Токеа, или Белая Роза.
Глава XXXIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Токеа, или Белая Роза. Глава XXXIII (старая орфография)

ГЛАВА XXXIII.

В Розе произошла какая-то перемена; в ней заметно было некоторого рода безпокойство и какое-то легкое смущение. Причина такой перемены заключалась может быть в серьёзном настроении, царствовавшем всюду со времени выступления милиции. С другой стороны этому могли способствовать и особенности семейства, в котором она теперь находилась: несмотря на все свои достоинства, оно едва ли могло служить переходною ступенью, и примирить это дитя природы с натянутыми светскими отношениями и условиями образованного мира. Плантатор наш происходил от одной из тех аристократических фамилий, которые при своем переселении переносили также на новую, свободную почву особенности английской аристократии, и которые, несмотря на то, что отказались от своих титулов, так же мало забыли родословное свое дерево, как и титулованные их родственники, оставшиеся в отечестве. Правда, политическия убеждения полковника были чисто демократическия, и мистер Паркер был одним из первых, которые со времени переселения присоединились к партии последняго президента и основателя новейшей демократии, сделавшейся господствующею в штате; к тому же усердие, с каким он принял сторону своего друга Копленда против капитана Перси, доказывало повидимому искренность этих убеждений. Но более знакомые с этим семейством утверждали, что он присоединился к господствующему, демократическому большинству только по необходимости, и отчасти потому, что старые понятия Виргинии здесь совершенно устарели. Утверждали даже, что полковник не только глубоко затаил в душе своей высказанные в 1789 году принципы власти, обратившиеся так сказать в idée fixe у каждого истого виргинца, но и глубоко сочувствовал ложному учению старого Адамса, выраженному в известной его переписке с Кунингамом. Самое усердие, с которым он заботился о собрании митинга и о составлении на нем известных уже нам определений, приписывали его зависти, которая будто бы не позволяла старому аристократическому виргинцу терпеливо сносить своевольные притязания какого нибудь выскочки, едва известного по имени, обязанного своим возвышением единственно случаю, и происшедшого, как говорили, от совершенно незначительной ирландской фамилии. Носились слухи, что этой политической гибкости полковника не мало содействовала мистрисс Паркер. Говорили, что она поддерживала сношения с предводителями аристократической партии не только в Англии, но и в родственном янкском городе, все еще не теряя надежды обратить господствующий демократический образ мыслей в аристократическия тенденции её родины или по крайней мере родного штата, Виргинии, - тенденции, по её мнению более достойные.

Эти политическия мнения, как нередко случается, имели значительное влияние и на домашний быт семейства, и вызвали в нем тот аристократический этикет, тот натянуто-важный и в тоже время легкий тон, который даже у ближайших соседей отбивал охоту к более тесной связи с семейством мистера Паркер. Хотя соседи и жили с ним в добром согласии, но они казалось вовсе и не замечали его стремления к популярности; ибо уже несколько раз полковник хлопотал, чтобы его избрали в некоторые общественные должности, требующия народного доверия, но все эти домогательства оставались тщетными, несмотря на значение, каким он пользовался по случаю давняго поселения в этом краю.

Прошло уже десять лет со времени его переселения из штата Виргинии. Ничто, как известно, так легко не сближает, не связывает граждан друг с другом, как подобное переселение, и в особенности раннее. Разнообразные услуги, какие может оказать иногда богатому даже последний бедняк, разного рода лишения, которым по крайней мере на первый раз должны покориться все без исключения, так сближают даже самые крайние слои общества и так тесно связывают их друг с другом, что достаточно известной степени взаимного доверия и готовности на услугу, чтобы из новых соседей сделать прочных друзей. Образ действий мистрисс Паркер, изнеженной, привыкшей к роскоши и удобствам жизни, нашол в то время всеобщее сочувствие. Она переносила все лишения залеской жизни с такою твердостию, которой не могли не удивиться даже самые бедные соседи. Всегда готовая помогать и утешать, развлекая и ободряя своего мужа, она даже самые эти лишения умела обращать в наслаждения. Еще цела была хижина, в которой она с мужем и детьми провела первые годы. С чувством указывала она на угол единственной комнаты, где стояло фортепиано, на котором она по окончании дневного труда разыгрывала для своего семейства благочестивые мелодии своего обожаемого Генделя. С гордостию показывала она изношенные платья, хранившияся, как воспоминание, в той же комнате и сшитые ею самой. Вообще она была женщина прекрасных правил и с высоким умственным развитием; но несмотря на то, что она, при огромном своем богатстве, держала себя очень просто и повидимому без всяких претензий, в ней было много того барства, которым дамы наших, так называемых хороших фамилий стараются задавать тон перед своими согражданками. Хотя она была далека от того, чтобы обнаруживать такое обидное барство, но это-то именно и поставило ее в какое-то ложное положение к её согражданам и придавало её обращению нечто искуственно холодное. Во всяком другом месте такая холодная важность может быть не обратила бы на себя большого внимания, но в стране, где частная жизнь так тесно связана с общественною, она не могла не возбудить недоверия.

Мы ограничимся пока этими замечаниями касательно семейства, которое, как мы уже заметили, действительно пользовалось высоким и заслуженным уважением всех, знавших его короче, но которое в самом себе заключало зародыш какого-то неудовольствия и находилось в слишком неестественных отношениях, чтобы вполне понравиться такой безыскуственно-простой, но вместе с тем столь восприимчивой, впечатлительной натуре, какова была наша Роза.

Жизнь в этом образованном, утонченно-светском кругу имела на нее особенное действие. Сначала казалось, что она как будто проснулась от глубокого и долгого сна: так все ей улыбалось, так прелестно отражалось все её существо в этой новой обстановке. С другой стороны, контраст этот был так нежен, она была так очаровательна даже в маленьких ошибках, в которые впадала в первое время, что представлялась истинною загадкою для новых своих подруг, не знавших её отношений к индейцам. Чистый материнский нрав Канонды, которая, как ангел хранитель, старалась усыпать её путь цветами, и тонкая деликатность, с какою она отстраняла ее от всяких грубых прикосновений с сквавами, придали и Розе своего рода барство; но оно было совершенно другого рода и выражалось скорее каким-то величием, какою-то сосредоточенностию, которая, так сказать, облекала все её существо. Это было скорее какое-то отражение царственности Мико, некоторого рода отголосок индейской придворной жизни или, вернее сказать, поэзии этой жизни; и это-то нечто овладевало ею не редко посреди самых живых излияний, и в особенности заметно было при каком нибудь негармоническом прикосновении к её нежно восприимчивой душе. Такое негармоническое прикосновение не могло не происходить иногда, несмотря на нежно-деликатное обращение с нею; ибо такова уже особенность нашей свободной жизни, что она иногда некоторым образом оскорбляет того, кто жид прежде в стесненных отношениях и, вследствие этого сделался более гибким и уступчивым. Даже и утонченные нравы нашей, так называемой аристократической или великосветской жизни, тем менее могут избавить от подобных оскорблений, что натянутые, холодные формы этой жизни и сами по себе уже установлены на деспотических началах. При каждом таком прикосновении Роза наша робко скрывалась в самое себя, подобно мимозе, которая вздрагивает и свертывается от прикосновения грубой руки. Мало по малу последствия этих прикосновений, производивших на душу этого ребенка такое лихорадочное действие, стали обнаруживаться в какой-то постоянной, робкой боязливости. Особенности цивилизованной жизни, выступая более и более ясно в её сознании, казалось горько напоминали ей отсталость её в образовании. Часто она сидела в унынии, опустив голову, и на глазах её не раз показывались слезы. Но подобные ощущения продолжались обыкновенно не долго; природная упругость и разсудок скоро опять возвращали ей бодрость. Вообще она была одарена необыкновенно верным и ясным взглядом на вещи. Она определила, можно сказать, с первого дня характеры лиц, окружавших ее. Без всяких напоминаний она в несколько дней усвоила себе различные формы обращения, принятые в общежитии. Язык её более всего обнаруживал отчуждение, в каком она провела жизнь. Она была бедна словами, и часто боролась с мучительным затруднением, не будучи в состоянии выразить свои мысли. Со вниманием прислушивалась она ко всему, что говорили, и по обычаю индейцев, обдумывала несколько времени, прежде чем отвечала на вопрос. Но если она что-нибудь рассказывала, тогда уже ничто ни могло ей противиться; тогда она была воплощенная поэзия.

- Ах, Боже мой! со вздохом сказала Виргиния в одно длинное, скучное послеобеда, полулежа на диване. Восклицание это относилось к её ма, которая сидела на другом диване, перед столом, покрытым разными хозяйственными книгами и бумагами; тут же у стола сидел молодой человек, о котором уже слышали наши читатели, как о смотрителе плантации и как о сыне сквайра Копленда, так щедро наделенного детьми. - Ах Ма! снова вскричала мисс, бросая на диван недавно вышедший в свет роман шотландского незнакомца и подходя к окну; - все мертво и пусто. Невидно даже ни одного из прелестных наших яликов. Право, можно умереть от скуки, продолжала она с комическим нетерпением, надув губки и посылая безъутешный взор своей матери, которая между тем продолжала разговаривать с смотрителем.

- Он кажется поумнел, отвечал молодой человек. - Разбойники порядочно его проучили и может быть его еще можно будет исправить. По моему мнению лучше оставить его пока на верху. Сюда он конечно уж негодится: он привык к кочующей жизни, и только испортил бы нам плантацию. Теперь у нас тридцать таких смирных семейств, каких лучше желать нельзя.

- Ах Боже мой! продолжала вздыхать Виргиния. - Только и слышно, что о Помпеях, Цезарях, Катонах, Кайях и о хлопчато-бумажных тюках! - Сказав это, она опять опустилась на диван, приняв несколько томную лозу, опершись головкой на руку и устремляя милостивый взор на шотландского волшебника, как он сам себя назвал. К довершению картины, Роза и Габриеля, танцуя, вошли в эту минуту в Drawing-room, а за ними молодая горничная, негритянка, таща на себе огромный глобус.

- Мы немножко озябли в библиотеке, вскричала мисс, обращаясь к своей Ма, - и я хочу теперь объяснить Розе все, не хуже самой мистрис Мак Леод.

Ma одобрительно кивнула головою, а дочка, говоря в нос, как содержательница пансиона, начала свою лекцию: - Теперь ты знаешь Америку, и стало быть знаешь, где надо отъискивать нашу страну; ну покажи, где она?

- Вот здесь, указала Роза.

- Как раз мимо, захохотала Габриеля. - Ах, какая ты невнимательная! Ведь это новый южный Валлис. Вот где наша страна; заметь хорошенько, продолжала она с важностию. - Ведь это главная страна Америки, понимаешь? а мы составляем главную нацию и поэтому предпочтительно называемся Американцами, тогда как остальных называют просто Мексиканцами, Перувианцами, Бразилианцами.

- Да ведь вы также и Янки? заметила Роза.

- Фи, кто же так говорит, дрянная девчонка! откуда ты это взяла? Янками называются только вот эти, - она указала пальцем на шесть штатов Новой Англии. - Вот они так янки. Мы их так называем потому, что они вместо мушкатных орехов продают нам ореховое дерево, вместо ветчины - дуб, а неграм нашим вместо лекарства отпускают ил из Миссисипи; вообще потому, что они похожи на жидов.

- Ах, чего ты только не знаешь, вскричала с своего дивана Виргиния, несколько уязвленная.

- Молчи, сисси! мы живем в свободной стране, сказала Габриеля, смеясь и грозя сестре пальцем. - Очень натурально, что ты заступаешься за янков. Но я капитана Перси вовсе не...

- Однако ты право несносна, Габриеля, вскричала Виргиния, разсердившись не на шутку.

- Сисси, сисси! вскричали и наставница и ученица и подбегая к разгневанной красавице, бросились к ней на шею; а потом Габриеля бросилась к окну и начала утешать ее:

- Он скоро явится, а мы до тех пор должны еще покончить урок.

- Теперь ты знаешь, где мы находимся? ну, где же мы?

- Вот где, сисси.

- Хорошо, дитя мое! подтвердила наставница, старшая тремя месяцами.

- Ну, а знаешь ли ты, где Европа? Посмотри, вот она где; а вот тут Азия, а вон там внизу Африка. Эти три части света называются старым светом, а наша новым.

- А почему же их зовут старым, а нашу Америку новым светом? спросила внимательная ученица.

- Почему? Почему? Почему? Ну, да потому, что она новая, а следовательно и лучшая часть света. Все что ново - лучше старого. Да, также и потому, что ее позднее открыли.

Ученица кивнула головою.

- Посмотри, вот это маленькое пятнышко, вот это крошечное, называется Великобританиею, а вот еще меньшее - Ирландиею; это - два острова.

- Которые принадлежат тому глупому начальнику, что владеет обеими Канадами?

- Да, мое дитя! подтвердила наставница. - А вот здесь Франция, тут Германия, тут Испания, а вон там на верху Россия и множество других государств и королевств.

- Королевств, что это такое? спросила Роза.

- Это такия земли, которые имеют своих королей или начальников, таких как Мико, только гораздо могущественнее. И они не дикие. Да у них и больше людей, которым они приказывают, и великолепный придворный штат. Ma тебе разскажет об этом. Она была в Drawing room королевы, конечно английской, а до других нам дела нет; так вот она разговаривала с нею. Видишь ли, эти народы и страны имеют своих королей.

- А что же короли с ними делают?

- Ну, да тоже самое, что и Мико делает с своими подданными, отвечала наставница, которую эти вопросы несколько начали приводить в замешательство. Они управляют ими, объявляют войну, заключают мир.

- Однако, Габриеля, ты говорила, что старый свет находится еще в детстве; ведь этого быть не может; если он стар, то как же он может быть в детстве?

- Очень может быть, - отвечала Габриеля. Старые люди опять делаются детьми. Разве ты этого не знаешь? Видишь ли, так как мы молоды, то мы все еще учимся. У них мы переняли цивилизацию, а между тем уже опередили их. Они же у нас ничего не перенимают. Мы уже восемь лет тому назад изобрели пароходы {Изобретены Фультоном в 1805 году, и первый опыт сделан в Гудзоновском заливе. В 1809 году вошли в употребление на р. Миссисипи. В настоящее время на этой реке ходит более четырех сот пароходов.}, а когда Ma и Па были в Англии, то они не видели там еще ни одного.

- Дети, напомнила полковница из первой комнаты, - подождите, пока подадут свечи, а то испортите себе глаза.

- Пусть она войдет сюда, сказала последняя.

В комнату робко вошла молодая женщина, довольно приличной наружности, но одетая несколько вычурно; она осмотрелась во все стороны и поклонившись, быстро подошла к полковнице, намереваясь поцеловать у нея руку.

- Оставьте это, госпожа Мадиедо, вскричала мистрис Паркер. - Вы знаете, что у нас нет этого обычая. - Вы имеете ко мне какое нибудь дело?

- Madame, сказала женщина на ломанном английском языке, - вы знаете, я пришла умолять вас о милосердии.

- Мне очень жаль, любезная госпожа Мадиедо, отвечала полковница, но по моему мнению я не имею права вмешиваться в дела вашего мужа.

- Madame! сказала француженка запинаясь. - Вам может быть неизвестно, что муж мой вовсе не имел никаких сношений с вашим негром?

- Тем более он имел сношения с дурными людьми, перебила ее полковница. - Он даже освободил из под ареста государственного пленника.

- Однако, сударыня, робко возразила француженка, - однако, сударыня, ведь это...

- Что вы хотите сказать, любезная госпожа Мадиедо?

- Это такое дело, продолжала француженка тихо и запинаясь, - которое касается только правительства и в которое нам, извините меня, не следовало бы и вмешиваться.

- Так думаете вы, моя милая, перебила ее жена полковника. - Вас, как иностранки, дело это действительно касается только потому, что в него замешан ваш муж; но я американка, и потому имею побольше дела с правительством. - Мне было бы очень жаль, если бы через меня остановился ход общественного правосудия, а никогда я не соглашусь помогать преступнику, так тяжело провинившемуся против общественной безопасности.

Француженка побледнела при этих словах, произнесенных хотя и спокойно, но в то же время весьма холодным тоном.

- О, не будьте так равнодушны, так жестоки! Будьте милосерды! Не отсылайте меня от себя в такой безнадежности! умоляла француженка.

Роза между тем уже несколько раз порывалась подойти к ним из другой комнаты, но Габриеля постоянно удерживала ее. Наконец она приблизилась к полковнице.

- О чем просит эта бедная женщина? спросила она.

- Муж её освободил из под ареста британца, подозреваемого в шпионстве и происках с индейцами, а за это его посадили в тюрьму.

- Да ведь то же самое сделала и Роза.

- Нет, мисс! возразила полковница. То, что сделали вы, было подвигом самопожертвования против дикого, грубого произвола. Вы спасли, или думали спасти, человеческую жизнь; поступок ваш был благороден, хотя и не совсем законный; всегда похвально - возставать против произвола, где бы и в каком бы виде он ни проявлялся. Но муж этой женщины с вредным намерением и ради собственной выгоды поступил против мудрых законов, учрежденных нашими гражданами для собственной их безопасности.

Это несколько длинное объяснение было опять произнесено тем спокойным, но в настоящем случае не совсем деликатным тоном, который казалось изобличал скорее наружную, чем истинную добродетель. Бедная француженка начинала терять терпение.

Полковница казалось услышала эти слова; но не обратив на них внимания, она продолжала тем же поучительным тоном:

- Страна наша, не справляясь о прежнем поведении вашего мужа, предложила ему убежище с тем условием, чтобы он повиновался тем же законам, под которыми состоим и мы, а главное, чтобы он никогда ничего не предпринимал против безопасности страны, которая его терпела, - (она сделала особое ударение на последнем слове). Полковник Паркер приказал арестовать господина Мадиедо; вы знаете, за что. Мне не следует противодействовать его распоряжениям.

- Моего мужа арестовали только потому, что не кому было за него поручиться, рыдая сказала француженка. - Одно только ваше слово, и его освободят. Сжальтесь над нами. С тех пор, как его арестовали, мы не продали и десяти пинтов. Все нас чуждаются и бегут от нас. Это жестокая страна. Вместо того, чтобы помочь в несчастии, они еще больше угнетают нас.

- Конечно это не Франция и не Испания, с важностию возразила полковница.

- Увы, нет! простонала француженка.

- Там, может быть, освобождение государственного преступника народ счол бы похвальным поступком. Здесь же это называют изменою и меня радует, что наши американцы на столько обладают общественною добродетелью, что всеми способами гласно выказывают свое отвращение.

Сказав это, полковница встала с своего места и слегка кивнув головою, дала заметить женщине, что аудиенция кончилась.

Как ни верны были вообще высказанные здесь понятия и правила, но применение их повидимому не совсем понравилось ни молодому Копленду, ни Розе, хотя и по совершенно различным причинам.

Последняя тихо подошла к окну и стала смотреть в след за удалявшеюся француженкою.

- Ах, милая мать! не отпускай так от себя эту безутешную женщину, умоляла она, сложив руки с огорченным видом.

- Какие ужасные люди эти иностранцы и как глубоко испорчены! со вздохом сказала полковница, садясь опять на свое место. Когда наконец затворятся эти врата милосердия, так часто и так страшно употребляемого во зло? Это убежище, которое свобода наша, искупленная кровью....

Она остановилась и испытующим взором посмотрела на молодого Копленда.

- Этого я бы не желал, быстро перебил последний. - Люди эти нисколько не вредят нашим гражданам; они не подают дурного примера, потому что никто не обращает на них внимания. Но затворить для них наши двери значило бы исключить и добрых, или другими словами, ввести опять в употребление Allien bill

При этих словах он устремил пронзительный взгляд на полковницу.

- Давайте продолжать наши счоты, заметила она с некоторым смущением.

Смущение это, происшедшее от того, что у нея, в присутстии молодого Копленда, сорвалось с языка одно из самых пламенных желаний ториев, не оставляло ее до тех пор, пока не вошол в комнату капитан. Роза, все еще думавшая о несчастной француженке, пошла к нему на встречу.

- Брат мой, сказала она, - лицо твое весело. Ты несешь нам радостные вести. А что, британца совсем освободили? он уж не сердится? и....

- Увы! сказала последняя, Роза никак не может привыкнуть говорить своему брату так, как будто их двое.

- Кажется, отвечал капитан, я действительно могу сообщить мисс Розе, что тот, в котором она принимает такое незаслуженное участие, совершенно свободен.

- Вы кажется очень заняты были вашим клиентом, насмешливо заметила Виргиния. Дорогая старая Англия будет вам за это очень благодарна.

- Надеюсь, что и Новая, отвечал капитан, с некоторою важностию, и даже сама мисс Виргиния отдаст мне справедливость, а может быть даже и поблагодарит меня.

- В этом отношении, перебил ее молодой Копленд, капитан Перси действительно приобрел право, как на вашу благодарность, мисс Виргиния, так и на всеобщую нашу признательность: он избавил нас от стыда.

- Я исполнил только свою обязанность, мистер Копленд, отвечал ему капитан несколько свысока. Но кажется есть и такие, которые сделали больше, чем сколько требовала их обязанность.

- Охранять честь своего края, полагаю я, обязанность каждого; для этого нам не нужно нанимать особых людей. Мы и сами можем это сделать, сухо отвечал молодой человек.

- Как это понимать? спросила полковница, обратившись к капитану.

- Мне кажется, этого времени довольно, чтобы два раза приказ прошол взад и вперед.

- Да, в обыкновенное время, но не теперь, отвечал капитан многозначительно. Молодой человек нашол там друзей, и кажется в большой милости, так что даже капитан Перси мог осмелиться, не подавая повода к соблазну...

- Оказать ему некоторое снисхождение, перебил его молодой Копленд. Он и заслуживает его. По крайней мере поступки его относительно индейцев и бедного Помпея доказывают, что он чувствительный и благородный молодой человек. И если вы оказали ему некоторое добро, капитан, то это право не самый дурной из ваших поступков.

Сказав это, юноша собрал свои книги и счоты и вышол из гостиной, слегка поклонившись дамам.

Капитан молча и качая головою смотрел ему в след.

- Я и сам не знаю, чего хочет этот молодой человек. Впрочем эти господа офицеры, мои товарищи (по лицу его невольно пробежала язвительная улыбка) для меня загадка. Послушайте, пожалуйста; капитан Мико Брум сам своей высокой особой удостоил вчера за столом представить молодого британца, и все очень щедро стали предлагать ему свои кошельки и вспомоществования.

- Кажется я могу объяснить вам причину этой внимательности, сказала полковница. Сколько мне известно, брат нашего смотрителя, поручик Копленд, написал своему отцу о результатах последняго допроса.

- Ага! перебил ее капитан. Теперь я понимаю, и всемогущий майор всемилостивейше просил за него, и вот теперь молодой британец пользуется высоким покровительством его сыновей и конечно всего почтенного ополчения любезного Опелюзаса.

оит многого, любезный капитан, сказала дама, невольно вздохнувши. Капитан хотел отвечать, как вдруг в комнату вошол ординарец, и вручил ему запечатанный пакет. В то же время распахнулись двери, и возглас: "Дядя! кузины"! встретил молодых дам, вошедших в залу, в сопровождении пожилого мужчины. Полковница приняла их, хотя и радушно, но несколько церемонно. Не обращая внимания на подвижность трех через чур великолепных дам и на нетерпение дяди, она весьма добросовестно исполнила весь обряд несколько чинного представления Розы и капитана, хотя гости повидимому и не удостоили обоих особенного внимания.