать истину - идти в Пикколомини или в Рокка-ди-Папа, Мы решились на последнее. Свадьба была назначена в семь часов, а Брюмьер хотел прийти до рассвета. Медора должна быть уже пути. Отправляясь на площадку del buco, по противоположному склону Тускулума, мы могли попасть вовремя к обедне.

Как мы ни спешили, однако ж, обедня уже оканчивалась, когда мы пришли в Рокка-ди-Папа. Чтобы не возбудить любопытства предпринятым в такую раннюю пору богомольем молодой дамы, уже известной в околотке и прискакавшей что есть духу верхом к обедне, не было принято достаточных предосторожностей. Медора не позаботилась переодеться и оставить в лесу Отелло. Он красовался на улице, вместе с двумя другими красивыми лошадьми, которых держал маленький грум, оставленный князем у своей неблагодарной красавицы. Толпа народа теснилась около церкви, то есть на маленькой горной площадке очень неправильной формы, куда надо было всходить по ступенькам, иссеченным в лаве.

говорят вам!" Это был голос Тартальи. Скоро и сам он показался в парадном наряде мажордома, под руку с Фелипоне, веселым и разнаряженным. Они-то были свидетелями при венчании Медоры с...

Угадайте! Что до меня, я думал, что наяву грежу, и не мог найти слов высказать мое изумление Даниелле, которая, несмотря на недавнее мучительное беспокойство, разразилась нервическим смехом при виде новобрачных, также выходивших из церкви. То были князь и Медора, ныне княгиня Монте-Корона.

Я готов был и сам расхохотаться, но, опомнившись, подошел к Фелипоне и, сердито схватив его за руку, спросил:

-- Фелипоне, где Брюмьер?

-- Его здесь нет, -- сказал он, высвободив свою руку с силой быка, но без страха и не очень сердечно.

 Говори, -- обратился я к Тарталье, -- что вы с ним сделали?

-- Оставили его холостяком, впредь до распоряжения, ничего более, мосью. Будьте спокойны. Тарталья теперь уже честный человек и не позволит никому сделать зла. Вы найдете вашего друга без малейшей царапинки, в той нише, с которой я очень коротко познакомился и откуда, как я знаю по опыту, нельзя сойти без лестницы, если не захочешь разбиться о помост вдребезги... А кто сочинил эту прекрасную штуку? Все я, мосью, это моя собственная выдумка! Скажите мне спасибо, -- прибавил он, отводя меня в сторону, пока Фелипоне уходил с толпой: - Мызник хотел убить его. О! Даниелла очень хорошо все предвидела. Но я растолковал этому ревнивцу, что мертвому гораздо покойнее, чем живому, и что, помешав врагу своему в женитьбе, которая составляла все его честолюбие, он отомстит несравненно больше. Он взялся заманить Брюмьера в подземелье, под тем предлогом, что его спрашивает Медора, которая на самом деле была на ферме вместе с князем. Потом ловко, без всякого вреда, он завязал ему рот, отнес в befana (вы знаете, он силен, как бык) и всадил его в нишу, с помощью Орландо, Князева повара.

В это время князь, которого Медора (я должен теперь сказать княгиня) не ожидала найти на ферме, пустился в изъявления своей покорности, умолял о прощении, клялся, плакал, уходил и возвращался. Так что через час не больше, мисс Медора очень основательно убедилась, что старый ее вздыхатель отличный человек, и что для нее - лучше быть княгиней, чем мещанкой.

Одно только обстоятельство затрудняло ее: как покончить с ее любезным Брюмьером? Вот тут уже счел я долгом вмешаться и рассказать о проказах этого бедного малого с хорошенькой мызницей. Тогда дело закипело. Узнав, куда ревнивый муж запрятал своего соперника, Медора хохотала до упаду.

-- Как же вы узнали о предполагаемом браке?

 Через Винченцу, мосью; она подслушала у дверей, а от нее я узнал обо всем прежде, чем увидел вас.

Даниелла попыталась было догнать Фелипоне, но напрасно. Она возвратилась к нам.

-- Пока ты тут болтаешь, -- сказала она Тарталье, -- знаешь ли ты, что теперь с Брюмьером, и не задумал ли Фелипоне...

-- Не бойтесь ничего, -- отвечал он: - Бенвенуто обо всем помнит и не захочет, чтобы свадьба, составившая его счастье, была запятнана каким-нибудь случаем. Теперь Фелипоне удовлетворен, а притом Орландо на карауле при пленнике и отвечает за него головой.

Между тем, как мне передавали эти известия, Медора и ее супруг, окруженные толпой нищих, горстями сыпали золото на ступенях церкви. Почти все население той местности, протягивая руку, взывало на все лады к милосердию, и потому новобрачные с большим трудом пробирались к нам сквозь толпу. Князь, пробравшись, наконец, ко мне, с жаром обнял меня. Я удивился этому выражению приязни при стольких свидетелях. Он сказал мне, что получил формальное позволение провести три дня в Папских владениях. Надежда видеть его женатым на богатой невесте побудила брата его, кардинала, оказать ему на минуту свою могущественную протекцию, под которой приютился и Тарталья.

 Теперь, -- сказал мне князь, -- моя первая забота поехать поскорее с моей женой к леди Б... Я хочу, чтобы Медора испросила нам прощение и не иначе рассталась бы с теткой и с дядей, как помирившись с ними. Я уверен, что леди Гэрриет, которая терпеть не может Брюмьера, будет теперь очень рада породниться с человеком одного с нею звания. Вы поедете с нами? Вы походатайствуете за нас?

-- Нет, не могу. Я здесь пешком и с женой.

-- С женой! -- торопливо сказал он. -- Так представьте же меня ей.

Он поцеловал у Даниеллы руку и просил ее расположения с той милой вежливостью, которая так идет знатным людям и так дешево им стоит в обращении с женщинами. Он выразил свое крайнее сожаление, что не было его кареты, которую желал бы предложить нам; но ведь в Рокка-ди-Папа карета есть вещь столько же неизвестная, сколько и бесполезная.

-- Я догадываюсь, -- сказал он, прощаясь с нами, -- что вы поспешите освободить бедного господина Брюмьера. Когда вы увидите его, скажите ему, прошу вас, что я узнал о проделке, какую с ним сыграли, тогда только, когда дело было сделано, в чем могу поклясться честью. Если же он найдет, что я должен был его выручить и уступить ему сегодня мое место в церкви, то передайте ему, что я пробуду здесь еще три дня и готов к его услугам.

 Я выполню ваше поручение; однако скажу ему, что хорохориться ему не следует.