Джонатан Свифт. Путешествия Гулливера по многим отдельным и неизвестным странам света

Джонатан Свифт. Путешествия Гулливера по многим отдельным и неизвестным странам света. С биографиею и примечаниями. Полный перевод с английского П. Канчаловского и В. Яковенко. 1889 г.

Кто не читал в детстве знаменитых путешествий Гулливера и кто не сохранил о них воспоминаний, как об очень забавных и увлекательных? Эти приключения у маленьких человечков, лиллипутов, а потом у громадных великанов, бродиньягов, так милы, так смехотворны, так детски-наивны!.. И просвещенная мамаша торопится подсунуть своему "бебе", только-что выучившемуся читать, забавные приключения Гулливера. Взрослый же человек не находит пищи для своего ума в этих путешествиях. Это книга исключительно детская. Еслибы великий творец величайшей в мире сатиры пробудился от вековечного сна смерти, он, несомненно, был-бы крайне поражен, узнав, какая судьба постигла его произведение, пересаженное на русскую почву. Действительно, если форма, в которую Свифт так мастерски облек свою мысль, представляется забавной и увлекательной, то эта мысль сама по себе, не только в высшей степени серьезна, но она проникает в самую глубину человеческого существа и человеческого общества; в своем неумолимом анализе она не оставляет камня на камне от того здания, в котором мы привыкли поклоняться, которое мы привыкли считать святыней. Владея чрезвычайно искусно анатомическим ножем, Свифт подвергает безпощадной вивисекции политическия учреждения, общественную жизнь, человеческую мысль, человеческия верования и, наконец, самую человеческую природу; и при этом сохраняет совершенно спокойный тон, делает свои, иногда по истине чудовищные, сечения, совершенно просто, как бы занятый самым обыкновенным делом. Вивисекция превращается во всекарающий бич. И бич этот тем ужаснее, что при его безпрестанных ударах вы ни разу на протяжении всей сатиры не услышите ни веселого смеха Рабле, ни глубоко задушевных, лирических излияний Щедрина. Это ли детская книга? Но как сам Свифт относился к своему произведению? В письме к Попу от 29 сентября 1725 года, читаем по поводу "Путешествий Гулливера", над которыми работал тогда сатирик: ..."окончательная цель, которую я преследую во всех своих произведениях, это - скорее терзать людей, чем развлекать их... Я всегда ненавидел всякую нацию, всякую профессию, всякое сообщество людей, и моя любовь всегда и всецело направляется на отдельных индивидов... Но в особенности я ненавижу и презираю животное, называемое человеком, хотя я от всего сердца люблю Джона, Петра, Томаса и т. д. Такова теория, которой я руковожусь в течение многих лет и которой буду держаться до конца жизни"... Чего же хотел достигнуть Свифт своею сатирой? Ответ на это находим в прекрасном "Письме капитана Гулливера к своему двоюродному брату Симпсону", помещенном в виде предисловия к "Путешествиям". Гулливер высказывает сожаление, что уступая просьбам и лживым доводам о пользе, какую может принести его книга, он согласился издать свои путешествия. "Вот уже шесть месяцев прошло со времени издания моей книги, пишет он, а я не только не вижу прекращения всевозможных злоупотреблений и пороков, - по крайней мере, на этом маленьком острове, чего я мог-бы ожидать, - но не могу даже нигде прочесть, чтобы моя книга произвела, хотя-бы в одном случае, действие, соответствующее моим намерениям. Я хотел-бы, чтобы вы известили меня: прекратились-ли партийные счеты и интриги; стали-ли судьи более сведущими и справедливыми, защитники более честными и умеренными, прониклись-ли они хоть сколько-нибудь здравым смыслом; изменилась-ли всецело система воспитания аристократической молодежи; изгнаны-ли врачи; стала-ли женщина более добродетельной, целомудренной, правдивой и разумной; упразднены-ли совершенно и сметены-ли прочь с лица земли дворцы и приемные залы великих министров; вознаграждены-ли по заслугам ум, достоинство и знание; осуждены ли все, позорящие печатное слово, в прозе или стихах, все равно, на то, чтобы питаться только бумагой и утолять жажду только чернилами? На эти и тысячи им подобных преобразований я сильно разсчитывал, имея в виду ваши поощрения; действительно, все они составляют прямой вывод из правил, е". Эти слова могут послужить также ответом по адресу тех, кто видит в произведении Свифта одно лишь человеконенавистничество и мизантропию. "Не следует слишком увлекаться подобными словами, говорит совершенно справедливо Лесли Стпин ("Swift", Leslie Stephen) по этому поводу, мизантропия Свифта имеет свою благородную сторону. Но "люди вообще предпочитают, чтобы им больше льстили, чем даже сочувствовали: им больше нравится человек, не замечающий их слабых сторон, чем тот, который видит их и сожалеет и печалится по поводу их. Мы дарим своими симпатиями оптимиста, который уверяет нас, что добро преобладает повсюду и что мы быстро приближаемся ко всеобщему благополучию; но мы не можем простить тому, кто считает людей в большинстве случаев глупыми, или, как утверясдает Свифт, настоящими животными".

читателям своего журнала в ближайшем будущем отдельную статью, посвященную разбору "Путешествий Гулливера", как общественной сатире. В данный же момент мы ограничиваемся лишь указанием на то, что "Путешествие Гулливера", по существу, если не по форме, вовсе не детская книга, и великовозрастные отцы и матери хорошо бы сделали, если-бы вместо детей, принялись сами за чтение этой книги. Правда, до сих пор было довольно затруднительно сделать это, так как в нашей литературе существовали лишь детския переделки великой сатиры; полный же перевод составлял библиографическую редкость. В настоящее время, однако, в издании т-за И. Кушнерева и К° мы имеем не только полный перевод но и массу примечаний, объясняющих все темное и непонятное, малейшие намеки на те или другия историческия личности. Благодаря этим примечаниям раскрывается вполне политическое и общественное содержание сатиры. Издание иллюстрировано массой хорошо исполненных рисунков.

°, получил возможно большее распространение и стал бы для взрослых читателей таким же любимым, но вместе с тем и глубоко поучительным чтением, каким в дни детства для них были забавные приключения Гулливера.