| Автор: | Сенкевич Г. А., год: 1886 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
VII
После рудницкого поражения король быстро направился в клин между Саном и Вислой и шел по-прежнему с арьергардом, так как был не только знаменитым полководцем, но и необыкновенно храбрым рыцарем. За ним шли Чарнецкий, Витовский, Любомирский, загоняя его, как зверя, в сети. Отдельные "партии" и днем и ночью тревожили шведов. Провианту с каждым днем было все меньше и меньше, а войско изнурялось все больше и больше и падало духом, предчувствуя близкую гибель.
Наконец шведы забились в самый угол, где сходятся обе реки, и вздохнули свободнее. Тут их с одной стороны защищала Висла, с другой - Сан, широко разливавшийся, как всегда весной, а третью сторону треугольника шведы укрепили мощными шанцами, на которые втащили орудия.
Позиция эта была неприступна, но зато на ней можно было умереть с голоду. Но и в этом смысле шведы все-таки приободрились, так как надеялись, что из Кракова и других прибрежных крепостей им пришлют припасы водой. Тут же под боком был Сандомир, где полковник Шинклер собрал значительные запасы провианта. И он тотчас прислал их - шведы ели, пили и спали, а встав, пели псалмы, благодаря Бога за спасение в эту тяжелую минуту.
Но Чарнецкий готовил новые удары.
Сандомир, находясь в руках шведов, мог постоянно помогать главной армии, и пан Чарнецкий задумал одним ударом отнять у шведов город, замок и всех их вырезать.
- Мы им устроим странное зрелище, - говорил он на военном совете. - Они будут смотреть с того берега, как мы нападем на город, и помочь не смогут. А мы, завладев Сандомиром, не пропустим провианта из Кракова от Вирца.
Пан Любомирский, Витовский и другие старые воины советовали ему бросить эту мысль.
- Конечно, хорошо было бы, - говорили они, - завладеть таким большим городом. Мы могли бы этим очень повредить шведам, но как же его взять? Пехоты у нас нет, пушек больших - тоже, не может же конница взбираться на стены.
- А чем наши крестьяне не пехота? - ответил им Чарнецкий. - Будь у меня тысяча-две таких Михалков, я взял бы не только Сандомир, но и Варшаву!
И, не слушая больше ничьих советов, Чарнецкий переправился через Вислу. Лишь только в округе распространился этот слух, как к нему хлынуло несколько тысяч крестьян, вооруженных то косами, то мушкетами, и вместе с ним двинулись к Сандомиру.
Напали на город неожиданно, и на улицах началась страшная резня. Шведы защищались отчаянно из окон, с крыш, но не могли сдержать натиска. Шведов передавили, как червей, и вытеснили из города. Шинклер с остатком людей спрятался в замок, но поляки с такой же энергией двинулись за ним. Начался штурм ворот и стен. Шинклер увидел, что ему и в замке не удержаться. Собрав запасы и оставшихся людей, он нагрузил ими шхуны и переправил к королю, который видел поражение своих с другого берега, но не мог прийти на помощь.
Замок остался в руках поляков.
Но хитрый швед, уходя, оставил под стенами и в погребах бочки с порохом, с зажженными фитилями.
И, представ перед королем, он сейчас же сообщил ему это, чтобы развеселить его.
- Замок взлетит на воздух со всеми людьми, - сказал он, - может быть, и сам Чарнецкий погибнет.
- Если так, то я хочу посмотреть, как набожные поляки вознесутся на небо! - сказал король.
И остался со своими генералами, ожидая, что будет.
Несмотря на строжайшее запрещение Чарнецкого, который предвидел подвох со стороны неприятеля, волонтеры и крестьяне разбежались по всему замку, чтобы искать скрывшихся там шведов и грабить. Трубные сигналы призывали всех в город - они не слышали их или не обращали внимания.
Вдруг земля задрожала у них под ногами, к небу поднялся гигантский столб огня, выбрасывая вверх землю, стены, крыши, весь замок и свыше пятисот трупов тех, которые не успели уйти из крепости.
- Поляки вознеслись на небо! На небо!
Но эта радость была преждевременной, так как Сандомир все же остался в руках поляков и не мог уже снабжать провиантом главную армию, замкнутую в углу между двух рек.
Пан Чарнецкий разбил свой лагерь напротив шведов, на другой стороне Вислы, и охранял переправу.
А пан Сапега, великий гетман литовский и воевода виленский, подошел со своими литвинами и расположился с другой стороны, за Саном.
Шведы были окружены со всех сторон и очутились, словно в тисках.
- Теперь уж им не выскочить из мышеловки! - говорили между собой солдаты в польских лагерях.
Каждый, даже мало знакомый с военным искусством, понимал, что над шведами нависла неминуемая гибель, если только к ним не подоспеет какая-нибудь помощь и не спасет их.
Понимали это и шведы; каждое утро на берег Вислы приходили офицеры и солдаты и, с отчаянием в глазах и в душе, смотрели на черневшую по другую сторону реки грозную конницу Чарнецкого.
И шли к Сану, но там и днем и ночью бодрствовали войска Сапеги, готовые принять их саблями и мушкетами.
О переправе через Вислу или Сан, пока оба войска стояли на другом берегу, нечего было и думать. Шведы могли только вернуться в Ярослав тем же путем, каким пришли, но каждый знал, что в этом случае никто из них больше не увидит Швеции.
И потянулись теперь для них трудные дни и еще более трудные, полные тревог ночи... Провиант снова приходил к концу.
А Чарнецкий между тем, поручив командование войском пану Любомирскому, сам с ляуданским полком переправился через Вислу немного выше устья Сана, чтобы повидаться с паном Сапегой и посоветоваться с ним о дальнейшем ведении войны.
На этот раз не пришлось уже прибегать к посредничеству Заглобы, чтобы соединить этих двух вождей, так как оба они любили отчизну больше, чем себя, и оба были готовы пожертвовать для нее и собой, и самолюбием, и гордостью.
Гетман литовский не завидовал Чарнецкому, как и Чарнецкий не завидовал гетману; наоборот, они оба очень любили друг друга, и встреча их была такой сердечной, что даже у самых старых солдат показались на глазах слезы.
- Растет Речь Посполитая, радуется милая отчизна, когда обнимаются такие ее сыновья! - говорил пан Заглоба Володыевскому и Скшетуским. - Чарнецкий страшный вояка и чистая душа, но и Сапега не хуже! Побольше бы таких! Шведы лопнули бы от злости, если бы увидели, как любят друг друга эти два величайших человека. Как и покорили они нас, если не благодаря распрям и зависти панов? Разве они нас силой взяли? Душа радуется, видя такую встречу. И ручаюсь вам, что это будет не насухо, Сапега страшно пиры любит, а уж для такого друга ничего не пожалеет.
- Бог милостив! Миновали черные дни! - сказал Ян Скшетуский.
- Берегись богохульства! - заметил Заглоба. - Всякие черные дни должны пройти, ибо если бы они продолжались вечно, то это было бы доказательством, что миром управляет дьявол, а не Бог, чье милосердие безмерно!
Дальнейший разговор их был прерван появлением Бабинича, высокую фигуру которого они разглядели в толпе. Пан Володыевский и Заглоба стали кивать ему головами, но тот так засмотрелся на Чарнецкого, что сразу не заметил их.
- Смотрите-ка, - сказал Заглоба, - как похудел, бедняга!
- Должно быть, ничего не поделал! Ведь известно, что Богуслав осаждает Мальборк вместе со Штейнбоком.
- Ну, даст Бог, ничего у них не выйдет!
- А если бы они и Мальборк взяли, то мы тем временем захватим Карла-Густава, и тогда посмотрим, не отдадут ли они крепость за короля! - ответил Заглоба.
- Смотрите! Бабинич идет к нам! - прервал Скшетуский. А он действительно, заметив их, стал расталкивать толпу и направился к ним, махая им шапкой и улыбаясь издали. Они приветствовали его, как доброго знакомого и приятеля.
- Что слышно? Что вы сделали с князем, пан кавалер? - спросил его Заглоба.
- Плохо слышно! Но теперь не время говорить об этом. Сейчас будем садиться к столу. Вы, панове, останетесь здесь на ночь; после пира пойдем ночевать ко мне. Шалаш у меня удобный, и мы за чарками поболтаем до утра.
- Если кто говорит умно, я никогда не противоречу! - сказал Заглоба. - Скажите только, отчего вы так похудели?
- Он свалил меня в битве вместе с конем и разбил, дьявол, точно глиняный горшок, и я с тех пор все кровью харкаю и не могу в себя прийти. Но даст мне еще милосердный Господь пролить его кровь! Ну а теперь идемте, Сапега уже приглашает Чарнецкого, и они спорят, кому идти первому. Значит, все готово. Мы уж давно ждали вас сюда, так как вы уже порядком пустили шведам кровь.
- Пусть другие говорят, как я отличался! - сказал Заглоба. - А мне неудобно.
Толпа тронулась, и все пошли на майдан к шатрам, где были расставлены столы. Пан Сапега угощал пана Чарнецкого по-королевски. Стол, за который посадили каштеляна, был накрыт шведскими знаменами. Мед и вино лились рекой, и оба вождя под конец порядком захмелели. Не было недостатка ни в веселости, ни в шутках, ни в тостах, ни в шуме. Погода была чудная, солнце грело хорошо, и только вечерняя прохлада разогнала наконец пирующих.
Тогда Кмициц забрал своих гостей к своим татарам. Они уселись в его шатре на тюках, битком набитых разного рода добычей, и принялись говорить о походе Кмицица.
- Богуслав теперь под Мальборком, - говорил пан Андрей, - а другие говорят, что он у курфюрста, с которым намерен идти на помощь королю.
- Тем лучше! Значит, встретимся! Вы молоды, не можете с ним сладить, а вот посмотрим, как старик будет с ним справляться. Он со многими встречался, но с Заглобой еще нет. Говорю вам, что мы встретимся, разве только князь Януш в завещании посоветовал ему издалека обходить Заглобу. Это возможно!
- Курфюрст хитрый человек, - сказал Ян Скшетуский, - и если только он увидит, что дело Карла - дрянь, он сейчас же возьмет все свои обещания и клятвы назад.
- А я вам говорю, что нет! - сказал Заглоба. - Никто нас так не ненавидит, как пруссаки. Когда слуга, который должен был в пояс тебе кланяться и чистить твое платье, волею судеб станет твоим господином, то он тем суровее будет с тобой обходиться, чем ласковее был ты с ним.
- Это почему? - спросил Володыевский.
- Он никогда не забудет своего прежнего положения и будет мстить тебе за него, хотя бы ты и оказывал ему одни только благодеяния.
- Ну это пустяки! - сказал Володыевский. - Не раз бывает, что и собака укусит хозяину руку. Пусть лучше Бабинич расскажет нам о своем походе.
- Мы слушаем! - сказал Скшетуский.
его вместе с лошадью на землю, а сам ушел.
- А вы говорили, - перебил его Володыевский, - что будете преследовать его со своими татарами до самой Балтики.
- А вы мне говорили в свое время, что присутствующий здесь пан Скшетуский, когда Богун похитил у него любимую девушку, оставил личную месть, ибо отчизна была в опасности. С волками жить - по-волчьи и выть; я подружился с вами и хочу идти по вашим стопам.
- Да вознаградит вас Матерь Божья, как Она вознаградила Скшетуского! - сказал Заглоба. - Все же я предпочитал бы, чтобы ваша девушка была теперь в пуще, чем в руках Богуслава.
- Ничего! - воскликнул Володыевский. - Вы ее еще вернете!
- Мне придется вернуть не только ее, но и ее любовь.
- Одно придет за другим, - сказал пан Михал, - хотя бы вам пришлось брать ее силой, как тогда, помните?
- Этого я больше не сделаю!
Пан Андрей стал тяжело дышать и, помолчав, прибавил:
- Я не только не нашел ту, но Богуслав похитил у меня и другую!
- Да это настоящий турок! - воскликнул Заглоба.
А пан Михал стал расспрашивать:
- А кто же эта другая?
- Долго рассказывать! - ответил Кмициц. - Была в Замостье одна девушка - и уж красивая какая! - страшно она понравилась калускому старосте. Но он боится своей сестры, княгини Вишневецкой, и потому не смел приставать к ней и отправил эту девушку со мной якобы к Сапеге на Литву за получением наследства, а на самом деле затем, чтобы в полумиле от Замостья отнять ее у меня и завезти в какую-нибудь глушь, где бы никто не мог помешать его вожделениям. Но я почуял, что дело нечисто. "Ты хочешь меня провести, ладно!" Я избил его людей, а панну во всей неприкосновенности отвез к пану Сапеге. Говорю я вам, девушка красива как куколка и добродетельна... Сам я уже не тот теперь, а товарищи мои, царствие им небесное, давно уже в могиле...
- Кто же была эта панна? - спросил Заглоба.
- Из очень хорошего дома, фрейлина княгини Вишневецкой. Она когда-то была помолвлена с литвином Подбипентой, которого вы знали, панове...
- Ануся Божобогатая?! - крикнул, срываясь с места, Володыевский.
Заглоба тоже вскочил с кучи войлочных попон:
- Пан Михал, успокойся!
Но пан Володыевский подскочил, как кот, к Кмицицу:
- Не обижай меня, - сказал Кмициц. - Я отвез ее благополучно к гетману, заботясь о ней, как о сестре, а Богуслав похитил ее не у меня, а у другого офицера, с которым пан Сапега отослал ее к своей семье; зовут его Гловбич или иначе, не помню...
- Где же он?
- Его здесь нет! Убит! Так, по крайней мере, говорили офицеры Сапеги. Я преследовал Богуслава со своими татарами отдельно и потому ничего толком не знаю. Но по вашему волнению я вижу, что нас обоих постигло общее горе и что нас обидел один и тот же человек. А если так, то мы соединимся, чтобы сообща мстить ему за обиду. Это великий рыцарь и магнат, а все же я думаю, что ему тесно будет во всей Речи Посполитой, если у него будет два таких врага!
- Вот моя рука! - сказал Володыевский. - Отныне мы друзья на жизнь и на смерть! Кто первый найдет его, тот отомстит ему за двоих! Дай бог мне первому встретить - я уж пущу ему кровь! Как дважды два - четыре!
Тут пан Михал стал так грозно шевелить своими усиками, что Заглобе даже страшно стало, так как он знал, что с паном Михалом шутки плохи.
- Не хотел бы я теперь быть на месте князя Богуслава, - сказал он, помолчав, - если бы мне даже прибавили к титулу целую Инфляндию. Довольно одного такого тигра, как Кмициц, а тут еще и пан Михал. Но этого мало - я заключаю с вами союз! Моя голова, ваши сабли! Не знаю, найдется ли в мире монарх, который не дрогнул бы перед такой силой! К тому же и Господь Бог отнимет у него его богатство, ибо не может быть, чтобы не наказанным остался изменник и еретик... Кмициц уж и так насолил ему немало!
- Не отрицаю, что из-за меня ему не раз пришлось краснеть! - подтвердил пан Андрей.
И, приказав наполнить бокалы, он принялся рассказывать, как освободил Сороку от казни. Он умолчал лишь о том, что он сначала бросился в ноги Радзивиллу, так как при одном воспоминании об этом кровь бросалась ему в голову.
Пан Михал развеселился, слушая его рассказ, и наконец сказал:
- Да ведет тебя Бог, Ендрек! С таким удальцом, как ты, можно идти хоть в ад! Жаль только, что мы не всегда можем быть вместе, служба службой! Меня могут послать в одну сторону Речи Посполитой, тебя - в другую. Неизвестно, кто первый на него наткнется!
Кмициц немного помолчал.
- По всей справедливости он должен достаться мне... Если только я опять не ударю лицом в грязь... Стыдно признаться, но я не могу устоять против этого черта с саблей...
- Тогда я выучу тебя моим приемам! - воскликнул Володыевский.
- Или я! - отозвался Заглоба.
- Нет, простите уж, ваць-пане, но я предпочитаю учиться у пана Михала! - ответил Кмициц.
- Хоть он и знаменитый рыцарь, а я его с моей Ковальской не боюсь, лишь бы только мне выспаться хорошенько! - отозвался Рох.
- Молчать, Рох! - крикнул Заглоба. - Смотри, чтобы Бог тебя не наказал за твое хвастовство!
- Ну вот еще! Ничего мне не будет!
Бедный пан Рох не был пророком, а в эту минуту у него так шумело в голове, что он готов был весь мир вызвать на поединок. Другие тоже пили немало себе на здоровье, Богуславу и шведам на погибель.
- Вот, вот! - подтвердил Заглоба.
- Слышал я это от самого Сапеги, а он ведь великий человек - все лучше понимает. Он говорил нам: "Со шведами мы покончим, а с электором мы не должны заключать никаких договоров. Пан Чарнецкий, говорит, с Любомирским пойдут в Бранденбург, а я с паном подскарбием литовским пойду в электорскую Пруссию; а если, говорит, мы не присоединим навеки Пруссию к Речи Посполитой, значит, во всем государстве нет такой головы, как пан Заглоба, который от собственного имени угрожал письмами курфюрсту".
- Так Сапега и говорил? - спросил Заглоба, краснея от удовольствия.
- Все это слышали! А я был очень рад, ибо та же розга высечет и Богуслава, и если не раньше, то уж тогда мы, наверное, до него доберемся.
- Только бы поскорее покончить со шведами! - сказал Заглоба. - Чтоб их черти взяли! Пусть уступят нам Инфляндию и заплатят миллион, мы даруем им жизнь.
- Ишь куда загнул! - сказал, смеясь, Ян Скшетуский. - Король Густав еще в Польше, Краков, Варшава, Познань и все большие города в его руках, а вы, отец, уже хотите, чтобы он откупался. Ох, немало еще придется поработать, прежде чем можно будет подумать о курфюрсте!
- А еще есть армия Штейнбока, гарнизоны, Вирц! - заметил Станислав.
- Так почему же мы сидим сложа руки? - спросил вдруг Рох, вытаращив глаза. - Разве мы не можем шведов бить?!
- Дурак ты, Рох! - сказал Заглоба.
вождям!.. Если вы не хотите, Панове, я один пойду!
У Кмицица уже раздулись ноздри.
- Недурная мысль! Недурная мысль! - сказал он.
- Недурная для челяди, а не для того, кто уважает свое достоинство. Да имейте же уважение к самим себе! Вы ведь полковники, а хотите проказничать, как школьники!
- Конечно, не очень-то нам пристало! - сказал Володыевский. - Лучше пойдем спать, поздно!
Но через час все они вскочили: за рекой раздались выстрелы, а в лагере Сапеги поднялся шум и крики.
- С нами крестная сила! - воскликнул Заглоба. - Шведы наступают!
- Что вы говорите? - сказал Володыевский, хватаясь за саблю.
- Рох, сюда! - кричал Заглоба, который любил, чтобы в случае опасности племянник был около него.
- Что случилось? Что случилось? - спрашивали все стражу, расставленную по берегу.
Но стража ничего не видела. Один только солдат рассказывал, будто он слышал какой-то плеск в воде, но за туманом ничего не мог разглядеть и поэтому не захотел из-за пустяка тревожить весь лагерь.
Заглоба, услышав это, в отчаянии схватился руками за голову:
- Рох поехал к шведам! Он говорил, что хочет схватить стражу!
- Убьют мне малого, видит Бог! - горевал Заглоба. - Мосци-панове, неужто нельзя спасти его? Господи боже! Золото малый! Другого такого не найти в обоих войсках! И что ему взбрело в глупую башку? Матерь Божья, спаси его в несчастии!
- Может, приплывет еще. Туман густой. Не заметят!
- Я буду здесь ждать хоть до утра! Матерь Божья! Матерь Божья! Между тем выстрелы на противоположном берегу затихли, огни гасли, и через час настала глухая тишина. Заглоба ходил по берегу реки, точно курица, которая вывела утят, и вырывал остатки волос из своей головы. Но он ждал напрасно, напрасно горевал. Рассвет осеребрил реку, взошло солнце, а Рох не возвращался.