| Автор: | Скотт В. |
| Категория: | Роман |
Гай Мэннеринг, или Астролог
Глава II
Общество, собравшееся в гостиной Элленгауэна, состояло из лэрда и еще одного человека, которого можно было принять за сельского учителя или за причетника; вряд ли это мог быть священник, приехавший в гости к лэрду, - он был для этого слишком плохо одет.
Сам лэрд был одной из тех ничем не замечательных личностей, которых часто можно встретить в сельских местностях. Бывали там, правда, и такие, кого Филдинг[17] называл feras consumere nati[18]; но страсть к охоте свидетельствует уже о наличии некоторой энергии, а Бертрам, даже если эта энергия у него когда-то и была, теперь, во всяком случае, ее лишился. Единственной чертой характера, которая выражалась на его довольно красивом лице, было какое-то добродушное безразличие ко всему окружающему. Физиономия его, можно сказать, запечатлела ту внутреннюю пустоту, которая сопровождала всю его жизнь. Покамест наш лэрд занимается длинными разглагольствованиями о том, как удобно и полезно обертывать стремена пучком соломы, когда случится ехать в холодный вечер, я попытаюсь дать читателю представление о нем самом и о стиле его речей.
У Годфри Бертрама Элленгауэна, как и у некоторых других лэрдов его времени, было много прославленных предков, но мало денег. Род его уходил своими корнями так далеко в глубь времен, что самые первые представители его терялись где-то в варварских веках независимости Гэллоуэя. На родословном древе его, кроме христианских и рыцарских имен Годфри, Гилбертов, Деннисов и Роландов, которым конца не было, были и языческие, относившиеся к еще более отдаленным временам, - Артьт, Кнарты, Донагилды и Хэнлоны. Действительно, когда-то все они были людьми буйного нрава, повелителями обширных незаселенных земель и вождями большого племени Мак-Дингауэев и лишь значительно позднее приняли норманнское имя Бертрамов. Они воевали, поднимали восстания, терпели поражения; потом их покоряли, им отрубали головы, их вешали - словом, с ними на протяжении многих столетий происходило все то, что приличествует каждому знаменитому роду. Но постепенно они потеряли свое высокое положение, и прежние главари государственных заговоров и крамол, Бертрамы, Мак-Дингауэи и Элленгауэны, снизошли до роли их простых соучастников. Наиболее роковым в этом смысле для них явилось семнадцатое столетие, когда, казалось, сам враг рода человеческого вселил в них дух протеста, неизменно ставивший их в оппозицию к существующему порядку. Они вели себя как раз наперекор правилам известного пастора Брея[19] и с таким же упорством вставали на защиту слабых, с каким этот почтенный служитель церкви тяготел к сильным мира сего. И, подобно ему, они получили за все должную награду.
Аллан Бертрам Элленгауэн, который процветал tempore Caroli Primi[20], был, как утверждает самое авторитетное для меня лицо, сэр Роберт Дуглас[21], в своей родословной шотландских баронетов (см, это сочинение на имя "Элденгауэн"), непоколебимым роялистом, исполненным решимости защищать священную особу короля. Он действовал заодно со знаменитым маркизом Монтрозом[22] и другими ревностными и благородными патриотами, причем в борьбе этой понес большие потери. Милостью священной особы его величества он был возведен в рыцарское достоинство, а парламентом осужден в 1642 году как злонамеренный[23] и потом вторично как резолюционист[24] - в 1684 году. Эти два взаимоисключающих эпитета "злонамеренный" и "резолюционист" стоили бедному сэру Аллану половины его родовых владений. Его сын Деннис Бертрам женился на дочери одного из видных фанатиков тех времен, заседавших в Государственном совете[25], и союзом этим спас остаток отцовского состояния. Но коварной судьбе угодно было, чтобы он увлекся не только красотой, но и политическими идеями своей жены, и вот какими словами характеризует его Роберт Дуглас:
"Это был человек выдающихся способностей и к тому же очень решительный, и это побудило западные графства избрать его одним из представителей дворянства, которым было поручено представить тайному совету Карла II их жалобу на вторжение северошотландских горцев в 1678 году[26]. За выполнение этого патриотического долга на него, однако, был наложен штраф, для уплаты которого он должен был заложить половину доставшегося ему от отца поместья. Может быть, путем строгой экономии он и возместил бы эту потерю, но, как только вспыхнуло восстание Аргайла[27], Деннис Бертрам снова попал в немилость; к нему начали относиться недоверчиво, сослали его в замок Даннотар на берегу Мернса, и там он погиб при попытке бежать из подземелья, называвшегося Пещерой вигов[28], где он находился в заключении вместе с восемьюдесятью своими сподвижниками. Заимодавец его вступил тогда во владение его землей, выражаясь словами Хотспера - "врезался" к нему и отнял у Бертрама еще один огромный участок оставшегося поместья.
Донохо Бертрам, у которого и в имени и в характере было что-то ирландское, унаследовал уже урезанные земли Элленгауэнов. Он выгнал из дома преподобного Аарона Мак-Брайера, капеллана своей магери (рассказывают, что они не поделили между собой прелестей молоденькой молочницы), ежедневно напивался пьяным, провозглашая здоровье короля, совета и епископов, устраивал оргии с лэрдом Лэггом, Теофилом Оглторпом[29] [30] и наконец, сев на своего серого мерина, присоединился к Клайверсу в Киллиенкрэнки[31]. В схватке при Данкелде[32] в 1689 году какой-то камеронец[33] застрелил его серебряной пуговицей (считалось, что дьявол делал его неуязвимым для свинца и железа), и вместо, где он погребен, поныне еще зовется "Могилой нечестивого лэрда".
штрафами и конфискациями. И хотя он тоже не избежал роковой судьбы, которая втягивала всех Элденгауэнов в политику, у него все-таки хватило благоразумия, перед тем как выступить вместе с лордом Кенмором в 1715 году[34], поручить свое состояние доверенным лицам, для того чтобы избежать расплаты в случае, если бы графу Мару не удалось свергнуть протестантскую династию. Но когда он очутился, как говорится, между Сциллой и Харибдой, ему удалось спасти свое состояние, только прибегнув к новой тяжбе, результатом которой явился еще один дележ родовых владений. Но все же это был человек решительный. Он продал часть земель и расстался со старым замком, где род его в период упадка ютился, говоря словами одного фермера, "как мышь в щели"; он снес тогда часть этих древних развалин и построил из старого камня небольшой трехэтажный дом с фасадом, походившим на гренадерскую шапку, со слуховым окном в середине, напоминавшим единственный глаз циклопа, еще двумя окнами по бокам и дверью между ними, которая вела в зал и гостиную, освещенную со всех четырех сторон.
Таков был новый замок Элленгауэн, где мы оставили нашего героя, которому, может быть, тогда было не так скучно, как сейчас читателю. В этот-то дом и переселился Льюис Бертрам, полный твердой решимости восстановить материальное благополучие своей семьи. Он захватил в свои руки часть земли, часть взял в аренду у соседних помещиков, покупал и продавал в Северной Шотландии крупный рогатый скот и чевиотских овец, ездил по рынкам и ярмаркам, торговался там, как только мог, и всеми силами одолевал нужду. Но, приобретая себе состояние, он одновременно проигрывал в общественном мнении; его собратья лэрды смотрели косо на эти его коммерческие операции и сельскохозяйственные затеи; сами они больше всего на свете интересовались петушиными боями, охотой и скачками, лишь изредка разнообразя эти развлечения какой-нибудь безрассудной дуэлью. В глазах этих соседей образ жизни Элленгауэна унижал его дворянское достоинство; он же, в свою очередь, почел за благо постепенно избавляться от их общества, и решил стать обыкновенным помещиком-фермером, - положение по тому времени незавидное. Но в самом разгаре его замыслов смерть оборвала их, и все скудные остатки большого поместья перешли к единственному его сыну Годфри Бертраму, который теперь и являлся их владельцем.
Опасность спекуляций, которыми занимался его отец, скоро дала себя знать. Без самоличного и неусыпного надзора лэрда Льюиса все начатые им предприятия пришли в упадок; они не только перестали давать доход, но даже стали убыточными. Годфри, у которого не было ни малейшей энергии, чтобы предотвратить эти беды или достойно их встретить, во всем положился на другого человека. Он не заводил ни конюшен, ни псарни, ни всего того, с чего в этих местах люди обычно начинают разоряться, но, как и многие его соседи, он завел себе управляющего, и это оказалось разорительнее, чем все остальное. Под мудрым руководством этого управляющего маленькие долги превратились в большие от наросших процентов, временные обязательства перешли в наследственные, и ко всему присоединились еще немалые судебные издержки. По своей натуре Элленгауэн не имел ни малейшей склонности к сутяжничеству, но тем не менее ему пришлось оплачивать расходы по тяжбам, о существовании которых он даже и не знал. Соседи предрекали ему полное разорение. Высшие сословия не без злорадства считали его уже конченным человеком, а низшие, видя, в какое зависимое положение он попал, относились к нему скорее сочувственно. Простые люди его даже любили и при разделе общинного выгона, а также в тех случаях, когда ловили браконьера или заставали кого-то за незаконной порубкой леса - словом, всегда, когда помещики так или иначе ущемляли их интересы, они говорили друг другу: "Ах, если бы у нашего доброго Элленгауэна были такие владения, как у его деда, он не потерпел бы, чтобы обижали бедных". Однако это хорошее мнение о нем никогда не мешало им при всяком удобном случае извлекать из его доброты какую-то пользу для себя: они пасли скот на его пастбищах, воровали у него лес, охотились за дичью на его угодьях и так далее, - "наш добрый лэрд этого и не увидит, никогда ведь он в наши дела мешаться не станет". Разносчики, цыгане, медники и бродяги всех мастей постоянно толпились в людских Элленгауэна и находили себе приют на кухне, а лэрд, "славный человек", большой охотник поболтать, как и вообще все слабохарактерные люди, любил в награду за свое гостеприимство выслушивать разные новости, которые они ему рассказывали.
Одно только обстоятельство помогло Элленгауэну избежать полнейшего разорения. Это был его брак с женщиной, которая принесла ему около четырех тысяч фунтов стерлингов приданого. Никто из соседей не мог понять, что, собственно, заставило ее выйти за него замуж и отдать ему все свое состояние, - не иначе как это был его высокий рост, статная фигура, красота, хорошее воспитание и отменное добродушие. Могло иметь значение и то, что сама она уже достигла критического возраста двадцати восьми лет и у нее не было близких родных, которые могли бы повлиять на ее решение.
Мы уже много всего сказали о самом лэрде, но нам остается еще познакомить читателя с его собеседником. Это был Авель Сэмсон, которого по случаю того, что он был учителем, называли Домини Сэмсон. Он был из простой семьи, но удивительная серьезность его, проявившаяся у него с младенческих лет, вселила в его родителей надежду, что их дитятко "пробьет", как они говорили, себе дорогу к церковной кафедре. Во имя этой честолюбивой цели они всячески ограничивали и урезывали себя, вставали раньше, ложились позднее, сидели на одном черством хлебе и холодной воде - все это для того, чтобы предоставить Авелю возможность учиться. А тем временем долговязая нескладная фигура Сэмсона, его молчаливая важность и какая-то несуразная привычка шевелить руками и ногами и кривить лицо в то время, как он отвечал урок, сделали бедного Сэмсона посмешищем в глазах всех его школьных товарищей. Те же самые свойства стяжали ему не менее печальную известность и в колледже в Глазго. Добрая половина уличных мальчишек собиралась всегда в одни и те же часы поглядеть, как Домини Сэмсон (он уже достиг этого почетного звания), окончив урок греческого языка, сходил вниз по лестнице с лексиконом под мышкой, широко расставляя свои длинные неуклюжие ноги и странно двигая огромными плечами, то поднимавшими, то опускавшими мешковатый и поношенный черный кафтан, его неизменную и к тому же единственную одежду. Когда он начинал говорить, все старания учителей (даже если это был учитель богословия) сдержать неукротимый смех студентов, а порой даже и свой собственный, ни к чему не приводили. Вытянутое бледное лицо Сэмсона, выпученные глаза, необъятная нижняя челюсть, которая, казалось, открывалась и закрывалась не усилием воли, а помещенным где-то внутри сложным механизмом, резкий и пронзительный голос, переходивший в совиные крики, когда его просили произнести что-нибудь отчетливее, - все это было новым источником веселья в дополнение к дырявому кафтану и рваным башмакам, которые служили законным поводом для насмешек над бедными школярами еще со времен Ювенала[35]. Никто, однако, не видел, чтобы Сэмсон когда-нибудь вышел из себя или сделал хоть малейшую попытку отомстить своим мучителям. Он ускользал из колледжа самыми потаенными ходами и прятался в своем жалком жилище, где за восемнадцать пенсов в неделю ему было позволено возлежать на соломенном тюфяке и, если хозяйка была в хорошем настроении, готовиться к занятиям у топившегося камина. И, невзирая на все эти неблагоприятные условия, он все же изучил и греческий и латинский языки и постиг кое-какие науки.
По истечении некоторого времени Авель Сэмсон, кандидат богословия, получил право читать проповеди, но, увы, то ли из-за собственной застенчивости, то ли из-за сильной и непреодолимой смешливости, которая овладела слушателями при первой же его попытке заговорить, он так и не смог произнести ни единого звука из тех слов, которые приготовил для своей будущей паствы. Он только вздохнул, лицо его безобразно перекосилось, глаза выкатились, так что слушатели думали, что они вот-вот выскочат из глазниц; потом он захлопнул Библию, кинулся вниз по лестнице, чуть было не передавил сидевших на ступеньках старух и получил за все это прозвище "немого проповедника". Так он и вернулся в родные места с поверженными во прах надеждами и чаяниями, чтобы разделить с родителями их нищету. У него не было ни друга, ни близкого человека, почти никаких знакомых, и никто не мог сказать с уверенностью, как Домини Сэмсон перенес свой провал, которым в течение недели развлекался весь город. Невозможно даже и перечислить всех шуток, сочиненных по случаю этого происшествия, начиная от баллады под названием "Загадка Сэмсона", написанной по этому поводу молодым самодовольным студентом словесности, и кончая колкой остротой самого ректора, заявившего, что хорошо еще, что беглец не уподобился своему тезке-силачу и не унес с собою ворот колледжа[36].
Однако, по всей видимости, душевное равновесие Сэмсона было непоколебимо. Он хотел помочь родителям и для этого устроил у себя школу. Скоро у него появилось много учеников, но доходы его были не очень-то велики. Действительно, он обучал детей фермеров, не назначая никакой определенной платы, а бедных - и просто даром, и, к стыду фермеров, надо заметить, что заработок учителя при таких обстоятельствах был куда ниже того, что мог заработать хороший пахарь. Но у Сзмсона был отличный почерк, и он еще прирабатывал, переписывая счета и составляя письма для Элленгауэна. Отдалившийся от светского общества лэрд постепенно привык проводить время с Домини Сэмсоном. О настоящих разговорах между ними, конечно, не могло быть и речи, но Домини был внимательным слушателем и, кроме того, умел довольно ловко мешать угли в камине. Он пробовал даже снимать нагар со свеч, но потерпел неудачу и, дважды погрузив гостиную в полную темноту, вынужден был сложить с себя эту почетную обязанность. Таким образом, за все гостеприимство лэрда он отплачивал единственно тем, что одновременно со своим хозяином аккуратно наливал себе в стакан столько же пива, сколько и тот, и издавал какие-то неясные звуки в знак одобрения длинных и бессвязных рассказов Элленгауэна.
чулках и подбитых гвоздями башмаках с узкими медными пряжками.
Вот вкратце описание жизни и судеб тех двух людей, в приятном обществе которых Мэннеринг проводил теперь время.
Примечания
16
"Генрих IV", ч. 1 - историческая хроника Шекспира. В. Скотт цитирует слова Хотспера (акт. III, сц. 4).
17
Филдинг Генри (1707 - 1754) - английский драматург и романист, представитель демократического крыла просветительства, творчество которого оказало заметное влияние на европейскую литературу.
18
19
Брей - герой народной песни. При Генрихе VIII и его преемниках был пастором; чтобы сохранить свое место в приходе, несколько раз переходил из католичества в протестантство и обратно.
20
Во времена Карла I (лат.).
21
Роберт Дуглас (1694 - 1770) - историк, автор книг "Пэры Шотландии" (1764) и "Баронеты Шотландии" (вышла после смерти автора в 1798 г.).
22
...маркизом Монтрозом... - Джеймс Грэм Монтроз (1612 - 1650) во время гражданской войны (с 1644 г.) командовал войсками короля Карла I в Шотландии, потерпел поражение (при Филшт-хоу 12 сентября 1645 г.) и бежал за границу. После казни Карла I в 1649 г. Монтроз высадился в Шотландии с отрядом иностранных наемников - сторонников Стюартов, но был разбит при Инверкарроне (27 апреля 1650 г.), взят в плен, приговорен к смерти и 21 мая повешен в Эдинбурге. Этой странице истории Англии посвящен роман В. Скотта "Легенда о Монтрозе".
23
24
Резолюционисты - шотландские пресвитериане, разделявшие политические взгляды роялистов и во время второй гражданской войны поддерживавшие принятое шотландским парламентом (26 апреля 1648 г.) ультимативное послание Долгому парламенту, требовавшее запрещения всех пуританских течений, кроме пресвитерианского, возвращения короля в Лондон и т, п.
25
...одного из видных фанатиков тех времен, заседавших в Государственном совете... - После казни короля Карла I и провозглашения республики вся полнота исполнительной власти в стране (акт от 13 февраля 1649 г.) была передана Долгим парламентом Государственному совету, состоявшему из индепендентов или сочувствующих им.
26
...представить Тайному совету Карла II.., жалобу на, вторжение северошотландских горцев в 1678 году. - Карл II - сын казненного во время революции короля Карла I, король Англии и Шотландии с 1660 по 1688 г. Карл II восстановил Тайный совет как орган управления. Горцы Верхней Шотландии неоднократно совершали набеги на Нижнюю (равнинную) Шотландию - более богатую часть страны. В 1678 г, произошло одно из самых значительных вторжений горцев, продолжавшееся почти три месяца.
27
Аргайл Арчибалд (1629 - 1685) - во время гражданской войны сражался на стороне Карла II в Шотландии и до 1681 г, оставался верным сторонником Стюартов. В дальнейшем, выступив против наместника Шотландии, брата короля герцога Йоркского, был вынужден бежать за границу, где сблизился с вигами-эмигрантами. Когда герцог Иоркский стал королем Иаковом II, Аргайл принял участие в заговоре Монмаута, высадился почти одновременно с последним в Шотландии, но после нескольких неудачных стычек был взят в плен и казнен в Эдинбурге 30 июня 1685 г.
28
церкви.
29
Теофил Оглторп (1650 - 1702) - генерал, после свержения Стюартов, как якобит, был вынужден эмигрировать, но с 1698 г, присягнул Вильгельму III Оранскому и возвратился в Англию.
30
Джеймс Тернер (1615 - 1686?) - генерал-роялист, активно боровшийся на стороне Стюартов во время революции.
31
...присоединился к Клайверсу в Киллиенкрэнки. - Джон Грэм Клайверс (Клеверхауз), виконт Данди, во главе горных кланов выступил в защиту свергнутого в 1688 г. Иакова II. Поддерживая феодальную монархию Стюартов, кланы надеялись отстоять свою патриархальную организацию и культуру и сохранить свои земли. Клайверс был убит в сражении с войсками Вильгельма III при Киллиенкрэнки 27 июля 1689 г.
32
В схватке при Данкелде... - При Данкелде (Шотландия) 26 августа 1689 г, был отражен натиск нескольких тысяч горцев, примкнувших к якобитскому восстанию в Шотландии.
33
34
...с лордом Кенмором в 1715 году.., если бы, графу Мару не удалось свергнуть протестантскую династию. - Восстание против первого короля из Ганноверской династии Георга I произошло вскоре после его воцарения (1714). Целью восстания было восстановление династии Стюартов в лице сына Иакова II Иакова III, который в январе 1716 г, короновался в Сконе как шотландский король Иаков VIII, но вскоре потерпел поражение и бежал на континент. Возглавлял якобитское восстание граф Map. Ил других вождей восстания выделялись англичанин Девенуотер и шотландцы Найтсдел и Кенмор. После подавления восстания Кенмор и Девенуотер были казнены.
35
Ювенал Децим Юний (ок. 60 - после 127) - римский поэт-сатирик.
36
...своему тезке-силачу и не унес с собою ворот колледжа. - Имеется в виду легендарный библейский богатырь Самсон, отличавшийся необыкновенной физической силой. Уходя из города Газы, где он был застигнут своими врагами филистимлянами, Самсон поднял городские ворота и отнес их на вершину горы.