Гай Мэннеринг, или Астролог.
Глава LIV

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В.
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Гай Мэннеринг, или Астролог

Глава LIV

...умри, пророк, навеки замолчи!
Исполнись, предначертанное свыше!
 
"Генрих VI", ч. III[347]

Динмонт, который, как мы уже сказали, полез в пещеру последним, вытянулся во весь свой длинный рост и с опаской пробирался по темному, узенькому и низкому ходу. Вдруг он почувствовал, что сзади кто-то его схватил за ногу. Непоколебимое мужество нашего фермера едва не изменило ему, и он с трудом подавил крик, который всем им, в ту минуту совершенно беззащитным, мог стоить жизни. Он, однако, ограничился тем, что выдернул ногу из рук неизвестного;

- Не бойтесь, - услыхал он сзади себя, - это друг, Чарлз Хейзлвуд.

Слова эти были сказаны очень тихо, но их было достаточно, чтобы встревожить Мег Меррилиз; старуха к тому времени добралась уже до места, где пещера расширяется, и стояла на ногах. Как будто заботясь о том, чтобы никто их не услыхал, она начала что-то бормотать, громко петь и в то же время шуршать сложенным в пещере хворостом.

- Эй ты, карга старая, чертова ты перечница, - прогремел из глубины пещеры грубый голос Дирка Хаттерайка, - чего ты там возишься?

- Хворост складываю, чтобы ты тут совсем не замерз, нечестивец этакий. Тебе тут теперь неплохо, ты и в ус себе не дуешь, только погоди, скоро все переменится.

- А водки ты мне принесла? И что там насчет моих молодцов слышно? спросил Дирк Хаттерайк.

- На тебе флягу, держи. А молодцов твоих всех красные мундиры[348] поразгоняли, поубивали да на куски порубали.

- Deyvil! Нет мне счастья на этом берегу.

- Еще меньше, пожалуй, чем ты думаешь. В это время Бертрам и Динмонт уже вползли в пещеру и могли встать на ноги. Мрачно громоздившиеся своды освещались только несколькими угольками, положенными на железную решетку, светильником, которым во время лова семги пользуются рыбаки. Время от времени Хаттерайк кидал на эти уголья охапку сухих веток и щепы, но даже в ту минуту, когда все это вспыхивало, пламя было слишком тусклым, чтобы озарить огромное подземелье. Хаттерайк лежал в самой глубине пещеры, далеко от входа, и ему нелегко было разглядеть, что делалось там. Бертрам и Динмонт, к которым присоединился еще и Хейзлвуд, укрывались за грудой хвороста и могли особенно не опасаться, что их увидят. Фермер догадался схватить молодого лэрда за руку и в эту минуту успел шепнуть Бертраму:

- Это наш друг, Хейзлвуд.

Но знакомиться уже было некогда; все трое стояли в той же неподвижности, что и окружавшие их скалы, прячась за кучей хвороста, которая защищала пещеру от холодного морского ветра и в то же время не преграждала доступ свежему воздуху. Хворост был навален так, что, глядя сквозь него на освещенное углями пространство, они свободно могли видеть, что делалось в глубине пещеры, в то время как оттуда их нельзя было бы разглядеть и при более ярком свете.

В сцене этой, даже если отвлечься от ее внутреннего смысла и от той опасности, которая угрожала в этот миг ее участникам, было нечто зловещее так страшна была игра света и тени на столь необычных предметах и лицах. Темно-красные уголья на решетке то разгорались ярким пламенем, то вновь тускнели, в зависимости от того, насколько хорошо горел хворост, который Дирк Хаттерайк подбрасывал в огонь. Облако удушливого дыма поднималось к самому верху пещеры, потом весь этот колыхающийся столб вспыхивал слабым светом, становившимся ярче, когда в огонь бросали охапку сухих веток или сосновую щепу и дым превращался в пламя. В эти минуты можно было довольно отчетливо разглядеть Хаттерайка. Мрачное настроение, вызванное трудными обстоятельствами, в которых он находился сейчас, придавало его суровому и дикому лицу вид еще более свирепый. Впечатление это еще усиливалось от большой глубины всех темных борозд и изломов высившегося над ним скалистого свода. Мег Меррилиз расхаживала взад и вперед, то озаряемая отсветами пламени, то снова погружаясь во тьму. Она все время пребывала в движении, в то время как склоненный над огнем Хаттерайк не шевелился; он неизменно оставался в поде зрения, а она, как призрак, то появлялась, то исчезала.

Увидев Хаттерайка, Бертрам почувствовал, как кровь в нем вскипела. Он хорошо помнил его под именем Янсена - имя это контрабандист присвоил себе после смерти Кеннеди; помнил он также, что этот Янсен и товарищ его Браун, тот самый, которого застрелили в Вудберне, жестоко издевались над ним, когда он был еще ребенком. Сопоставляя обрывки своих воспоминаний с рассказами Мэннеринга и Плейдела, Бертрам понял, что этот человек был главным действующим лицом в том преступлении, которое оторвало его от семьи и родины и подвергло стольким опасностям и невзгодам. Множество страшных картин ожило в его памяти; он едва мог сдержать себя, чтобы не кинуться на Хаттерайка и не проломить ему голову.

Вне всякого сомнения, смелости в нем было столько же, сколько отчаянности и силы. Но при всем том он, вероятно, не устоял бы перед силою Бертрама и Динмонта, если бы они напали на него разом, не считая неожиданно явившегося на помощь Хейзлвуда, который был послабее и к тому же безоружен. Однако Бертрам, подумав с минуту, решил, что не имело никакого смысла брать на себя обязанности палача, и понял, как важно было бы взять Хаттерайка живым. Поэтому он подавил негодование и стал ждать, что будет.

- Ну, что ты теперь скажешь? - спросила старуха своим хриплым, грубым голосом. - Не говорила я разве тебе, что расплата придет как раз в той самой пещере, где ты тогда укрылся?

[349] ведьма ты этакая! - отвечал Хаттерайк. - Побереги свои дьявольские наветы, пока в них нужда будет. Ну как, Глоссина видала?

- Нет, - ответила Мег Меррилиз, - маху ты дал, кровопийца проклятый! Теперь тебе уж твой искуситель не поможет!

- Делать? - переспросила цыганка. - Сумей умереть как мужчина, не то тебя повесят как собаку.

- Повесят! Чертова ведьма! Еще та конопля не посеяна, из которой веревку будут вить, чтобы меня повесить.

- Посеяна, выросла, снята и спрядена. Разве я не говорила тебе, когда ты моих просьб не слушал и маленького Гарри Бертрама увез, - разве я не говорила, что он воротится сюда на двадцать втором году жизни, когда минет срок его мытарств на чужой стороне? Не говорила я разве, что от старого останется одна только искорка, но она разгорится снова?

- Верно, старуха, ты все это говорила, - сказал Хаттерайк голосом, в котором слышалось отчаяние. - И, Don-пег und Blitzen, должно быть ты говорила правду... Этот молокосос из Элленгауэна всю жизнь у меня был как бельмо на глазу! А теперь из-за этого проклятого Глоссина ребят моих порубили, шлюпки потопили, люгер, и тот, должно быть, взяли: там и народу-то столько не оставалось, чтобы судно в море увести, а защищаться и совсем некому было; простая рыбацкая лодка, и та могла его забрать. А что теперь хозяева скажут? Hagel und Sturm, теперь мне и показаться во Флиссингене нельзя.

- Что ты там делаешь и почему не понадобится? - спросил Хаттерайк.

Разговаривая с ним, Мег собирала в одну кучу пеньку. Перед тем как ему ответить, она полила всю эту кучу спиртом, а потом кинула туда зажженную головню; та мгновенно вспыхнула, и пирамида яркого света взметнулась к самому своду. В это мгновение Мег спокойным и твердым голосом произнесла:

- Потому что час настал и человек пришел. По условленному сигналу Бертрам и Динмонт выскочили из засады и кинулись на Хаттерайка. Хейзлвуд ничего не знал о готовившемся нападении и немного замешкался. Увидев, что его предали, Хаттерайк сразу обратил свое мщение на цыганку и выстрелил в нее из пистолета. Она упала с ужасным и пронзительным криком, в котором слышен был не то вопль страдания, не то сдавленный истерический смех.

- Я знала, что так будет, - сказала она. Бертрам второпях споткнулся о попавшийся под ногу неровный камень, и это было его счастьем: вторая пуля Хаттерайка просвистела над его головой, и прицел был так верен, что, окажись он в эту минуту на ногах, пуля неминуемо пробила бы ему голову. Контрабандист попробовал было вытащить другой пистолет, но Динмонт уже навалился на него, пытаясь прижать к земле. Однако преступник был так силен и вдобавок охвачен таким отчаянием, что даже могучие руки Динмонта не могли с ним справиться сразу; негодяй проволок своего противника сквозь горящую пеньку и едва не выхватил третий пистолет, что могло стоить жизни нашему доброму фермеру. Но в это мгновение Бертрам вместе с Хейзлвудом, подоспевшим ему на помощь, набросились на Хаттерайка, свалили его на пол, разоружили и связали. Хотя для описания всей этой схватки и требуется немало времени, продолжалась она всего несколько мгновений. Когда Хаттерайк был уже крепко связан, он судорожно рванулся еще раз-другой, потом совсем затих.

Он встал на ноги и начал стряхивать горящую пеньку со своей грубой одежды и спутанных черных волос, кое-где опаленных огнем.

- Теперь все в порядке, - сказал Бертрам. - Оставайтесь с ним и не давайте ему с места сдвинуться, а я пока взгляну, жива ли бедная старуха.

С помощью Хейзлвуда он приподнял Мег Меррилиз.

- Я знала, что так будет, - пробормотала она, - так и должно быть.

- Боже праведный, чем же нам помочь ей, бедной? - сказал он, обращаясь к Хейзлвуду; обстоятельства избавили их от необходимости объясняться и представляться друг другу.

- Лошадь моя привязана в лесу, - сказал Хейзлвуд. - Я ведь за вами целых два часа следил. Сейчас я поеду и привезу с собой надежных людей. А до тех пор, пока я не вернусь, вам надо получше защитить вход в пещеру.

С этими словами он поспешно удалился. Бертрам перевязал как мог рану Мег Меррилиз и расположился у входа, держа наготове заряженный пистолет. Динмонт продолжал стеречь Хаттерайка, приставив ему к груди свой геркулесов кулак.

347

"Генрих VI", ч. III - историческая хроника Шекспира; приводятся слова, сказанные Ричардом, герцогом Глостерским, в момент убийства Генриха VI (акт V, сц. 6).

348

Красные мундиры. - Их носили солдаты в Англии со времени военной реформы Кромвеля (1645).

349

Непогода и буря (нем.).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница