Пан Володыевский.
Часть вторая.
Глава IV

IV

Меллехович медленно поправлялся, но не принимал еще участия в походах и сидел запершись в своей комнате, а потому никто им не интересовался; как вдруг случилось событие, которое обратило на него всеобщее внимание.

Казаки пана Мотовилы поймали татарина, который что-то уж очень подозрительно шнырял около станицы, и привели его в Хрептиев. После допроса оказалось, что он был один из тех липков, которые, бросив службу и свои поселки в Речи Посполитой, перешли под владычество султана. Он пришел с другой стороны Днестра, и при нем были письма от Крычинского к Меллеховичу. Пан Володыевский очень встревожился этим и созвал старшин на совет.

- Мосци-панове, - сказал он, - вам хорошо известно, что многие из липков, которые жили на Литве и на Руси с незапамятных времен, перешли в орду и за благодеяния Речи Посполитой отплатили ей изменой. А потому с липками надо держать ухо востро и не слишком им доверять. У нас и здесь есть полк липков в сто пятьдесят коней, которым командует Меллехович. Этого Меллеховича я знаю недавно, а знаю только то, что за его великие заслуги гетман произвел его в сотники и прислал ко мне с отрядом. Мне всегда казалось странным, что никто из вас не знал его раньше, до его поступления на службу, и ничего не слышал о нем... Что наши липки необычайно его любят и слепо ему повинуются, я объяснял его мужеством и славными делами, но и они, кажется, не знают, кто он и откуда. Полагаясь на назначение гетмана, я до сих пор ни в чем его не подозревал, ни о чем не расспрашивал его, хотя он и окружает себя какой-то тайной. У всякого человека свой характер, а мне до этого нет дела, лишь бы каждый исполнял свои служебные обязанности. Но вот люди пана Мотовилы поймали татарина с письмом Крычинского к Меллеховичу, а я не знаю, известно ли вам, панове, кто такой Крычинский?

- Как же, - сказал пан Ненашинец, - Крычинского я знал лично, а теперь все знают его дурную славу.

- Мы вместе в школу... - начал было пан Заглоба, но замолчал, сообразив, что в таком случае Крычинскому было бы девяносто лет, а люди в такие годы обычно уже не воюют.

- Короче говоря, - сказал маленький рыцарь, - Крычинский польский татарин. Он был полковником одного из наших липковских полков, потом изменил отчизне и перешел в Добруджскую орду, где, как я слышал, пользуется большим уважением, ибо там, по-видимому, надеются, что он и остальных липков перетянет на сторону язычников. И с таким человеком Меллехович входит в сношения; лучшим доказательством этого служит письмо, содержание которое следующее.

Тут маленький полковник развернул письмо, хлопнул по нему рукой и начал читать:

"Душевно дорогой мне брат! Твой посланный пробрался к нам и доставил письмо..."

- По-польски пишет? - спросил Заглоба.

- Крычинский, как все наши татары, знает только по-русински и по-польски, - ответил маленький рыцарь, - и Меллехович по-татарски ни аза не знает. Слушайте, Панове, не прерывая:

"...и доставил письмо. Бог даст, все будет хорошо, и ты достигнешь того, чего желаешь. Мы тут с Моравским, Александровичем, Тарасовским и Грохольским часто совещаемся, а к другим братьям пишем, спрашивая у них совета, как поскорей достичь того, чего хочешь ты, милый. Так как, по слухам, ты был болен, то я посылаю тебе человека, чтобы он мог видеть тебя, милый, и нас утешит. Тайну нашу строго храни: боже упаси, как бы она не открылась раньше времени. Бог да размножит потомство твое, как звезды на небе! Крычинский". Пан Володыевский кончил и обвел глазами присутствующих, а когда они продолжали молчать, по-видимому, внимательно обсуждая содержание письма, он прибавил:

- Тарасовский, Моравский, Грохольский и Александрович - все это прежние татарские ротмистры и изменники!

- Так же, как и Потужинский, Творовский и Адурович, - прибавил пан Снитко.

- Что вы думаете об этом письме, Панове?

- Измена явная; здесь и говорить не о чем! - сказал Мушальский. - Просто-напросто они снюхались с Меллеховичем, чтобы и наших липков привлечь на свою сторону, на что он соглашается.

- Господи боже! Какая опасность для нашей команды! - воскликнули некоторые из присутствующих. - Ведь липки готовы душу отдать за Меллеховича, и, если он прикажет, они ночью на нас нападут.

- Самая явная измена! - воскликнул пан Дейма.

- И сам гетман этого Меллеховича сделал сотником, - сказал пан Мушальский.

- Пан Снитко, - спросил Заглоба, - а что я говорил, когда в первый раз увидал Меллеховича? Разве я вам не говорил, - что он ренегат и изменник, и это видно по его глазам? Ха! Мне достаточно было взглянуть на него. Он мог всех обмануть, но только не меня! Повторите мои слова, ничего в них не изменяя. Я разве не говорил, что это изменник?

Пан Снитко поджал ноги под скамейку и опустил голову.

- Ха! Значит, вы, сударь, утверждаете, что изменник - пес, а волк не изменник. Что волк не укусит руки, которая ласкает и кормит его. Стало быть, пес изменник? Может быть, вы будете защищать Меллеховича, а нас всех назовете изменниками?

Смущенный этим, пан Снитко широко открыл рот и глаза и от изумления не мог произнести ни слова.

Между тем пан Мушальский, который был скор на решения, тотчас же сказал:

- Прежде всего нам надо поблагодарить Господа Бога, что он дозволил нам открыть такую гнусную интригу, а потом откомандировать шестерых драгун с Меллеховичем и пустить ему пулю в лоб.

- А потом назначить другого сотника, - сказал пан Ненашинец.

- Измена так очевидна, что ошибки быть не может! Володыевский на это ответил:

- Прежде всего надо расспросить Меллеховича, а потом уже сообщить обо всем пану гетману. Пан Богуш говорил мне, что пан гетман очень любит липков.

- Но вашей милости, - сказал Мотовило, обращаясь к маленькому рыцарю, - принадлежит над ним право окончательного суда, так как он никогда не принадлежал к польскому рыцарскому сословию.

- Права мои мне известны, и вам незачем мне о них напоминать, - ответил Володыевский.

Тут заговорили другие:

- Пусть он станет перед нами, такой-сякой сын, предатель и изменник!

Громкие возгласы разбудили пана Заглобу, который уже вздремнул немного, что теперь с ним случалось нередко; он быстро вспомнил, о чем шла речь, и сказал:

- Нет, пан Снитко, хотя герб ваш - "Месяц на ущербе", зато и остроумие ваше тоже на ущербе; его, пожалуй, теперь и днем с огнем не сыскать. Сказать, что пес изменник, а волк не изменник! Вы уж, правду сказать, совсем... рехнуться собираетесь.

Пан Снитко возвел глаза к небу в знак того, сколь незаслуженно он страдает, но смолчал, чтобы не раздражать старика. Между тем Володыевский приказал ему идти за Меллеховичем, и он быстро вышел, очень довольный, что ему удалось улизнуть от Заглобы.

Минуту спустя он вернулся, ведя за собой молодого татарина, который, по-видимому, ничего не знал о поимке липка и потому вошел смело. Его смуглое, красивое лицо немного побледнело, но он был уже здоров; на голове у него не было уже повязки, а просто красная бархатная татарская шапочка. Все тотчас впились в него глазами; он поклонился низко маленькому рыцарю и не без надменности всему остальному обществу.

- Меллехович, - сказал Володыевский, вперив в татарина свой проницательный взор, - знаешь ли ты полковника Крычинского?

По лицу Меллеховича вдруг пробежала грозная тень.

- Знаю! - ответил он.

- Читай! - сказал маленький рыцарь, подав ему письмо, найденное у липка.

Меллехович взял письмо, и прежде чем кончил его читать, лицо его стало по-прежнему спокойным.

- Давно ли ты задумал измену и какие у тебя здесь в Хрептиеве сообщники?

- Меня обвиняют в измене?

- Не спрашивай, а отвечай, - сказал грозно маленький рыцарь.

- В таком случае я отвечу: измены я не замышлял, сообщников у меня не было, а если и были, то такие, которых вы судить не будете, мосци-панове!

Услыхав это, воины заскрежетали зубами, и раздалось несколько грозных голосов:

- Покорней, собачий сын, покорней: ты стоишь не перед равными!

Меллехович обвел их глазами, в которых сверкала холодная ненависть.

- Я знаю, чем я обязан пану коменданту, как моему начальнику, - ответил он и снова поклонился Володыевскому, - знаю и то, что я ниже вас, Панове, но потому и не искал вашего общества; ваша милость (тут он снова обратился к маленькому рыцарю) спрашивали о моих сообщниках; у меня их Двое: пан подстольник новогрудский Богуш и пан великий коронный гетман.

Слова эти ошеломили всех и на минуту воцарилось молчание; наконец Володыевский повел усиками и сказал:

- Как так?

- Так! - ответил Меллехович. - Хотя Крычинский, Моравский, Творовский, Александрович и все другие перешли на сторону орды и причинили много зла отчизне, но счастья на новой службе не нашли. Быть может, и совесть в них проснулась, и само название изменников им опротивело. Пану гетману хорошо это известно, и он поручил пану Богушу, а также пану Мыслишевскому снова привлечь их под знамена Речи Посполитой. Пан Богуш, с своей стороны, воспользовался моими услугами и поручил мне вести переговоры с Крычинским. У меня на квартире есть письма от пана Богуша, я могу их показать, и вы поверите им больше, чем моим словам.

- Ступай с паном Снитко и немедленно принеси мне их!

Меллехович ушел.

- Мосци-панове, - быстро сказал маленький рыцарь, - мы очень обидели этого солдата нашим поспешным осуждением, ибо если у него эти письма есть, - а я думаю, что это так, - то он не только рыцарь, прославившийся своими военными подвигами, но и человек, действующий на благо отчизны и заслуживающий награды, а не осуждения. Ради бога, мы должны это поскорей исправить!

Все молчали, не зная, что сказать, а пан Заглоба закрыл глаза и на этот раз притворился, что дремлет.

Между тем вернулся Меллехович и подал Володыевскому письмо Богуша.

Маленький рыцарь прочел следующее:

"Со всех сторон слышу, что для такого дела нет человека, который бы мог сделать больше, чем ты, вследствие той огромной любви, которую они к тебе питают. Пан гетман готов простить их и берет на себя добиться для них прощения Речи Посполитой. Сносись с Крычинским возможно чаще через верных людей и даже обещай ему награду. Держи все в тайне: иначе, - не дай Бог! - ты их всех погубишь. Пану Володыевскому, как своему начальнику, ты можешь все открыть, и он во многом сможет тебе помочь. Не жалей трудов и стараний, помня, что конец венчает дело, и будь уверен, что за такую услугу наша отчизна-мать наградит тебя своей любовью".

- Вот и награда мне! - угрюмо пробормотал молодой татарин.

- Боже мой! Отчего же ты никому не сказал об этом ни слова?! - воскликнул Володыевский.

приказать им соблюдать тайну, чтобы не погубить тех.

- Доказательства твоей невиновности так явны, что надо быть слепым, чтобы их оспаривать, - сказал маленький рыцарь. - Продолжай свое дело с Крычинским, и ты не только не встретишь никаких препятствий, но даже можешь рассчитывать на помощь, в знак чего я даю тебе мою руку, как честному рыцарю. Приходи сегодня ко мне ужинать.

Меллехович пожал протянутую ему руку и поклонился в третий раз. К нему подошли и другие офицеры.

- Мы тебя не знали, но кто любит добродетель, тот сегодня протянет тебе руку!

Но молодой липок вдруг выпрямился и откинул назад голову, как хищная птица, готовая броситься на добычу.

- Я стою не перед равными! - ответил он. И вышел из комнаты.

После его ухода стало шумно.

- И неудивительно, - говорили офицеры между собой, - сердце его негодует на наше подозрение, но это пройдет. С ним надо иначе обращаться. По духу он настоящий рыцарь. Гетман знал что делал... Ну и чудеса на свете... Ну, ну!..

Пан Снитко молча торжествовал, но, наконец, не выдержал, подошел к пану Заглобе и сказал:

- Позвольте мне сказать, ваша милость, что волк оказался не изменником.

- Не изменником? - ответил пан Заглоба. - Нет-с, он изменник, только добродетельный изменник, ибо изменяет не нам, а орде!.. Не теряйте надежды, пан Снитко, я буду ежедневно молиться за ваше остроумие. Может быть, Дух Святой и сжалится!

Услыхав от пана Заглобы обо всем, что случилось, Бася очень обрадовалась; она была расположена к Меллеховичу, и ей было жаль его...

- Нам надо, Михал, - сказала она, - взять его с собой в самую опасную экспедицию, чтобы этим доказать ему наше доверие.

Но маленький рыцарь начал гладить розовое личико Баси и сказал при этом:

- Ах ты, муха несносная! Не в Меллеховиче дело, тебе просто в степь хочется, в сражении участвовать. Из этого ничего не выйдет!

Сказав это, он стал покрывать поцелуями ее губы.

- Коварный народ - женщины, - степенно сказал Заглоба.

Между тем Меллехович сидел в своей комнате и шепотом разговаривал с липком, который был пойман драгунами. Сидели они так близко, что почти касались головами. На столе горел светильник с бараньим жиром и освещал лицо Меллеховича, которое, несмотря на всю его красоту, было попросту страшно; на нем отражалась жестокость, злоба и дикая радость.

- Галим, слушай, - говорил Меллехович.

- Эфенди! - ответил посланный.

- Скажи Крычинскому, что он умен, ибо в письме не было ничего, что могло бы меня погубить; скажи ему, что он умен. Пусть всегда так пишет. Они теперь будут мне доверять еще больше... все. Сам гетман, Богуш, Мыслишевский, здешняя команда - все! Слышишь? Чтоб их зараза передушила!

- Эфенди, молодой Нововейский тебя узнает!

- Не узнает. Он видел меня под Кальником, под Брацлавом - и не узнал. Смотрит на меня, морщит брови, но не узнает. Ему было пятнадцать лет, когда он убежал из дому. Восемь раз с тех пор зима застилала снегом степи. Я изменился. Старик узнал бы меня, а молодой не узнает... Из Рашкова я дам тебе знать. Пусть Крычинский будет наготове и держится где-нибудь поближе. С перкулабами {Перкулаб - начальник округа города в Молдавском княжестве, сборщик податей.} вы должны сговориться. В Ямполе тоже есть наш полк. Я уговорю Богуша, чтобы он выхлопотал у гетмана для меня приказ, скажу, что оттуда мне будет легче сноситься с Крычинским. Но сюда я Должен вернуться... должен во что бы то ни стало... Не знаю, что будет, как все это устроится... Огонь меня сжигает. По ночам сон бежит от глаз... Если бы не она, меня бы не было в живых...

- Да будут благословенны ее руки!

Губы Меллеховича начали дрожать, он еще ближе наклонился к липку и начал шептать, точно в бреду: