Автор: | Сегюр С., год: 1858 |
Категории: | Повесть, Детская литература |
Глава XVI
Карцер
Через час Камила, Мадлен и Маргарита пришли к Соне узнать о ее здоровье, они были в шляпках и свежих платьях.
-- Зачем вы переоделись? -- спросила Соня.
-- Мы едем в гости к соседям, -- пояснила Камила, -- будем там рвать вишни.
-- Как жаль, что тебе нельзя с нами ехать! -- воскликнула Мадлен. -- С тобой было бы веселее.
-- Прошлый год нам было там весело! -- добавила Маргарита. -- Мы лазили на деревья, мы сами рвали вишни на варенье и ели, сколько угодно. Только после не были так больны, как ты от смородины!
-- Не напоминай об этом, Маргарита, -- одернула малышку Мадлен. -- Ты видишь, как Соне стыдно и досадно.
-- Да, мне очень стыдно, -- призналась Соня. -- В другой раз я съем немного, потому что знаю, что могу есть и завтра, и потом. Я не привыкла к ягодам и другим лакомствам, а потому если увижу, то ем и не могу остановиться. Теперь я этого делать не стану. Так неприятно, когда тошнит! Да и стыдно...
-- Маменька говорит: кто много ест, тот похож на свинку, -- проговорила Маргарита.
Это сравнение не могло понравиться Соне, она стала сердиться и вертеться на постели. Мадлен потихоньку велела Маргарите замолчать, и та послушалась. Все трое поцеловались с Соней и пошли на крыльцо.
Через несколько минут Соня услышала, как тронулась карета. Она скучала целых два часа, потом няня позволила ей встать. Скоро вернулись ее подруги, в восторге от своей поездки, и привезли с собой большую корзину вишен.
На другой день Камила сказала Соне:
-- Сегодня вечером мы станем варить вишневое варенье. Нас научили, как это делать, ты будешь помогать нам. Маменька сказала, что варенье будет наше, потому что вишни наши, и что мы можем делать из них, что захотим.
-- Отлично! -- воскликнула Соня. -- Вот полакомимся!
-- Надо будет дать варенья Жанне, жене садовника, -- заметила Мадлен. -- Она больна, и у нее шестеро детей.
-- Это уже чересчур лакомо для бедных людей! -- возмутилась Соня.
-- Отчего же для нее чересчур лакомо, а для нас не чересчур? Нехорошо так говорить! -- вступила в разговор Камила.
-- Скажите, пожалуйста! -- не унималась Соня. -- Не хочешь ли ты уверить меня, что Жанна привыкла есть варенье?
-- Мы потому-то и хотим отнести ей, что у нее нет варенья.
-- С нее довольно хлеба, овощей и масла. Я бы не стала варить варенья для всяких нищих.
-- А кто тебя просит об этом, гордячка? -- кинулась на помощь Камиле Маргарита. -- Мы не нуждаемся в твоей помощи. Камила пригласила тебя, чтобы тебе же веселей было.
-- Но в корзине есть и мои вишни, -- настаивала Соня. -- И я имею право их взять.
-- И вовсе ты ничего такого не можешь, тебе их никто не дарил! -- выкрикнула Маргарита. -- Но раз ты такая сластена и жадина, вот тебе! На, бери!
бросились между ними, чтобы помешать драке. Мадлен держала Соню, а Камила Маргариту. Камила стыдила малышку за вспыльчивость. Маргарита тотчас утихла, и ей было стыдно за свое поведение. Соня же рвалась из рук Мадлен и во что бы то ни стало хотела отомстить за обиду.
-- Оставь меня! -- кричала она. -- Оставь, я столько раз ее ударю, сколько она мне вишен в лицо бросила. Пусти меня, я отколочу ее!
Соня кричала, Камила и Мадлен старались успокоить ее и сами кричали. Шум встревожил матерей. Они подошли как раз в то время, когда Соня, вырвавшись от Камилы и Мадлен, бросилась на Маргариту. Увидев, что идут взрослые, Соня остановилась, покраснела и задрожала, боясь наказания.
Госпожа де Флервиль молча подошла к ней, взяла ее за руку, увела в неизвестную ей комнату, в карцер, посадила на стул перед столом и, указав на бумагу, перо и чернила, сказала ей:
-- Вы целый день пробудете в этой комнате, и вы...
-- Право, это не я, это все Маргарита... -- начала было Соня.
-- Не перебивайте!.. -- тон госпожи де Флервиль был суровым. -- Вы десять раз перепишете вот эту страницу. А когда поуспокоитесь и помолитесь Богу, чтобы он простил вас, я пришлю вам сюда обед. Своих подруг вы сегодня не увидите.
-- Это не я, это Маргарита...
-- Не перебивайте, пишите.
Госпожа де Флервиль вышла из комнаты, заперла дверь на ключ и пошла узнать, из-за чего Соня рассердилась.
Она нашла только Камилу и Мадлен, дочери рассказали ей все и прибавили, что госпожа де Розбур очень рассердилась на Маргариту и, несмотря на ее раскаяние, посадила на целый день в спальню.
-- Все это очень печально, -- покачала головой женщина, -- но госпожа де Розбур хорошо сделала, что наказала Маргариту.
-- Все-таки, мама, Маргарита была права, что хотела дать варенья бедной Жанне. А с Сониной стороны очень дурно, что она такая гордая и злая, -- высказала свое мнение Камила.
-- Правда твоя, Камила, -- кивнула мать, -- но Маргарите не следовало сердиться. Лучше бы она мирно объяснила, что следует помогать бедным и работать для них.
-- Да Соня и слушать не хотела, маменька!
-- Соня очень живая девочка, она дурно воспитана и не привыкла любить ближних. Но у нее доброе сердце, и она поняла бы урок, который вы дали бы ей своим примером. Она тогда стала бы лучше, а теперь только рассердилась.
-- Маменька, позвольте мне пойти поговорить с ней, -- попросила Мадлен. -- Я уверена, она теперь плачет и раскаивается от всего сердца.
-- Нет, Мадлен, пусть она посидит одна до вечера. Она еще слишком сердита и не станет тебя слушать. Через час я пойду и сама поговорю с ней.
И госпожа де Флервиль вместе с Камилой и Мадлен пошли к госпоже де Розбур. Девочкам было грустно, они тихо играли в куклы и размышляли обо всем, что произошло.
В это время Соня, оставшись одна в карцере, рыдала - только не от раскаяния, а со злости. Девочка осмотрелась: нельзя ли убежать из карцера? Но окно было так высоко, что, даже поставив стул на стол, она не могла достать до него. Соня бросилась к двери, но двери были тяжелые и плотно заперты. Тогда она стала искать, нельзя ли чего сломать, разорвать.
которой велено было переписывать. Соня схватила перо, бросила его на пол и раздавила ногой. Потом она разорвала бумагу на мелкие кусочки и принялась за книгу - стала вырывать из нее страницу за страницей, мяла и рвала на куски.
Соня хотела сломать и стул, но силы не хватило. Усталая, обливаясь потом, она упала на пол. Рвать было нечего, пришлось поневоле лежать смирно. Мало-помалу, она успокоилась, одумалась и ужаснулась тому, что натворила.
"Ах, что-то скажет госпожа де Флервиль! -- думала она. -- Она меня накажет, наверняка накажет... Да, да, она меня высечет... Меня мачеха так часто секла, что я уже привыкла... Нечего думать об этом... Лучше посплю..."
Соня закрыла глаза, но сон не приходил. Девочка тревожно вздрагивала от малейшего шума, ей все казалось, что дверь отворяется. Прошел час. Вдруг в замке повернулся ключ. На этот раз Соня не ошиблась, дверь отворилась, и вошла госпожа де Флервиль. Девочка встала.
Госпожа де Флервиль посмотрела на клочки бумаги, валявшиеся на полу, и спокойно произнесла:
Поднимите все это.
Соня не шевельнулась.
-- Я вам говорю, поднимите все это, -- повторила госпожа де Флервиль.
Соня не трогалась с места. Госпожа де Флервиль так же спокойно продолжала:
-- Не хотите? Это дурно. Вы увеличиваете и свою вину, и наказание. Лиза, -- позвала госпожа де Флервиль, -- войдите, пожалуйста, сюда на минутку.
-- Пожалуйста, Лиза, -- сказала госпожа де Флервиль, -- подберите все это. Это Соня разорвала книгу и бумагу. Да принесите мне, пожалуйста, другую книгу, бумагу и перо.
Пока Лиза убирала мусор, госпожа де Флервиль села на стул и посмотрела на Соню. Та дрожала от испуга, хотя госпожа де Флервиль нимало не сердилась. Чего бы не дала бедная девочка, только бы книга была цела, бумага не разорвана и перо не раздавлено!
Когда Лиза принесла все, что было приказано, госпожа де Флервиль встала, спокойно подозвала Соню, посадила ее на стул и сказала:
-- Вы перепишете десять раз вот эту страницу, как я велела вам. Вместо обеда вы получите суп, хлеб и воду. Вы заплатите за все порванные вещи из ваших карманных денег. Вместо того чтобы играть с подругами, вы целые дни будете сидеть здесь. Два часа вы будете гулять с Лизой, но ей будет запрещено говорить с вами. Обед вам будет присылаться сюда. Вы до тех пор просидите здесь, пока не раскаетесь, пока не испросите у Бога прощения за жестокость к бедным, за любовь к лакомствам, за вспыльчивость против Маргариты, за вашу злость, с какой вы все, что могли, рвали и ломали, и за непослушание моим приказаниям. Надеюсь, вы раскаетесь, испросите прощения у Бога и людей. Я думала, что вы уже раскаялись, но, кажется, придется прождать до завтра. Прощайте.
-- Простите! Простите!
Госпожа де Флервиль остановилась, посмотрела на не поднимавшуюся с колен Соню, наконец наклонилась к ней, подняла и ласково сказала:
-- Милая моя, раскаяние искупает проступки. Ты виновата, во-первых, перед Богом, а потом и передо мной. Искренность твоего раскаяния заставляет простить тебя, но не избавляет от наказания. Ты до завтрашнего вечера не увидишься с подругами и сделаешь все, что я тебе приказала.
-- Нет-нет, накажите меня! -- с жаром попросила Соня. -- Мне будет легче! Я так тронута вашей добротой, что прошу только простить меня. Ах, какая я была злая, отвратительная! Простите ли вы меня?
От всего сердца, дорогая. Будь уверена, что я против тебя ничего не имею. Теперь помолись Богу и попроси у него прощения. Я пришлю тебе обед, потом ты перепишешь, что я тебе велела, а вечером почитаешь, я принесу тебе книгу.
Госпожа де Флервиль поцеловала девочку и вышла, но на этот раз не заперла дверь на ключ. Это доказательство доверия тронуло Соню, и она еще больше стала сожалеть, что наделала столько глупостей.
"Как, -- говорила она сама с собой, -- как я могла до такой степени рассердиться? Как я могла быть такой злой с такими добрыми подругами? И не слушаться такую милую, такую любящую женщину, как госпожа де Флервиль? Как она была добра ко мне! Как только я раскаялась, она стала говорить со мной так ласково, так нежно смотрела на меня! Вся ее строгость вмиг исчезла! А простит ли меня Бог? О, Господь есть сама любовь, он увидит мои покаянные слезы и простит меня!"
И девочка стала на колени, истово прося Бога, чтобы он простил ее и дал силы исправиться. Едва успела она кончить молитву, как вошла Лиза и принесла тарелку супу, большой кусок хлеба и графин воды.
-- Вот вам, барышня, арестантский обед. Но, если вы проголодались, он вам покажется вкусным.
Ах, Лиза, мне и этого не стоило бы давать! И этого много такой дрянной девочке, как я!
-- A-а! Вы иначе теперь заговорили? Я очень рада, барышня. Если бы вы видели, какое у вас было лицо... Ну, просто можно было вас назвать дьяволенком!
-- Да, я была такая злая... Как мне грустно это! Но я постараюсь вперед ничего подобного не делать, ничего, никогда!
Соня села за стол и съела суп, потом доела кусок хлеба и выпила стакан воды. Лиза с сожалением смотрела на нее.
-- Видите, барышня, -- сказала она, -- как нехорошо быть злой. Мои барышни добрые, и их никогда так не наказывают. Они никогда не доводят себя до этого, оттого они всегда веселы и добры.
Да, Лиза, -- кивнула Соня. -- Но вот что странно: когда я была злой и мачеха наказывала меня, я после этого еще злее становилась. А госпожу де Флервиль я, напротив, теперь, после наказания, еще больше люблю, и мне хочется исправиться.
-- Ваша мачеха со злости или по капризу наказывала вас, а госпожа де Флервиль вам хочет добра. Вы это и чувствуете, -- пояснила няня.
-- Именно так, Лиза, вы сказали правду!
Когда Соня закончила обед, Лиза унесла прибор, и девочка принялась за работу. Она писала долго, потому что ей хотелось написать как можно лучше, и, окончив письмо, стала читать.
Начинало темнеть, Соня положила книгу, и у нее было довольно времени подумать о том, как скучно сидеть в карцере. Долго сидела она, наконец явилась Лиза и позвала ее спать. Маргарита уже крепко спала. Соня потихоньку подошла к ней и поцеловала, как бы прося прощения за давешнее, потом помолилась, легла и скоро уснула.