Токеа, или Белая Роза.
Глава VIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Токеа, или Белая Роза. Глава VIII (старая орфография)

ГЛАВА VIII

Удивленный и полусмущенный вид, с которым он приближался к ней и который только постепенно стал переходить в ту непринужденную манеру джентльмена, которая неразлучна с хорошим воспитанием и свойственна только людям порядочного круга, придавал всей его особе такой тонкий оттенок почтительности и изумления, что лицо девушки вспыхнуло ярким румянцем. Первый раз ей дали почувствовать таким деликатным образом всю прелесть её идеальной красоты. Сладкое чувство торжества, при виде этого безмолвного признания её красоты, высоко подымало её грудь и облагороживало, казалось, всю её фигуру.

- В смутном моем воспоминании, проговорил он наконец с жаром и в волнении, - носится прелестное видение. Это образ ангела, который с любовью обнял меня в то время, когда чудовище ухватило меня своими острыми зубами. Он явился мне в то время, когда ночь смерти распростерла надо мною свои черные крылья, и согрел меня, когда лихорадочная дрожь пробирала мои члены. Он хранил меня и проливал целебный бальзам на мои раны. Клянусь вам, мисс, если бы это не было среди белого дня, я думал бы, что все это вижу во сне.

Роза молчала, потупив глаза в землю.

- Так это вам, продолжал юноша, - обязан я спасением моей жизни и выздоровлением? бы ухаживали за мною и заботились обо мне с такою нежностию?

- Рука Розы слаба, брат мой, прервала она его, кротко и доверчиво смотря ему в глаза. - Роза не имела бы сил поддержать своего брата. Канонда вырвала тебя из пасти водяной змеи. Она отнесла тебя в дупло дерева и в этот вигвам. Она уговорила Винонду прогнать лихорадку.

- Индианка? вскричал юноша. - Та самая, которая так жестоко мучит меня и следит за каждым моим шагом?

Роза, с грустию смотрела на него.

- Канонда дочь Мико; она мать окониев, отрада и надежда для всех; но Мико и народ его - красные, многозначительно сказала Роза, невольно содрогаясь.

- Понимаю, сказал британец.

- Они очень добры, но много потерпели от белых наших братьев.

- От янков? спросил юноша. Но как вы, мисс, попали сюда? Смею ли просить вас объяснить мне это?

- Мико взял Розу из хижины белого торговца.

- Но кто этот Мико? вид этой деревушки не имеет в себе вовсе ничего дикого. Почти все так же, как и у нас. Где же мущины?

- Они вместе с Мико отправились на осеннюю охоту.

В глазах британца блеснула радость; лицо его прояснилось.

- Не можете ли вы мне сказать, дорогая мисс, где мы? спросил он дружески, взяв ее за руку.

Казалось, девушка тонким своим чутьем угадала весь эгоизм, скрывавшийся в этом вопросе. Бросив на него испытующий взгляд, она сказала: мы далеко от белых; далеко от великой реки, против заходящого солнца. Переправившись через нее, мы шли сорок дней и все еще не дошли сюда.

Молодой человек сомнительно покачал головой.

- Извините, этого быть не может. Я только за восемь дней до прибытия сюда отправился из блокгауза пирата, и течение залива в такое короткое время никак не могло отнести меня так далеко от Миссисипи. Не знаете ли вы название этой реки?

- Не знаю. Вот на той реке, выше живут кошаттаи сабинские индейцы.

- Сабинские? Стало быть мы около Сабины.

- Не знаю, может быть та река так и называется. Здесь, продолжала она, - мы кругом заперты. Попасть к нам можно только по реке, или с той стороны. С этой же стороны даже волк напрасно стирался бы пробраться к нам. Брат мой не должен и думать о бегстве.

Молодой человек погрузился в глубокое раздумье.

- Сабина, пробормотал он; - это граница Соединенных Штатов со стороны Мексики, сухим путем не больше четырех сот миль. Нет ничего невозможного.

- Мой брат, повторила она, - не должен и думать о бегстве. Мико добр... если ты враг янков, продолжала она нерешительно. Он с радостию протянет тебе руку, если...

- Если? спросил юноша с нетерпением.

- Если ты не пришол сюда шпионом, договорила она решительно.

- Шпион? лазутчик? Фи! - Как вы можете, мисс, думать обо мне так дурно?

Молодая девушка посмотрела на него ясным, спокойным взором детской, но глубоко проникающей невинности.

- Брат мой, произнесла она с наивною простотою, как будто умоляя вразумить ее, - брат мой говорит, что народ его не воюет с начальником соленых вод, и все таки повесил бы его на дереве, если бы он попался в руки.

При этих странных словах на лице британца невольно мелькнула ироническая улыбка; но взглянув на девушку, ставшую перед ним в благородной своей простоте и с натуральным достоинством, он невольно покраснел за дурной свой порыв.

- Мы воюем и не воюем с морским разбойником, милая мисс, сказал он.

- Не воюем, потому что настоящая война может быть ведена только между двумя народами, имеющими законные правительства; а тот, кого вы называете начальником соленых вод, не что иное как морской разбойник, морской вор, негодяй, который со своими товарищами, извержением рода человеческого, грабит корабли, убивает без разбора мущин, женщин и детей. С такими разбойниками мы не ведем войны, а посылаем корабли отъискивать и ловить их, и потом вешаем за совершенные ими злодеяния.

Молодой человеке не заметил, как лице девушки во время рассказа его покрылось смертною бледностию.

- Начальник соленых вод вор! вскричала она с ужасом.

- Разве вы не знаете этого? возразил британец. - Он больше чем вор. Он злодей, убийца, одним словом морской разбойник.

Тут только он с удивлением заметил, какое впечатление слова его произвели на Розу. Она побледнела как смерть. Дрожа всем телом, она закрыла лицо обеими руками и, шатаясь, поспешила к двери хижины; но недошедши до нея, упала без чувств на пороге. Он бросился вперед, чтобы предохранить ото прелестное существо от падения, как вдруг послышался крик ужаса, и индианка одним прыжком очутилась возле него. Не удостоив его даже взглядом, она обхватила свою подругу обеими руками, нежно поцаловала ее в бледные уста п понесла в свою хижину.

Молодой британец смотрел вслед за удалявшимися девушками с видом человека, который попал на след ужасного открытия. Глаза его со страхом были устремлены на дверь, как будто за нею скрывалась ужасная тайна. Невольно повернул он назад и пошол сначала тихо, потом скорее и скорее, как будто желая бежать от ужасной развязки, которая должна была последовать за этой странной сценой. С тревогой в душе, он поспешил в свое жилище и бросился на постель. Что-то роковое заключалось для него в невыразимом горе, пробудившемся в груди девушки при последних его словах. Потрясающая тайна! Подобное участие столь милого существа к такому человеку казалось ужасным.

- Кто эта девушка, спрашивал он себя, - которая так чудно, подобно гению хранителю, становится между мною и непреклонною дикаркою, и как ангел примирения сулит мне отраду и надежду? Она прекрасна, как богиня любви, только что вышедшая из морских волн: в каждой черте её лица отражается благородство, чистота и невинность. Но отчего принимает она такое участие в этой сухопарой французской собаке? Ужь не возлюбленная ли она его? - Нет, нет, невозможно! - Эти глаза не могут обманывать. Впрочем, какое мне дело до всего этого? продолжал он с британской флегмой. Что она мне? Прекрасное видение, которое сегодня вижу, а завтра забуду. - Но она спасла тебя, Джемс, и право, если бы ты мог... О да, я бы желал.

В эту минуту индианка своим приводом прервала его размышления.

Она подошла к нему с важностию, устремив на него испытующий взор. В её взгляде было что-то торжественное. Она сделала знак рукою, указывая на нетронутую пищу. Он встал, с намерением идти к ней навстречу.

- Пусть брат мой позавтракает, произнесла она; - когда он это исполнит, сестра его шепнет ему что-то на ухо.

Сказав это, она села на противоположном конце скамьи.

- Сестра моя больна, отвечала индианка, - но не так больна, как мой брат: она больна сердцем. Брат мой может излечить Розу. Конанда очень ее любит больше чем жизнь свою.

Она дрожала, и видно было, что искала слов, но не находила их. Очевидно она была сильно растрогана. Грудь её высоко подымалась, и все в ней выражало самое искреннее участие к подруге. Юноша смотрел на нее с, изумлением.

- Хочет ли мой брат изцелить ее? спросила она тихо,

- И сестра моя еще спрашивает? отвечал он. - Я сделаю все, что только в моих силах..

- Мой брат шепнул что-то на ухо Белой Розе, отчего она заболела...

- Мне очень прискорбно, что я был, так неосторожен. Еслибы я мог подозревать, что это прелестное создание принимает хотя малейшее участие в таком чудовище, уста мои не произнесли бы ни одного слова.

Индианка посмотрела на него и покачала готовой. Она отступила на несколько шагов и спросила его с испытующим взглядом:

- Приятно ли было бы моему брату, если бы начальник соленых вод повел Белую Розу в свой вигвам?

- Боже сохрани! вскричал молодой человек. К этому гнусному чудовищу такое ангельски чистое создание!..

Он произнес эти слова с негодованием и ужасом.

Девушка радостно вскочила и схватила его за руку.

- Мой брат сказал хорошо; но он что-то шепнул на ужо Белой Розе: не была ли это ложь?

- Ложь? возразил он быстро. - Нет, милая девушка, джентльмен никогда не лжет.

- И начальник соленых вод вор, разбойник? спросила она, смотря на него и ободрительно кивая головою. Он пантера соленых вод, красная собака, змея макассин? - При этих, словах глаза её горели бешенством и презрением,

- Да, он вор, отвечал молодой человек. Он ворует, грабит, убивает с своей шайкой, извергами рода человеческого. Он лишон покровительства законов, и если мы сегодня поймаем его, то завтра же он будет повешен в цепях.

- И брат мой не янки? продолжала она спрашивать.

- Нет, сказал он, гордо выпрямляясь, - благодаря Бога я имею честь быть англичанином, принадлежать к той нации, которая господствует над океаном, держит в зависимости всех королей и государей и содержит тысячи кораблей на всех морях.

Выражение молодого человека приняло тот вид хвастливости, неуместный перед индианкою, который так охотно берут на себя британцы, обыкновенно столь благоразумные - и принимают его в особенности тогда, когда им кажется выгодным внушить возможно высокое понятие о своей стране, а следовательно и о самих себе,

На этот раз индианка, казалось, не без удовольствия слушала, как он превозносил свою страну.

- Нет, мой брат не шпион, сказала она. Это язык не лазутчика. Нет, мой брат молодой вдов. А скажет ли он Мико, что начальник соленых вод разбойник?

- Разве Мико этого не знает?

Она отвечала отрицательно.

- Брат мой, начала она опять, - увидит Мико. Мико протянет ему открытую ладонь своей руки, подарит ему вигвам и отдаст ему Розу в сквавы. Он выучить моего брата убивать водяную змею и спящого медведя и стрелять в быстро прыгающую пантеру. Брат мой сделается великим воином, а Роза, шепнула она, - будет варить его дичь и шить ему охотничьи рубахи; а вору она недостанется.

Сказав это, она выбежала из хижины.

Признаюсь, Джемс, хорош бы ты был в мокассинах, в вампуме, размалеванный красной краской! поселиться в вигваме? варить дичь?.. Нет, чорт возьми, это ужь из рук вон?

И действительно, провести всю жизнь в индейском вигваме, посреди дикарей, была такая перспектива, которая не могла правиться нашему молодому, двадцатилетнему мичману, знакомому с любовью разве только по романам, или знавшему ее с другой, не совсем привлекательной стороны. Ему, который горел желанием и рвением отличиться в бою против янков, и который за первый свой подвиг воображал лейтенантство у себя уже в кармане, - ему делают подобное предложение! Неть, при этой мысли перевернулся бы мозг в голове человека и поблагоразумнее нашего мичмана. Поэтому, несмотря на забавные возгласы молодого британца, состояние его духа, после сделанного ему предложения, было далеко незавидное. До сих пор физическия страдания, а с другой стороны мужественный, самонадеянный дух его, удаляли от него всякое безпокойное размышление. Но вследствие событий последних двух суток, тревожные мысли толпою нахлынули на его голову, и непозволили ему спокойно обсудить всю безвыходность своего положения. Таинственное отношение Мико к морскому разбойнику, и, рядом с этим, роковая тайна, возникавшая в его воображении, невольно наполняли его ужасом, и повергали духовные его силы в какое-то мрачное напряжение.

слышать в этом роде: существа, окружавшия его, были так странны и необыкновенны, что он постоянно со страхом произносил каждое слово, боясь быть перетолкованным вкривь и вкось. Он должен был создать себе некоторым образом новый круг идей, чтобы иметь возможность объясняться с этими дикарями, но к несчастию страшно промахнулся. Чем теснее становились его отношения к ним, тем больше он запутывался, и все его старания отыскать нить для выхода из этого лабиринта были напрасны. К тому же все, что он видел и слышал впродолжении последних дней, нисколько не содействовало к облегчению его положения. Дикая свирепость женщин во время пляски, ядовитая враждебность мальчиков, подозрительные, пронизывающие взгляды старых сквав, трепет и содрогание Розы при одном имени Мико, - все это не обещало особенно ласковой встречи со стороны начальника окониев. Все эти мысли и образы постепенно возникали в его воображении, толпясь и сменяясь одно другим, эти ощущения наконец произвели в его голове такой хаос, что он, как безумный, бродил всю ночь по деревушке. Только к утру он несколько успокоился: духовные силы его мало по малу стали приходить в нормальное состояние, и, отделяя действительность от фантазии, он достиг если не совершенно ясного, то более или менее спокойного взгляда на свое положение. Наконец он уснул.

Короткий отдых возвратил ему бодрость духа; вставши, он уже более твердым шагом направился к жилищу девушек. Судя по его виду, казалось, что он предпринял какое-то намерение. Мы скоро увидим, в чем оно состояло.