| Автор: | Сенкевич Г. А., год: 1888 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
Глава VI
Однако в продолжение недели Володыевская была до того слаба, что муж и Заглоба ожидали каждую минуту ее смерти, и если бы не уверения доктора, что она будет жива, то они пришли бы в отчаяние. Потом больной сделалось значительно легче, и хотя медик говорил, что она пролежит месяц или полтора, но все были убеждены в противном.
Володыевский, не отходивший ни на минуту от больной, полюбил ее за это время еще больше, так что, кроме нее, казалось, не видел света. Были минуты, когда он, сидя при ней и смотря на похудевшее, но уже веселое лицо и в глаза, в которых начал загораться прежний огонь, испытывал желание смеяться, плакать и кричать от радости.
- А ведь моя Баська выздоравливает!..
И он целовал ее руки, а иногда и маленькие ножки, которые так энергично шли по глубокому снегу в Хрептиов; словом, полюбил ее чрезвычайно, самоотверженно. Теперь он чувствовал себя в долгу у Бога и поэтому однажды сказал Заглобе в присутствии офицеров.
- Правда, я не богат, но хоть бы мне, чтоб разбогатеть, пришлось идти в работники, я все-таки построю хоть деревянную церковь. По крайней мере, я буду вспоминать о милосердии Бога при каждом ударе колокола и благодарить Его за милость ко мне.
- Прежде всего надо покончить с турецкой войной! - отвечал Заглоба.
- Господь лучше знает, чем я могу отблагодарить Его, - продолжал маленький рыцарь, - если ему нужна моя церковь, в которой бы молились Ему, то Он охранит меня от турецких пуль, а если захочет, чтоб я пролил свою кровь, то и ее не пощажу для Него.
Володыевская, по мере выздоровления, повеселела и, спустя две недели, вечером, приказала открыть дверь в светлицу, и когда все офицеры собрались туда, она приветствовала их своим серебристым голосом:
- Добрый вечер, господа!.. Ага, теперь уже не умру!..
- Слава Всевышнему! - отвечали воины хором.
- Слава Богу, дитына миленькая! - отозвался отдельно Мотовидло, который, как отец, любил Володыевскую и в минуты особенного волнения говорил по малороссийски.
- Смотрите господа, - продолжала выздоравливающая, - что со мной сделалось!.. Но кто мог ожидать этого?.. Хорошо еще, что все кончилось сравнительно благополучно.
- Господь хранит невинных, - отозвались голоса из светлицы.
- А еще пан Заглоба часто смеялся надо мною, что у меня больше охоты к сабле, чем к веретену. Хороша бы я была с этим веретеном или иглой. А ведь я - не празда ли - отличилась, как мужчина?
- Пожалуй, и мужчина не отличился бы так!..
Разговор этот прервал Заглоба и, боясь, что он вредно отзовется на больной, запер дверь в боковушу. Володыевская надула губки: ей хотелось поболтать, а главное - послушать, как ее будут хвалить за геройство. Теперь, когда опасность миновала, она очень гордилась своим поступком и требовала похвал. Часто она обращалась к мужу и, дотрагиваясь рукою до его груди, как разнеженный ребенок, говорила ему:
- Хвали за мужество!
И он слушал ее, хвалил, нежил и целовал ее руки, глаза, лицо, так что Заглоба, несмотря на свою чувствительность, начинал ворчать:
- Ну, растаял, как баба, как дедовский бич...
Общая радость по поводу выздоровления Володыевской возмущалась только одной мыслью, а именно, об измене Азый, который мог причинить много неприятностей Речи Посполитой; затем о судьбе старика Нововейского, обеих барынь Боска и Евы. Володыевская чрезвычайно беспокоилась о них, так как рашковский инцидент был известен не только в Хрептиове, но и в Каменце и далее. Несколько дней тому назад в Хрептиов приехал пан Мыслишевский, который, несмотря на измену Азыи, Крычинского и Адуровича, питал надежду перетянуть на свою сторону некоторых липковских ротмистров. Следом за последним приехал и пан Богуш, а после них пришли известия из Могилева, Ямполя и даже из Рашкова.
В Могилеве пан Горженский, по-видимому, лучший солдат, чем оратор, не позволил обойти себя. Подслушав инструкцию Азыи, данную липчанам, он сам напал на них со своею горстью солдат и частью перерезал, а частью взял в плен. Кроме того, он послал в Ямполь предостережение, вследствие чего уцелел и этот город, а вскоре туда пришли войска, так что пострадал только один Рашков. Володыевский получил оттуда письмо от пана Белогловского, который доносил ему обо всем случившемся и других делах Речи Посполитой.
наверное, потеряем его, так как отчаяние совсем его сломило: отца зарезали, сестру подарили Адуровичу, а молодую Боско Азыя взял к себе. Таким образом, хоть бы и удалось освободить их из плена, но они уже лишены чести. Все это мы узнали от одного липчанина, который при переправе через реку свихнул себе шею; мы взяли его и, поджаривая на угольках, вынудили у него признание. Тугай-бей, Крычинский и Адурович пошли под Адрианополь; Нововейский тоже стремится туда; он хочет отомстить Азые, хоть бы ему пришлось вытащить его из середины турецкого обоза. Он всегда был горяч, а теперь особенно, потому что дело идет о панне Боско, судьбу которой мы все оплакиваем, потому что она была очень хорошая девушка. Однако я успокаиваю его и говорю, что Азыя сам придет к нему, потому что война неминуема, как и то, что орды должны идти вперед. Я получил известие от турецких купцов, что под Адрианополь уже собираются войска орды - большая сила; туда же идут турецкие спаги, и скоро прибудет сам султан с янычарами. Да, милостивый государь, у них войск, как муравьев в лесу, а у нас только горсть. Одна надежда на каменецкую крепость, которая, быть может, защитит нас, если ее хорошенько осмотреть. В Адрианополе уже весна, и у нас - почти, потому что идут дожди и трава зеленеет. Я еду в Ямполь, потому что Рашков представляет груду золы, так что некуда ни головы преклонить, ни чего поесть. Притом я думаю, что скоро всех нас потянет туда".
У маленького рыцаря были свои известия, и тем более верные, что они происходили из Хотина: война была неминуема. Об этом он сообщил уже и гетману. Однако полученное письмо Белогловского, подтверждавшее его известия, произвело на него сильное впечатление. Конечно, он не боялся войны, но опасался за жену.
- Гетманский приказ собирать войска может прийти каждую минуту, - говорил он Заглобе, - и мне придется немедленно выступить, а тут Баська еще лежит, да и погода скверная.
- Хоть бы пришло десять приказов, - возразил Заглоба, - Баська - основание, и будем сидеть, пока она совсем не выздоровеет. Ведь война не скоро начнется, потому что по распутице нельзя везти пушки к Каменцу.
- В вас всегда сидит старый волонтер, - сказал нетерпеливо маленький рыцарь, - неужели вы думаете, что можно игнорировать приказание ради частных интересов?
- Ну, если тебе милее приказ, чем Баська, то упаковывай ее и поезжай!.. - воскликнул Заглоба. - Я знаю, что ты готов на вилах посадить ее в бричку, если она не будет в силах сесть сама. Черт бы вас побрал с такой дисциплиной!.. По-старинному, человек делал, что мог, а теперь у вас все иначе, и стоит только сказать: "Гайда на турку!" - ты выплюнешь свою жену, как косточку от вишни, и поведешь ее за собою на аркане.
- Побойтесь Бога!.. Что вы говорите?.. - воскликнул Володыевский. - Я ли не люблю Басю.
Заглоба сердито засопел, потом взглянул на Володыевского и, видя, что тот очень опечалился, ласково произнес:
- Послушай, Миша, ведь ты знаешь, что я говорю так только благодаря моему родительскому чувству к Басе. Иначе я не сидел бы здесь под турецким топором, вместо того чтобы сидеть где-нибудь за печью и пользоваться полным спокойствием в моих летах Вспомни, кто сосватал тебя с Баськой?.. Если не я, то прикажи мне выпить кадку чистой воды.
- Жизнью своею я заплачу вам за это! - ответил маленький рыцарь.
И они обнялись. После этого Володыевский продолжал:
- Если будет война, то я уж так решил: вы возьмете Баську и поедете с нею к Скшетуским, в землю Луковскую. Ведь туда не дойдут турецкие войска.
- Я все сделаю для тебя, хоть у меня и чешутся руки на турку; для меня нет хуже этого народа, не пьющего, как свиньи, вина.
- Я только одного боюсь, что Баська захочет ехать в Каменец, чтобы быть фи мне. Я даже дрожу при этой мысли, а я убежден, что она настоит на этом.
- В таком случае не соглашайся. Ведь ты знаешь, сколько неприятностей вышло из этой рашковской экспедиции, а ведь я сразу был против нее.
- Неправда!.. Вы сказали, что не хотите советовать.
- Раз я так сказал, значит, не хотел советовать, потому что это вышло бы хуже.
- Стоило бы ее поучить, но что с ней сделаешь?.. Если она увидит меч над моей головой, то упрется и поставит на своем.
- Говорю: не позволяй!.. О, Господи!.. Какая ты, право, тряпка.
- Признаюсь, когда она выпялит на меня свои глаза и станет плакать, то растаю, как масло на горячей сковороде. Верно, она что-нибудь сделала со мной - иначе я не был бы таким мягким. Отослать-то я отошлю ее, потому что мне милее ее безопасность, чем мое здоровье, но когда я подумаю, что этим я сильно опечалю ее, то я даже немею от страха.
- Полно, Миша!.. Можно ли позволять водить себя за нос!..
- Ага!.. Вот вы как запели!.. А кто говорил, что я немилосерден к ней.
- Гм!.. - почесал затылок Заглоба.
- Потому что обдумываю, как поступить с нею.
- А если она сразу вперит в вас свои глаза?
- И, пожалуй, вперит, - сказал Заглоба с большой озабоченностью.
их Что Володыевская покорно подчинится своей участи - это они хорошо знали, но даже Заглоба предпочел бы ударить на полк янычаров, чем выдержать ее взгляд