Камо грядеши.
Часть вторая.
Глава II

II

Виниций боялся, что напрасно вызванная кем-нибудь помощь помешает его радости. Хилон мог известить об его исчезновении префекта или вольноотпущенников - в таком случае появление вигилей было вполне возможным. У него мелькнула мысль, что тогда он мог бы дать приказ схватить Лигию и увести ее к себе домой, но сразу почувствовал, что этого делать не должен и не сможет. Он был своенравен, самоуверен, достаточно испорчен, порой неумолим и жесток, но не был все-таки ни Тигеллином, ни Нероном. Военная жизнь привила ему чувство справедливости, веры и совести, он понимал, что такой поступок был бы чудовищной подлостью. Может быть, он и сделал бы это в припадке бешенства и здоровый, но теперь он был болен и растроган, теперь ему было важно одно: чтобы никто не вставал между ним и Лигией.

С удивлением он заметил, что с минуты, как Лигия стала на его сторону, ни сама она, ни Крисп не требуют от него никаких заверений, словно они твердо верят, что в случае нужды их защитит какая-то сверхъестественная сила. После того как Виниций побывал в Остриануме и слышал поучение и рассказ апостола, в его голове спуталась и стерлась разница между вешами возможными и невозможными, поэтому он был недалек от мысли, что появление такой силы вполне допустимо. Но, относясь к делу более трезво, он сам напомнил им о греке и снова потребовал, чтобы к нему привели Хилона.

Крисп согласился и решил послать за ним Урса. Виниций в последнее время часто, хотя и безрезультатно, посылавший к Хилону своих рабов, рассказал Урсу подробно, где находится жилище грека, потом написал несколько слов на табличке и, обратившись к Криспу, сказал:

- Я даю письмо, потому что это человек хитрый и трусливый, часто, когда я звал его к себе, он велел говорить моим людям, что его нет дома, делая это потому, что, не имея для меня хороших вестей, боялся моего гнева.

- Мне только бы увидеть его, а тогда, хочет или не хочет, он придет со мной, - сказал Урс.

И, накинув плащ, лигиец поспешно вышел.

Найти кого-нибудь в Риме не так-то легко было в то время, даже имея самые точные указания, но Урсу помог его инстинкт человека, привыкшего находить дорогу в лесу, и, кроме того, хорошее знание города. Скоро он был у дверей жилища Хилона.

Однако он не узнал грека, так как видел его всего лишь раз, да и то ночью. Наконец, тот мудрый и уверенный в себе старец, поручавший ему убить Главка, не похож был на согнутого вдвое от страха старика, - никто не сказал бы, что это один и тот же человек. Хилон, заметив, что Урс смотрит на него, как на незнакомого, немного оправился от страха. Письмо Виниция еще больше успокоило его. Теперь по крайней мере греку не грозило подозрение, что он привел патриция в ловушку. Кроме того, он подумал, что христиане не убили Виниция потому, что не решились поднять руку на столь могущественного человека.

"Значит, Виниций и меня сможет защитить, - подумал он, - не затем же он вызывает меня, чтобы убить".

Немного ободрившись, он спросил:

- Добрый человек, скажи, неужели мой добрый друг Виниций не прислал за мной лектики? Ноги у меня распухли, и так далеко идти я не в силах.

- Нет, - ответил Урс, - мы отправимся пешком.

- А если я откажусь?

- Не делай этого, ты должен идти.

- И пойду, но по своему желанию. Меня никто не может принудить, я человек свободный и друг городского префекта. Как мудрец, я также располагаю силой - умею превращать людей в деревья и животных. Но я пойду... пойду! Надену лишь более теплый плащ и накину на голову капюшон, а то меня узнают рабы в этой части города и все время будут останавливать нас, чтобы целовать мне руку.

Сказав это, он надел другой плащ, а голову закрыл большим галльским капюшоном, боясь, что Урс узнает его, когда они выйдут на освещенную солнцем улицу.

- Куда ты ведешь меня? - спросил он Урса по дороге.

- За Тибр.

- Я недавно в Риме и никогда не бывал в той стороне, но, вероятно, и там живут люди, почитающие добродетель.

Урс был наивен. Он слышал от Виниция, что грек был с ними в Остриануме, а потом видел, как они вместе с Кротоном входили в дом, где жила Лигия, - поэтому он приостановился на мгновение и сказал:

- Не лги, старый человек, ибо ты был сегодня с Виницием в Остриануме, а потом у ворот нашего дома.

- Ах, так это ваш дом стоит за Тибром? Я ведь недавно в Риме и не знаю, как называются здесь улицы. Да, да, мой друг! Я был у ваших ворот и умолял Виниция во имя добродетели не входить в них. Я был и в Остриануме. Знаешь зачем? Потому что некоторое время тружусь над обращением Виниция и хотел, чтобы он услышал старшего из апостолов. Пусть истина осветит его и твою душу! Ведь ты христианин и хочешь, чтобы правда восторжествовала над ложью?

Хилон окончательно обнаглел.

- Виниций - могущественный человек и друг цезаря. Он часто слушает еще, что ему нашептывает злой дух, и если волос упадет с головы его, цезарь отомстит всем христианам.

- Нас охраняет высшая сила.

- Правильно, правильно! Но что вы хотите сделать с Виницием? - спросил обеспокоенный Хилон.

- Не знаю. Христос велел быть милосердными.

- Как ты хорошо сказал. Помни это всегда, иначе будешь жариться в аду, как колбаса на сковороде.

Урс вздохнул, а Хилон подумал, что с этим страшным в минуту гнева человеком он мог бы сделать все что угодно.

Желая узнать, что произошло при покушении на Лигию, он стал допрашивать Урса тоном сурового судьи:

- Что вы сделали с Кротоном? Говори правду и не лги!

Урс снова вздохнул:

- Об этом скажет тебе Виниций.

- Значит, ты пронзил его ножом или убил палкой?

- Я был безоружен.

Грек не мог представить себе сверхчеловеческой силы этого варвара.

- Пусть Плутон... То есть я хотел сказать: пусть Христос простит тебя!

Некоторое время шли молча. Потом грек сказал:

- Я не выдам тебя, но берегись вигилей.

- Я боюсь Христа, а не вигилей.

- И правильно. Нет большего греха, чем убийство. Я буду молиться за тебя, но не знаю, дойдет ли моя молитва, если ты не поклянешься мне, что никого больше никогда не тронешь пальцем.

- Я и так не убивал намеренно, - ответил Урс.

Однако Хилон, желавший обезопасить себя на будущее, не переставал упрекать Урса и требовал клятвенного обещания. Расспрашивал также и про Виниция, но лигиец отвечал неохотно, повторяя, что от самого Виниция он услышит все, что должен услышать. Разговаривая таким образом, они прошли весь длинный путь от жилища грека до большого дома за Тибром. У Хилона беспокойно застучало сердце. От страха ему показалось, что Урс поглядывает на него кровожадными глазами. "Малое мне будет утешение в том, убьет он меня намеренно или ненамеренно; во всяком случае, для меня было бы лучше, если бы его разбил паралич, а вместе с ним и всех лигийцев, что соделай, о Зевс, если можешь!" Он плотно закутался в свой галльский плащ, повторяя, что боится холода. Когда они прошли ворота и первый двор и очутились в коридоре, ведущем во второй дворик, он вдруг остановился и сказал:

- Дай мне передохнуть, иначе я не смогу разговаривать с Виницием и дать ему ряд спасительных советов.

ноги.

До его слуха долетело пение, которое звучало в домике.

- Что это? - спросил он.

- Говоришь, что ты христианин, и не знаешь, что у нас есть обычай после трапезы славить Спасителя гимнами, - ответил Урс. - Должно быть, Мириам с сыном вернулись домой, а может быть, и апостол там, потому что он ежедневно навещает вдову и Криспа.

- Веди меня прямо к Виницию.

- Он в той же комнате, где и все. У нас только одна комната большая, остальные все маленькие, темные, туда мы уходим на ночь. Войдем, ты отдохнешь там.

Вошли. В комнате был полумрак, наступил пасмурный, зимний вечер, пламя очага слабо боролось с темнотой. Виниций скорее угадал, чем узнал в закутанном человеке Хилона, а тот, увидя ложе в углу комнаты и на нем Виниция, направился прямо к нему, не глядя на присутствующих, по-видимому, надеялся, что около патриция он будет в наибольшей безопасности.

- О господин, зачем ты не послушал моих советов! - воскликнул он, протягивая руки.

- Молчи, - сказал Виниций, - и слушай!

Он стал пристально смотреть на Хилона и медленно говорить отчетливым голосом, словно хотел, чтобы каждое слово его навсегда врезалось в память грека:

- Кротон напал на меня, чтобы убить и ограбить - понимаешь? Тогда я убил его, а эти люди перевязали мне раны, полученные в борьбе.

Хилон сразу понял, что Виниций говорит так, придя к какому-то соглашению с христианами, и потому хочет, чтобы ему верили. Это же прочел он на лице трибуна и потому тотчас, не выражая сомнений и удивления, поднял кверху глаза и воскликнул:

- Это был подлый негодяй! Я предупреждал, чтобы ты не доверял ему. Все мои наставления отскакивали от его головы как горох. Во всем Аиде нет для него достаточных мучений. Кто не может быть честным человеком, тот должен стать разбойником; а кому труднее всего стать честным, как не разбойнику? Напасть на своего благодетеля и столь великодушного господина... О боги!..

Вспомнил, что по дороге называл себя христианином, и замолчал. Виниций сказал:

- Если бы не короткий меч, который был со мной, он убил бы меня.

- Я благословляю ту минуту, когда посоветовал тебе захватить оружие.

Виниций испытующе посмотрел на грека и спросил:

- Что ты делал сегодня?

- Как? Разве я не сказал еще, что приносил жертвы за твое здоровье?

- И больше ничего?

- И как раз собирался навестить тебя, когда пришел этот добрый человек и сказал, что ты зовешь меня.

- Вот письмо. Пойди с ним ко мне в дом, найди там вольноотпущенника и вручи ему. Здесь написано, что я уехал в Беневент. Скажи Дему от себя, что я уехал утром, вызванный спешным письмом от Петрония.

И он повторил с ударением:

- Как же, уехал, уехал! Я простился с тобой рано утром у Капенских ворот, и с минуты твоего отъезда овладела мной такая тоска и печаль, что, если бы не твоя щедрость и великодушие, я зачирикал бы и засвистел, как жена Зефа, превратившаяся в соловья от тоски по мужу.

Виниций, хотя был болен и привык к суесловию грека, не мог, однако, удержаться от улыбки. Кроме того, он был доволен, что Хилон сразу понял его.

- Хорошо, я припишу, чтобы тебе отерли слезы. Подай светильник.

Совершенно успокоившийся Хилон встал, подошел к очагу и снял один из горевших светильников.

Капюшон при этом откинулся назад, и свет упал прямо на лицо грека. Главк встал со скамьи и, быстро подойдя к греку, спросил:

- Не узнаешь меня, Кефас?

И в голосе его было что-то страшное, и все присутствующие невольно задрожали.

Хилон поднял светильник и тотчас уронил его на землю. Он согнулся вдвое и начал стонать:

- Это не я!.. Это не я!.. Сжалься!..

Обратившись к присутствующим, Главк сказал:

- Вот человек, который предал и погубил меня и мою семью!..

История его была известна всем христианам и Виницию, который не догадался, кто такой Главк, только потому, что, впадая в забытье во время перевязок, не расслышал его имени. Но для Урса эта минута стала откровением. Узнав Хилона, он подскочил к нему, схватил за плечи и воскликнул:

- Вот человек, который уговаривал меня убить Главка.

- Сжальтесь! - стонал Хилон. - Я вам отдам... Господин! - метнулся он к Виницию. - Господин, спаси меня! Тебе я доверился, заступись за меня!.. Письмо твое отнесу... Господин! Господин!..

Виниций равнодушно смотрел на все происходившее, во-первых, потому, что ему были известны все проделки грека, во-вторых, сердце его не знало, что такое жалость. Он сказал:

- Заройте его в саду, а письмо отнесет кто-нибудь другой.

Эти слова показались Хилону приговором. Он весь трепетал в мощных руках Урса, глаза закатились от слез и боли.

- Заклинаю вас вашим Богом! Сжальтесь! - восклицал он. - Я христианин! Мир вам! Я христианин, а если не верите, то окрестите меня еще раз, два раза, десять! Главк, это ошибка! Дайте мне сказать! Возьмите меня в рабство... Не убивайте! Сжальтесь!..

Голос его слабел от боли. Тогда поднялся со своего места апостол Петр, покачал седой бородой, закрыл глаза, потом открыл и сказал среди наступившей тишины:

- Спаситель сказал нам: если брат твой согрешил против тебя, то упрекни его; если пожалеет о том, то прости. И если он семь раз провинится и семь раз покается, тоже прости!

Долго стоял Главк, закрыв лицо руками, потом опустил их и сказал:

Выпустив плечо грека, Урс добавил:

- Пусть Спаситель будет милостив ко мне, а я тоже прощаю тебя.

Но понемногу стал приходить в себя, только посиневшие губы дрожали еще от пережитого страха.

Апостол сказал:

- Иди с миром!

Хилон встал, но не мог выговорить ни слова. Прильнул к ложу Виниция, словно искал у него покровительства. У него не было времени сообразить, что тот, хотя и пользовался его услугами и был как бы соучастником, осудил его, тогда как те люди, против которых он действовал, простили. Мысль эта пришла значительно позже. Теперь в его взоре было лишь изумление и недоверие. Хотя он и понял, что ему простили, все-таки считал более безопасным унести поскорее ноги отсюда, из среды непонятных людей, доброта которых поражала его больше, чем поразила бы жестокость. Ему казалось, что, если он останется дольше, может снова случиться что-нибудь неожиданное. Поэтому, склонившись к Виницию, он залепетал:

Схватив табличку, которую передал ему Виниций, он низко поклонился сначала христианам, потом больному и, согнувшись, прижимаясь к стене, скользнул к двери.

В садике было темно, страх сжал его сердце, он был уверен, что Урс выбежит следом за ним и убьет его в ночном мраке. Он бежал бы изо всех сил, но ноги отказывались служить ему; он окончательно обомлел, когда Урс действительно вышел к нему.

Хилон упал лицом на землю и начал стонать:

- Урбан!.. Во имя Христа!..

- Не бойся! Апостол велел проводить тебя до ворот, чтобы ты не заблудился во мраке, а если у тебя не хватит сил, то и отвести домой.

Хилон поднял голову.

- Что ты говоришь? Значит, не убьешь меня?

- Помоги мне подняться, - сказал Хилон. - Не убьешь? Да? Выведи на улицу, дальше пойду один.

Урс поднял его, как перышко, поставил на ноги, а потом провел по длинному коридору на другой двор, а оттуда на улицу.

В коридоре Хилон снова повторял в душе: "Пропал! Пропал!" - и только когда они очутились на улице, успокоился и сказал:

- Дальше я пойду один.

- И с тобой... и с тобой... Дай мне передохнуть.

После ухода Урса он вздохнул наконец полной грудью. Ощупал себя всего руками, чтобы убедиться, что жив, и поспешно стал удаляться. Отойдя на несколько десятков шагов, он остановился и сказал:

- Почему, однако, они не убили меня?!

И, несмотря на то, что разговаривал о христианском учении с Еврикием, несмотря на то, что говорил с Урсом и слушал проповедь в Остриануме, он все-таки не мог найти ответа на свой вопрос.