Аместан и Меледин, или Испытание опытности

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Аместан и Меледин, или Испытание опытности (старая орфография)

Аместан и Меледин, или Испытание опытности.
Восточная повесть.

"В молодости своей имел я характер пылкой, и страстно любил женщин. Я верил от всего сердца словам их и ласкам Он говорили мне, что я первый красавец во всей Персии, и я почтил себя красавцем; оне превозносили мои ум, и я почитал себя необыкновенным умником. Но их обольстительные похвалы были причиною моей погибели; я разорился, и теперь почти не имею насущного хлеба. О Меледин! как безразсудны молодые люди, Что, если бы при начал жизни имел я нынешнюю свою опытность; я и теперь еще мог бы стоять на ряду с первейшими богачами Испагани! Но чтож я напротив? Бедняк, и все меня презирают!"

- Правда твоя, Аместан, сказал Меледин, когда бы и ты и я в двадцать лет имели ту опытность, какую имеем в восемьдесять, то без сомнения избежали бы многих несчастных дурачеств. Не заставляет ли ето думать, что опытность совсем почти безполезна для человека? Он приобретает ее в такое время, когда уже неможет последовать её советам. На что и знания, когда нет способа употребить их в свою пользу? Меня погубило суетное тщеславие. Я небыл глуп, и я ето знал; но по несчастию имел я такое непомерное желание удивлять своим остроумием, что не было никакой возможности обуздать болтливость моего языка, а ета гибельная болтливость лишила меня всего моего счастия. О, еслибы можно было возвратить мою молодость! Будучи опытен, я уже не боялся бы своего языка: я мог бы удерживать в должных границах свое тщеславие, умел бы молчать, говорил бы во время и к стати, и самые взгляды мои были бы послушны осторожному благоразумию. -

Так разговаривали два старичка, сидевшие под пальмою у входа пещеры Мазракской. И тот и другой очень дорого заплатили за свою мудрость. "О Магомет! - восклицали они - уже невозможно возвратить нам прежнего времени! уже не можем возпользоваться своими несчастиями, своими проступками и тою мудростию, которую даровали нам годы!"

В ету минуту послышался тихий шорох у входа пещеры; они подымают глаза, и видят приближающагося к ним Духа. Он говорит им с приятною улыбкою: "Аместан! Меледин! не ужасайтесь моего присутствия! Хочу вас сделать счастливыми, уже давно обитаю в етой пещер. Я слышал ваши жалобы, почитаю их справедливыми, и чувствую искреннее о вас сожаление. Судьба несправедливо с вами поступила; она даровала вам мудрость в такое время, когда уже невозможно вам употребить ее в свою пользу: вы научились жить тогда, когда вам надобно уже думать об одной только смерти. Хочу загладить несправедливость судьбы и возвратить вам утраченные вами: блага: цветущую молодость, силу и красоту. Говорите, сколько лет вы желали бы иметь в ету минуту? - "Двадцать!" воскликнули старики в один голос. - Да будет до вашему! сказал дух.

Какое чудесное превращение! Уже горячая, быстрая кровь стремится на их жилам; глаза их снова блистают; голова не трясется, стан распрямился; места седых волос заступили густые, как щелк мягкия кудри; длинные бороды исчезли; мягкий пух едва пробивается на их подбородках. Гений подает им зерцала, они с восхищением любуются своей красотою; они вне себя от восторга, прыгают, обнимаются, падают на колени перед небесным своим благотворителем.

Но Гений, подняв их с улыбкою, говорит: друзья мои, неспешите благодарить меня; еще мне надобно видеть, будете ли в состоянии воспользоваться моими дарами. Меледин! даю тебе еще очарованное кольцо. Носящий его на пальце может узнавать тайнейшия мысли человека, при первом взгляде на его лицо. Иди в Испагань с етим драгоценным подарком; там ожидают тебя опыты. А ты, Аместан, оставаяся здесь! вверяю смотрению твоему мой очарованный замок, которого входом служит ета пещера, и неисчисленные мои сокровища, хранящияся в моем замке. В сем месте, всякое желание твое будет исполнено - одно только условие, и условие весьма неважное - хранить мои сад, который люблю я более всего на свете. Ни для кого из смертных не должны отворяться его двери; и ты сам погибнешь, если осмелишься в него проникнуть. Но служба твоя продолжится не более года; и если по истечении етого срока останусь доволен твоим усердием, то все желания твои будут исполнены: ты возвратишься в Испагань, и сделаешься первым богачем етого славного города.

Помолодевшие старцы падают к ногам своего благотворителя. Они не находят слов для изъявления своего восторга. В будущем представляется им зрелище восхитительное. Они разлучаются; Меледин идет в Испагань, Аместан следует за Гением в пещеру. Несколько времени окружала их мрачность; она исчезла; глазам Аместана представился Гениев замок архитектуры величественной; колонны из драгоценных камней, поддерживают золотую кровлю; ступени вылитые из чистого золота. Аместан, пораженный таким великолепием, молчит. "Вот жилище твое, говорит ему Гений; ты повелитель етой волшебной области. Миллионы невольников готовы исполнять волю твою, как собственную мою. Прости! нам надобно разлучиться на несколько дней; береги мои сад и помни наше условие."

Гений удаляется; Аметган остается единственным обладателем очарованного замка. Безчисленное множество невольников приходят узнать его повеления, и все его желания - едва родились, уже исполнены. Готов великолепный и вкусный обед; Аместан садится за стол; между тем играет пленительная музыка; невольники пляшут вокруг стола; ноги их кажутся окрыленными; они летают, в каждом движении тела их легкость, приятность, чувство. Потом согласный хор тысячи голосов начинает прославлять красоту Аместанову пением восхитительным; ему подносят разные вина. Гениев погреб был очень богат винами; известно, что жители ефира не подчинены тем строгим законам Алькорана, которым должны покорствовать мы, обыкновенные Адамовы чада, готовые из всякого блага извлекать свою гибель.

По окончании обеда являются молодые, как день прелестные невольники, несущие изумрудные сосуды, полные сладкого благовония: душистый дар окружает Аместана. Его несут на постель; ложа мягкое, как пух покоит, утомленные члены его, он засыпает, и милые мечты, легкия чада протекшого дня, слетаются веселить его, погруженного в сон глубокий.

его жилам; он дышет наслаждением; он мыслит, что некая сила пренесла его на шестое небо.

Что день, то новые удовольствия, и добрый Аместан не понимает, как могут его невольники так быстро угадывать и исполнять малейшия его желания; но глазам его не представляется ни одна женщина, и он давно уже ето заметил, "Странное дело! думает он: не уже ли Гений не верит опытности моей и благоразумию! Он очень ошибается; хотябы замок его наполнен был прелестнейшими женщинами запада и востока, я и тогда не обольстился бы красотою их; я знаю, что такое женщины; я знаю их хитрость, и она уже не может ввести меня в заблуждение. Я человек опытный, и если когда нибудь случится мне быть влюбленным... Но нет! понимаю намерение Духа; он удалил из етого места женщин единственно для того, чтобы присутствие их не возбуждало во мне воспоминаний досадных. Он судит обо мне весьма несправедливо, я не имею к женщинам ни ненависти, ни отвращения; теперь ни одна красавица не победит счастливого моего равнодушия."

Однако, несмотря на ето счастливое равнодушие, Аместан в некоторые минуты говорил себе: "я чувствую, что мне, при всех наслаждениях, которыми окружил меня Гений, недостает чего-то, необходимого для моего счастия. Признаюсь, что будучи молод и хорош лицем, я желал бы узнать, что скажут обо мне женщины. Я уверен, что всякая из них старалась-бы мне понравиться; ето могло бы меня забавлять - забава невинная, и благодаря опытности моей, самая неопасная. Словом сказать, я очень бы желал, чтобы и женщины находились в етом замке".

В таком расположении души пошел он взглянуть на сад, вверенный попечению его Гением. Прекрасная долина привела его к скату высокого холма; он видит место, окруженное серебряною решеткою, и в етом месте находится Гениев сад. Аместан подходит к решетке, смотрит и восхищается, он видит истинный рай Магометов.

"Какое очаровательное место? Как жаль, что Гений запретил мне входить в него и им наслаждаться." Но в ету минуту новое зрелище глазам его представляется. Он видит - видит толпу молодых девиц, прелестных как Гурии. Их лица открыты; легкая, полупрозрачная одежда с приятностию обвиваются вокруг их стройного стана. Веселость, желание нравиться, блистают в глазах их. - Увидя Аместана, оне останавливаются с удивлением, смотрит одна на другую, начинают шептать, и поглядывают на него с улыбкою; подают ему знак, чтобы он вошол к ним в сад, -- Аместан стоит неповижно. - Одна из девиц приближается к решетке и приглашаем Аместана от имени прелестных подруг своих - осыпает его лестными похвалами - а все другие между тем играют на цитрах, поют, и легкою, очаровательною пляскою выражают желание свое привлечь в жилище их молодого красавца.

Аместан любуется ими; усилие обольстить его сердце приятно его самолюбию, но он не обольщен - и можно ли быть обольщенным с такою опытностию, с таким благоразумием? Он только смеется и забавляется усилиями безполезными.

Но вдруг примечает он молодую девушку, уединенно сидящую под тению мирт, близь светлого тихо лиющагося источника. Она в унынии смотрит на чистые волны - вздыхает - глаза её подымаются к небу - в тихой задумчивости своей она как будто забывает вселенную.

Аместан заметил, что она не удостоила его и взгляда - и, против воли, смотрит на одну только ее; сила непостижимая влечет к ней всю его душу - но милая незнакомка встает, и через минуту исчезает в глубине миртовой рощи. Аместан возвращается в замок, погруженный в глубокую задумчивость. "Теперь понимаю, для чего Гений удалил из замка своего женщин: ето удовольствие сберег он для одного себя, а мне теперь надобно быть смотрителем его ceраля. Завидная, и особенно приличная пылкому молодому человеку должность! Стыжусь, что мог показаться ему способным играть такую забавную ролю! И каково же будет мне слушать, когда по возвращении моем в Испагань и женщины и мущины будут говорить, указывая на меня пальцами: етот Аместан достоин блестящого своего счастия! он был смотрителем первого в мир сераля, и должность свою исполнял очень верно! Я сделаюсь предметом колких насмешек, и мне уже не льзя будет показаться на глаза моих сверстников."

Он заснул, но сон его не был спокоен; задумчивая красавица преследовала его и в сновидении - он видит ее в слезах и плачет вместе с нею; хочет приближиться к ней, дабы усладить горесть её словами нежнейшей любви; но роковая серебряная решетка его удерживает, и он уже готовится изломать ее - уже простирает руку, - но в ету минуту слышится грозный голос: Он пробуждается, горячий пот бежит и по его щекам, в жилах его лиется пламень; он вскакивает и ходит в волнении по чертогу, ожидая появления денницы.

Заря занялась. Аместан бежит к очарованному саду и видит опять за решеткою тех же молодых красавиц, которые представлялись ему на кануне; все он одеты в прелестные платья, веселость блистает в их взорах; но в их улыбке заметно что-то насмешливое и колкое. Видя Аместана, он начинает смеяться. "Здравствуй, прекрасный сторож сераля! хорошо ли ты спал нынешнюю ночь! какое свежее, цветущее лице! где взял наш Гений такого прекрасного евнуха?" - Другия посматривали на Аместана с сожалением, и пожимая плечами, говорили: "какая жалость!" - Наконец он разошлись, и Аместан остался один, исполненный стыда и досады.

Но он еще невидал той милой красавицы, которая одна занимала его душу. В саду все тихо; он ищет ее глазами - напрасный труд! она не является - наконец, прождав ее более шести часов, Аместан решился возвратиться в замок. "Я буду опять здесь в вечеру, увижу мою прелестницу, и может быть услышу её голос. Гений не запретил мне на нее смотреть, слушать ее, любить и даже стараться овладеть её сердцем. Одно условие: не входить в сад, и оно будет исполнено! Ах! если бы она любила меня! Но что я говорю, безумец!... мне любить! Кто может уверить меня, что прелестные черты её не служат покровом предательству и коварству? О нет! не возможно! лице её зеркало милой души. Она нестаралась прельстить меня подобно своим подругам; она нестаралась блистать передо мною своими приятностями и талантами; она невинна и простосердечна; душа её святилище непорочности и добродетелей! бедственная решетка нас разлучает! что нужды! будем стараться овладеть её сердцем - такое сердце не есть ли блого верховное! Пройдет год, Гений захочет исполнить свои обеты, и я скажу ему: оставь, оставь у себя свои сокровища, отдай мне ту, которая одна владычествует моим сердцем.

Солнце приближается к западу - Аместан идет к Гениеву саду; смотрит сквозь решетку - сад кажется пустым; слышны одне только птицы, поющия по миртовым и лавровым ветвям; слышно одно журчание источника. Аместан стоит неподвижно - ждет с нетерпением - ночь уже близка. Вдруг послышался ему жалобный голос - кто то рыдал; смотрит - прелестная незнакомка стоит под ветвями лимонных и алсевых дерев; она склонилась на плечо молодой подруги, которая говорит ей: на что предаваться печали, милая Амелина! чего недостает тебе в етом очаровательном месте? Счастие твое совершенно! Гений любит тебя страстно! от тебя одной зависит царствовать над етою областию, быть всемогущею и разделять с ним его сокровища. Прилично ли плакать в то время, когда все наши подруги завидуют твоему жребию! Открой же искреннему дружеству тайну твоего сердца! и да поможет мне Магомед пролить на него то утешение, которое успокоивает горесть, и исцеляет глубокия раны души! - "О милая подруга! напрасно стараешься исцелить мое сердце! судьба моя ужасна! и одна только смерть может возвратит мне потерянное спокойствие. Я отнята у милой матери, которая во мне одной при тягостной нищете находила отраду, которая меня обожала, которая вместе со мною последних радостей своих лишилась. Етот всемогущий Гении увидел меня; я имела несчастие ему понравиться, и он похитил меня из нежных объятий матери. Всякую минуту воображаю ее в слезах, горестною, умирающею от тяжкой тоски по своей дочери. Но может быть ее утешеньем! На чтож мне теперь и то могущество, которое ты так превозносишь, и те сокровища, которыми надеешься ослепишь мою душу. В бедности была я счастлива." Я молила от неба одной только матери. Оставшись с нею, я может быть нашла бы супруга бедного как и я, но милого моему сердцу; вместе с ним пеклись бы мы о сохранении её счастия, и дни наши проходили бы в ясном спокойствии непрочности. А теперь? о жесткий! он вce у меня похитил!"

При этом слове Амелина выходит из рощи и идет мимо решетки, близь которой Аместин стоял неподвижный, исполненный восхищения страсти. Увидя ее так близко подле себя, он не мог победить своего чувства, и воскликнул: Амелина! Амелина! милое? восхитительное творение! люблю тебя! сердце мое пылает сильнейшею к тебе страстию! - Амелина оборотилась, увидела Аместана и покраснела. - Не удаляйся, Амелина! умоляю тебя! твое отсутствие лишит меня жизни! - Амелина опять взглянула на прекрасного молодого человека; она решила остановиться; но спутница сказала ей в полголоса: "уйдем, уйдем, Амелина! ето смотритель сераля; он верно подслушал наши разговоры!" И оне скрылись.

Но Аместан доволен был своим вечером. Он видел Амелину, он говорил с нею, и она уже знает о его страсти. О! как она прелестна, восклицал он: как трогает меня её участь! Окруженная величием и блеском, она сожалеет о бедной хижине, в которой жила для одной только матери! Какое сердце! какая невинность? О! нет сомнения, Амелина превосходят всех женщин на свет! ето не женщина - ангел. Душа её чиста как день! она не способна обманывать!

Но горестное размышление смутило Аместана: он вспомнил слова Амелининой подруги. Она презирает меня, подумал он: я не иное что в глазах Амелины как низкий приставник сераля. Оин вспомнил так же и то, что Гении страстно влюблен в Амелину: получить такое сокровище из руки совместника казалось ему невозможностию.

Прошло три дни - Аместан неимел случая увидеться с Амелиною. И как изобразить его безпокойство? что с нею сделалось! Не похитил ли ее ревнивый Гении из очарованного сада? или печаль ее умертвила?... Ужаснейшия мысли преследовали Аместанову душу. Наконец в четвертый день около вечера Амелина представилась опять его взорам. Он видеть ее сквозь решетку, может ее слышать; но Амелина его непримечает. Лице её не так уже печально, и никогда еще не была она столь прелестною. Аместан разсматривает ее с восхищением; "Напрасно, милая Нцрца, хочешь ты вооружить мое сердце против етого молодого человека, которого видели: мы здесь подл решетки; никогда не поверю, чтобы он приходил сюда с намерением низким. Заметила ли ты его красоту? Какое величие и благородство во всех чертах! с какою нежностию он на меня смотрел! Он меня любит могу ли в етом сомневаться? Он мне сказал люблю тем голосом, который прямо льется из сердца. И с той минуты могу только думать об нем. Я чувствую, что люблю страстно его, и буду любишь до гроба!"

О! Как растрогано сердце Аместана! Он любим, Амелина не может его обманывать; она уверена, что он ее неслышит; она проливает тайну свою в сердце дружбы. "Так, Нирца! с етой минуты существование мое обновилось - надежда вошла в мою душу; он любит меня, Нирца! а ты знаешь, что в его власти извлечь нас из етого ненавистного сада и сделать на веки счастливыми".

"Ах! если бы он имел довольно смелости - продолжала Амелина! Ты знаешь, Нирца, что всемогущество Гения связано с одним только произшествием, могущим его уничтожить; ты знаешь, что все мы сделаемся свободны в ту минуту, в которую смелый юноша дерзнет вступить в серебряные ворота: - и очарованный сад и пышный Гениев замок должен быть наградою нашего избавителя. О! тот, кому принадлежит мое сердце, один достоин обладать етими сокровищами!"

Боже! что я услышал! воскликнул Аместан. Я могу обладать Амелиною, могу ее сделать владычицею етого восхитительного места! - И с сим словом он сильною рукою потрясает серебряные вороша; он были только притворены; в минуту растворились; Аместан в саду, лежит у ног Амелины.... О небо!... какое чудо! -...Амелина исчезла, сад, и долина и Гениев замок.... Все улетело как легкий пар, унесенный ветром.... и Аместав увидел себя при вход Мааранской пещеры, на том самом месте, на котором в первый раз представился глазам его Гений. Как описать его изумление, горесть, досаду, стыд! Силы его исчезли; спина согнулась; колена дрожат; ноги едва могут передвигаться; длинная борода закрывает его грудь, глубокия морщины протянуты по его щекам бледным и впалым; голова его обнажена, и едва, едва, несколько седин защищают ее от солнечного зноя. Все исчезло, и молодость, и красота, и сила - вдруг от двадцати лет перешед он к осмидесяти. Долго стоял он безмолвным и погруженным в глубокое уныние, с потупленными в землю глазами; несмеет поднять их, дабы не встретить какого нибудь неприятного свидетеля своей горести - вдруг слышит: идут; смотрит, и узнает - кого же?... Меледина! Да, Меледин такой же старый, седой и слабый идет к нему, подпираясь клюкою.

Старики долго смотрели в молчании друг на друга. Соединение в минуту печали, было для них некоторою отрадою. --"Ето ты, прекрасный Аместан?" - Ето ты, очаровательный Meледин? - "Увы! ето я, молодость наша продолжалась не долго!" - Сами виноваты! - "Что мы наделали?". - Множество глупостей. - "Правда твоя! мы были очень безразсудны." - Аместан рассказал приключения свои Меледину, который в свою очередь исповедал ему свои дурачества как следует:

какой подарок мне сделал Гений: чудесное кольцо, посредством которого тайнейшия мысли человека делались мне открыты. Короче сказать: иду в Испагань молод, здоров, прекрасен по прежнему. В уме моем тысячи планов о приобретении несметного богатства, почестей,. славы. И какое же удовольствие! я буду зрителем человеческих страстей - их мысли, желания, выдумки, хитрости, обманы, словом все планы сердец их будут мне открыты! В моей воле прослыть ученейшим человеком, умом превосходным и проницательным! Мне можно предсказывать будущее и почти никогда неошибаться:

Уже подхожу я в Испагани; уже прошел прекрасные сады Зурфы; иду по улице Сцеарбах - попадается мне на встречу старушка, одетая в длинную епанчу, в руках, её корзина. Приподымаю покрывало её, смотрю ей в лицо и говорю улыбаясь; старушка, старушка! к кому спешить с етою корзиною? Господин твой Акелибе не останется тебе благодарным, когда узнает, какие прекрасные поручения ты исполняешь. - Старушка испугалась. "Ради самого пророка не погуби меня! воскликнула она; правда твоя, одна из жен повелителя моего Акелибе страшно влюблена в прекрасного Тахмаса; они назначили местом свидания своего сад, находящийся неподалеку отсюда, и я несла туда корзину с плодами и винами. Еще раз прошу тебя, не обнаруживай нашей тайны." - Я умирал с голоду и сказал старушке; небезпокойся, буду молчать, но с условием: отдай мне эти плоды и вина - старушка не долго думала, бросила корзину и скрылась. Я пошел с добычею своею в один из лучших караван сералей Испаганских и пророка, дабы простер над тобою покров своего милосердия.

Я еще не успел поужинать, как вошли в караван-сераль четыре молодых человека. Они садятся подле меня, велят подать себе мороженого, и начинают разговаривать о любовных своих приключениях, которые возбуждают и мое любопытство. Мне пришло в голову повеселить их своим рассказом, и я описал им самым забавным слогом встречу мою со старушкою. Вино разгорячило мое воображение; острые слова сыпались с языка моего - и я был очень доволен своею ролею. Но заключение етой комедии было не так для меня забавно как её начало. Один из четырех молодых людей вскочил с места и закричал: друзья мои! вот тот человек, которого нам надобно; он знает тайну моей любви; должно уверить себя в его молчании; а самое верное к тому средство - отравить его на тот свет. Они бросаются на меня как бешеные. В руках их были толстые палки. Начинают меня бить нещадно. Подымаю ужасный крик. По счастию в караван-сераль было много людей; они сбегаются на мои вопли - мучители мои принуждены сокрыться, и я оставлен без чувства, израненый, окровавленный, и через несколько дней я мог уже выдти из караван-сераля.

смеяться и выгонят меня из домуѵ Я выдумал наконец способ. Пишу к смотрителю моих невольников письмо, в котором говорю, что важные нужды заставили меня на долгое время удалиться из Испагани, и повелеваю ему слушаться подателя письма как меня самого; а сроку моего возвращения не назначаю. С этим письмом иду в мое жилище и все мне повинуется; всем располагаю, как повелитель самовластный и ни кому неприходит в голову узнать во мне Меледина. Между тем начинаю замечать, что детям моим несовсем неприятно отсутствие их отца; вижу, что они живут без разсчета и тратят имение мое на пустые издержки; наконец замечаю, что старший мой сын собирается похитить из моего гарема любимую мою невольницу; застаю их однажды вместе; делаю упреки - мне отвечают насмешливою улыбкою; бранюсь - со мною обходятся грубо; прихожу в бешенство - все мое семейство против меня бунтует; говорю наконец, что я Меледин - меня называют сумасшедшим и выгоняют из дому.

Не имея никакого способа доказать в суд, что я подлинно Меледин, решаюсь оставить собственный дом мой, и занимаю маленькую квартиру на площади Атмейдан. Всякое утро прохаживался я по тому обширному месту, на которое со всех краев света сходились купцы и где встречались мне люди всякого состояния и промысла. Здесь очень свободно мог я разсматривать подвижную картину страстей человеческих: я видел перед собою покупщиков и продавцов, любопытных, честных людей и бездельников. Кольцо мое открывало мне тайны человеческих мыслей: на лицах купцов читал я настоящую цену их товаров, и собирал сведения, которые со временем могли бы послужить мне в пользу, когда бы я более старался, нехвастаясь ими, извлекать из них надлежащую выгоду. Я подавал прекрасные советы покупщикам, назначал им настоящую цену тех вещей, которые они приобресть желали; но ета роля не имела большого успеха: обманщики всегда, находили простяков, которые не хотели иметь доверенности к моему знанию, ибо и оно противоречило их желаниям, и я наконец уверился, что прихоти и страсти честных людей всегда в половине с коварством обманщиков, и что желание сильнее способствует этому обману.

Собравши порядочный запас наблюдений новых и тонких, решился я войти в большое общество; не пропускал ни одного праздника и пиршества. Меня узнали; ибо, не открывая тайны кольца, я рассказывал такия удивительные вещи насчет известных в город людей, и все мои замечания были так сходны с истиною, что скоро начали: говорить обо мне как о человек необычайном, чудном, единственным, и ето льстило суетному моему честолюбию. Но скоро заметил, что самые те люди, которых наиболее забавлял я своими рассказами, начали меня убегать: ибо нашедши, что все мои замечания на счет других были удивительно верны, они опасались, чтобы и их не обличила чудесная моя проницательность. Не редко удавалось мне слышать, что я

И я еще не успел извлечь никакой истинной для себя пользы из Гениева подарка: я думал об одних удовольствиях суетного самолюбия. Однажды, по обыкновению своему, прохаживался я по обширной площади Атмейдану, Слышится шум; вокруг меня говорят, что Шах Сефи скоро проедет через улицу Сцеарбах со всеми своими женами в сады Зурфы. И в самом деле отворяются двери дворца; ступени мраморной лестницы устилаются богатыми коврами, и Шах Сефи сходит по ним, окруженный всеми великими чиновниками Империи.

Он садится на прекрасного Арабского коня, которого збруя украшена перлами, алмазами, бирюзою и золотом. Знатнейщие придворные также садятся на коней, убранных весьма богато. Они едут тихим шагом по улице Сцеарбаху; жен великого Шаха несут на носилках, покрытых богатыми коврами, парчею и шелковыми тканями. Визирь едет по левую руку Шаха, который разговаривает с ним весьма благосклонно. "Великий визирь пользуется полною доверенностию, нашего государя!" говорят мне люди, выдающие себя за политиков. - Я посмотрел на лице Шаха, и радуясь случаю доказать свою проницательность, сказал довольно громко: завтра пришлют к нему роковую петлю. Все начали осматриваться с удивлением - пророчество мое показалось признаком сумасшествия.

Между тем толпа разсеялась, все разошлись по домам; а на другое утро весь город узнал, что великий визирь удавлен. Сие известие разнеслось вместе с моим пророчеством по Испагани. Каждый спрашивает у самого себя: "Ктож этот чудесный человек, который имеет дар так верно угадывать? конечно он вдохновен пророком, или имеет ум превосходящий обыкновенное понятие смертного!" Во всех домах говорят обо мне; народ собирается толпами на меня смотреть; короче сказать, я сделался предметом всеобщого любопытства; наконец и сам великий Шах Сефи повелевает меня к себе представить. Он хочет со мною говорить; хочет узнать меня в лицо, он повелевает мне встать и говорит: Кто ты, чудесный человек, угадывающий будущее? Кто сказал тебе, что мой великии Визирь будет сего дня удавлен? - "О мудрейший и могущественнейший из государей! открою тебе истину. Ты видишь во мне человека, могущого оказывать тебе самые важные услуги; ибо одним взором я проникаю во внутренность человеческого сердца. Могу отличать любящих тебя от тех, которые тебя ненавидят, и разрушать ковы твоих неприятелей. Нет тайны, сокрытой от моего проницания!" - Увидим! хочу тебя испытать. Скажи мне, за что приказал я удушить своего любимца? - "За то, что он имел неосторожность напомнить о Магометовом законе, запрещающем пить вино." - Что делал я вчера ввечеру, прежде нежели лег в постелю? - "Курил ароматы, и пил ширасское вино, которого осушил восемь полных кубков." - Что видел я во сне? --"Ты видел, государь, что будто ты солнце; что море обратилось в вино, и что ты лучами своими его осушаешь." - Кому давал я аудиенцию нынешним утром? - "Китайскому посланнику." -- Что делал я на етой аудиенции? - "Ты почивал." - Довольно! воскликнул Шах, нахмурив ужасным образом брови. Удались, беги от моего присутствия. Я не хочу, чтобы на земле существовал человек, проникающий в тайну моих мыслей и могущий читать во глубине моего сердца, Поди! - О, Аместан! могу ли изобразить свое удивление, свой ужас? Я ожидал блестящих наград, а царь произнес мой смертный приговор. Иду из дворца, схожу с мраморной лестницы, но еще неуспел я ступить на последнюю ступень, как чувствую, что ноги мои трепещут, колена подгибаются; глаза тускнут, длинная седая борода выступает из моего подбородка - словом, я опять старик в восемьдесят лет.

белокурый, с блестящими глазами? Он только теперь вышел из дворца, и верно пошел по одной дороге с тобою. - "Что вы хотите сделать с етим молодым человеком? спросил я, содрагаясь от ужаса." - Хотим отрубить ему голову. - Слова сии привели меня в трепет, мои последние седые волосы поднялись дыбом, страх помутил мой разсудок; я бросился на колени и воскликнул: сжальтесь! помилуйте! етот несчастный молодой человек, которого вы ищите, я! не погубите меня! - Стражи не ожидали такого ответа. Наружность моя ни мало не отвечала их описанию. Они засмеялись и побежали вперед. Ужас мой миновался, мое внезапное превращение спасло меня от неминуемой гибели. Оставляю поспешно Испагань, иду к етой пещер в надежде встретиться здесь с тобой - надежда меня не обманула; ты здесь, Аместан! и молодость твоя так же была не продолжительна, как и моя!

- Так, "Мы были бы верно благоразумнее?" - Обманываетесь, мои друзья, сказал им голос, чрезвычайно приятный, и они тотчас узнали Гения: обманываетесь, и ваше желание доказывает, что опытность вас никогда неисправит. Молодые люди не имеют недостатка ни в уме, ни в опытности, их заблуждения и глупости происходят не от невежества; но страсти их заставляют молчать разсудок и забывать уроки опытности. После двадцати кораблекрушении плаватель опять распускает паруса, опять стремится на бурное море, которое двадцать раз готово была поглотить его судно. Опыты отцов существуют и для детей; но они совсем для них безполезны. Напрасно прошедшия поколения дают уроки грядущим: страшные войны, гибельные революции всегда будут свирепствовать на етой глыбе земли, на которой человеческия страсти до скончания веков будут волноваться. Возвратить старости прежнюю силу и склонности не то же ли, что возвратить ей все заблуждения молодых лет? Ты, Мелидин, был суетен, неосторожен, болтлив, тщеславен - и тысячу раз был ты обманут своею нескромностию и суетностию. Сделать тебя молодым, значит дать тебе прежние твои недостатки, следовательно сделать тебя их жертвою. Ты, Аместан, любил страстано женщин, и тысячу раз ета страсть вводила тебя в заблуждение; будь молод и опять тысячу раз будешь обманут. Последняя женщина, которою пленишься, покажется тебе совершеннейшею из всех, и ты будешь говорить об ней то же, что говорил об Амелин, сердце её чисто как небо; она не может обманывать.