Пуритане.
Глава XLIV

Глава XLIV

                                 «Паламон и Арсит»

    Нездоровье приковало Эдит к постели на весь тот памятный день, когда ее так сильно потрясло внезапное появление Мортона. На следующее утро, узнав, что она чувствует себя много лучше, лорд Эвендел снова вернулся к своему решению покинуть Фери-ноу. Незадолго до полудня в комнату Эдит вошла леди Эмили, необычно сдержанная и серьезная. Поздоровавшись, она заметила, что хоть ее новость и тяжела для нее самой, но снимет с мисс Белленден немалое бремя.

   - Мой брат, - сказала она, - сегодня уезжает из Фери-ноу.

   - Уезжает! - воскликнула мисс Белленден, пораженная этим известием. - Надеюсь, к себе?

   - Я имею основания предполагать, что он задумал более дальнее путешествие, - ответила леди Эмили. - Что может его теперь здесь удерживать?

   - Боже милостивый! - воскликнула Эдит. - Зачем я родилась на горе всему, что мужественно и благородно! Что нужно сделать, чтобы удержать его от этого рокового шага? Я сейчас выйду к нему. Скажите, что я умоляю его поговорить со мною перед отъездом.

   - Это бесполезно, мисс Белленден. Но я скажу ему о вашем желании.

   Она вышла с таким же видом, с каким вошла, и сообщила брату, что мисс Белленден чувствует себя лучше и изъявляет желание сойти вниз и повидаться с ним до отъезда.

   - Я думаю, - добавила она с раздражением,- что надежда в скором будущем избавиться от нашего общества принесла исцеление ее расшатанным нервам.

   - Сестра, - сказал лорд Эвендел, - ты несправедлива или завидуешь.

   - Несправедлива, Эвендел, возможно, но я никогда не думала,- сказала она, взглянув на себя в зеркало, - что меня могут упрекнуть в зависти, не имея на то более веских причин. Но пойдем к леди Маргарет; она готовит настоящее пиршество. Тут можно было бы накормить целый отряд, если б он у тебя был.

   Лорд Эвендел молча последовал за нею в гостиную, зная, что бесполезно бороться с ее предубеждением и оскорбленной гордостью. Стол был накрыт под тщательным наблюдением леди Маргарет и уставлен всякими яствами.

   - Вряд ли вы будете утверждать, милорд, что вы сегодня утром позавтракали; перед отъездом вам нужно отведать хотя бы того, что в нынешних обстоятельствах могут предложить обитатели этого скромного дома, которые перед вами в таком долгу. А я люблю, чтоб, уезжая на охоту или по делу, молодые люди как следует подкреплялись, и я говорила об этом его священнейшему величеству, когда он завтракал в Тиллитудлеме в году от рождества Христова тысяча шестьсот пятьдесят первом, и его священнейшее величество изволил ответить на это, подняв и выпив за мое здоровье кубок рейнвейна: «Леди Маргарет, вы говорите совсем как оракул горной Шотландии». Таковы были подлинные слова его величества короля, так что ваша честь может судить, опираюсь ли я на высокий авторитет, когда настаиваю, чтобы молодые люди не отказывались от завтрака.

   Нетрудно догадаться, что значительную часть этой речи почтенной леди лорд Эвендел пропустил мимо ушей, так как напрягал слух в ожидании легких шагов Эдит. Его рассеянность, вполне, впрочем, естественная, обошлась ему дорого. Пока леди Маргарет исполняла обязанности радушной хозяйки, роль, которую она играла с большим удовольствием и искусством, - к ней подошел Джон Гьюдьил, прервавший ее на полуслове. Как обычно, возвещая хозяйке дома о приходе лица незначительного, он сказал:

   - Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.

   - Один? Что это еще за один? Разве у него нет своего имени? Вы так разговариваете со мной, словно я держу лавочку и выхожу к каждому, лишь только мне свистнут.

   - Да, сударыня, у него есть свое имя, - ответил Джон, - но только вашей милости неприятно его услышать.

   - Что это значит? Какую чепуху вы городите!

   - Это Теленок Джибби, миледи, - сказал Джон сверхпочтительным тоном, хотя обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги старого, преданного слуги, не покинувшего господ в беде. - Бели уж ваша милость стоит на своем, так это не кто иной, как Теленок Джибби, который пасет за мостом коров Эдди Хеншоу; в Тиллитудлеме его звали Гусенком Джибби, и он отправился на боевой смотр и там...

   - Помолчите немного, Джон, - оказала старая леди, с достоинством поднимаясь из-за стола, - вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану разговаривать с этим человеком. Пусть он сообщит о своем деле либо вам, либо Хедригу.

   - Он и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его велел передать эту вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По правде говоря, он не очень-то трезвый, да и остался таким же дурачком, каким был.

   - В таком случае гоните его, - сказала леди Маргарет, - и прикажите ему прийти завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у нас какой-нибудь милости, как бывший слуга нашего дома.

   - Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.

   о грозящей ему со стороны Олифанта опасности и умолявшие либо немедленно искать спасения в бегстве, либо выехать в Глазго и отдаться властям, где он, Мортон, мог бы обеспечить ему покровительство. Это наспех составленная записка была вручена Мортоном Джибби, которого он увидел вместе с находившимся под его опекою стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в Фери-ноу и передать ее в руки лорда Эвендела, подкрепив свое поручение двумя долларами.

   ли монеты дал ему его наниматель, и притом так основательно, что, когда он добрался до Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была окончательно потоплена в эле и бренди. Вместо того чтобы спросить лорда Эвендела, он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более привычно для его слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся назад, оставив письмо у себя и выполнив в точности инструкции Мортона в одном-единственном пункте, и именно в том, в котором нарушить их было бы весьма кстати.

   Через несколько минут после его ухода в гостиную вошла Эдит. Она и лорд Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая о происшедшем, сказали только о том, что их брак на время отложен из-за недомогания ее внучки, объясняла охватившее их смущение робостью жениха и невесты и, чтобы их не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили. Воспользовавшись удобным моментом, Эдит, лицо которой стало мертвенно бледным, невнятно и сбивчиво прошептала лорду Эвенделу, что ей нужно сказать ему несколько слов. Он предложил ей руку и проводил в маленькую приемную, которая, как мы уже сообщали, находилась рядом с гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.

   - Я очень смущена, милорд, - были первые слова, которые она смогла выговорить, да и то с трудом.- Я, право, не знаю, что я должна сказать и как к этому приступить.

   - Если мое присутствие для вас тягостно,- мягко сказал лорд Эвендел, - то вскоре вы от него избавитесь.

   - Значит, вы решили, милорд, пуститься на эту отчаянную затею в содружестве с этими отчаянными людьми, несмотря на свой трезвый и проницательный ум, несмотря на настояния ваших друзей, несмотря на верную гибель, которая вас ожидает?

   приеду в Килсайт! И если меня призывает моя судьба, я не стану бежать от нее. Умереть,- добавил он, беря ее руку,- вызвав в вас сострадание, раз я не смог добиться любви, для меня тоже немалое утешение.

   - О милорд, останьтесь! - произнесла Эдит голосом, проникшим ему в самое сердце.- Кто знает, быть может, время принесет разъяснение странным событиям, которые так маня потрясли, и мои возбужденные нервы, может быть, успокоятся. О, не торопитесь навстречу гибели! Оставайтесь с нами, будьте нашей опорой и надейтесь на всесильное время!

   - Слишком поздно, Эдит,- сказал лорд Эвендел.- Было бы очень неблагородно злоупотребить вашим расположением и вашими добрыми чувствами. Я знаю: любить меня вы не можете; ваша скорбь так сильна, что она вызвала образ умершего или отсутствующего; это говорит о вашем чувстве к другому, и чувстве настолько глубоком, что мне остается рассчитывать лишь на вашу дружбу и благодарность.

   В этот момент в комнату ворвался запыхавшийся и испуганный Кадди.

   - О милорд, прячьтесь, они окружили дом! - было его первое восклицание.

   - Кавалерийский отряд во главе с Бэзилом Олифантом, - торопливо ответил Кадди.

   - Прячьтесь, милорд! - повторила за Кадди перепуганная насмерть Эдит.

   - Клянусь небесами, не стану я прятаться! - вскричал лорд Эвендел. - Какое право имеет этот мерзавец осаждать меня в чужом доме или останавливать на дороге? Я проложу себе путь даже в том случае, если придется сразиться с целым полком; скажите Хеллидею и Хентеру, пусть выводят коней... А теперь прощайте, Эдит! - Он обнял ее и нежно поцеловал. Затем, вырвавшись из рук леди Эмили и леди Маргарет, пытавшихся его удержать, он выбежал из дома и вскочил на коня.

   Все были в смятении: женщины, крича, бросились к окнам; отсюда они могли разглядеть кучку всадников, из которых, видимо, лишь двое были солдаты. Они были уже на открытом лугу перед хижиной Кадди, где начинался подъем к усадьбе, и медленно, соблюдая меры предосторожности, приближались к дому, ожидая, очевидно, встретить сопротивление.

   Но лорд Эвендел, решив грудью встретить опасность, которая его отважной душе представлялась меньше действительной, приказал слугам следовать за ним по пятам и спокойно направился вниз по главной аллее. Старый Гьюдьил побежал за оружием; Кадди схватил ружье, выданное ему для охраны дома, и последовал за лордом Эвенделом. Поспешившая на тревогу Дженни тщетно цеплялась за его платье, суля ему смерть на плахе или на виселице «за то, что суется в чужие дела».

   - Замолчи, сучья дочь, - отмахивался от нее Кадди, - кажется, говорю тебе по-шотландски. Разве чужое дело смотреть, как лорда Эвендела прикончат у меня на глазах? - Сказав это, он махнул рукой и понесся вниз по аллее. Впрочем, сообразив по дороге, что, за отсутствием Джона Гьюдьил а, он окажется единственным пехотинцем, он занял выгодную позицию за оградой, вставил новый кремень, взвел курок и, прицелившись в хозяина Бэзила, как он его называл, приготовился к действию.

   Как только лорд Эвендел выехал из аллеи, отряд Олифанта расступился, чтобы его окружить. Их начальник и еще трое хорошо вооруженных людей, из которых двое были драгуны, а третий одет в деревенское платье, не сдвинулись с места. Впрочем, крепкое сложение, хмурое, злое лицо и решительные движения третьего свидетельствовали, что он - наиболее опасный противник из всех. И тот, кому доводилось встречать его прежде, без труда узнал бы в нем Белфура Берли.

   - За мной!- приказал лорд Эвендел слугам.- И если нам помешают, делайте то же, что я. - Он направил коня легкою рысью прямо на Олифанта и уже собирался его спросить, на каком основании тот загораживает ему путь, как Олифант закричал: «Стреляйте в предателя!» - и все четверо одновременно разрядили свои карабины в несчастного лорда. Он пошатнулся в седле, вытащил из кобуры пистолет, но не смог выстрелить и свалился с коня, раненный насмерть. Его слуги вскинули карабины: Хентер выпалил наудачу, Хеллидей, смелый и решительный парень, прицелился в Инглиса и уложил его наповал. В то же мгновение из-за ограды раздался еще один выстрел, отомстивший за смерть лорда Эвендела, так как пуля попала в лоб Бэзилу Олифанту, и он замертво упал на землю. Его люди, пораженные столь быстрым возмездием, не трогались с места, не зная, что предпринять, но Берли, загоревшийся боевым пылом, воскликнул: «Смерть мадианитянам!» - и с палашом в руке бросился на Хеллидея. В этот момент послышался топот, и кавалерийский отряд, несясь во весь опор по дороге из Глазго, начал разворачиваться на роковом поле. Это были драгуны, которых вел голландский генерал Виттенбольд, сопровождаемый Мортоном и представителем гражданских властей.

   офицера бросились за ним в погоню, но только двоим, чьи кони оказались выносливее, почти удалось настигнуть его. Он дважды, не торопясь, обернулся в седле и, разрядив сначала один, а потом и второй пистолет, ускакал от преследователей, смертельно ранив одного из драгун и подстрелив лошадь другого. Так он скакал до Босуэл-бриджа, где, на его беду, ворота оказались запертыми и под сильной охраной. Повернув, он примчался к берегу Клайда и, отыскав подходящее место, устремился в воду; пули преследователей, стрелявших из карабинов и пистолетов, свистели вокруг него, и когда он был уже на середине реки, в него одна за другою попали две пули. Почувствовав, что опасно ранен, он поворотил коня назад к левому берегу, показывая жестами, что сдается. Кавалеристы прекратили стрельбу, дожидаясь его возвращения. Двое из них въехали в воду, чтобы схватить его и обезоружить. Но вскоре выяснилось, что он хотел отомстить, а не сдаться и спасти себе жизнь. Приблизившись к обоим солдатам, он собрал последние силы и нанес одному из драгун страшный удар по голове, сваливший его с седла. Второй, дюжий и мускулистый, в то же мгновение уцепился за Берли. Тот, в свою очередь, сдавил ему горло, словно тигр, который, издыхая, не выпускает добычи, и оба, упав во время схватки с коней, оказались в воде. Их увлекло течением. За ними тянулся кровавый след. Стоявшие на берегу видели, как они дважды оказывались на поверхности воды; голландец пытался плыть, но Берли не выпускал его из рук, решившись, видимо, погубить его вместе с собой. Их трупы были найдены на четверть мили ниже по течению Клайда. Так как освободить драгуна из цепких объятий Берли можно было, лишь обрубив последнему руки, их поспешили зарыть в одной общей могиле, на которой и посейчас сохраняется нескладный надгробный камень с высеченной на нем еще более нескладной эпитафией.^[58] И пока душа этого мрачного фанатика летела в небо, чтобы отдать отчет в своем земном бытии, душа храброго и благородного лорда Эвендела также покидала его бренное тело. Увидев, что произошло с лордом Эвенделом, Мортон спрыгнул с коня, чтобы оказать посильную помощь своему сраженному насмерть другу. Тот сразу его узнал, но, не в силах что-либо выговорить, дал понять знаками, чтобы его перенесли в дом. Это было сделано со всей возможною осторожностью; его окружили опечаленные друзья. Впрочем, шумное горе леди Эмили намного уступало безмолвной скорби Эдит. Еще не зная о присутствии Мортона, она заключила в объятия умирающего. Она не знала и о том, что судьба, отнимая у нее одного преданного поклонника, возвращала ей, словно воскресшего из мертвых, другого, - до тех пор, пока лорд Эвендел, взял их руки в свои, не сжал их с глубоким чувством и не соединил вместе, после чего возвел к небу взор, как бы моля о благословении их союза, откинулся на подушки и тотчас испустил дух.

Примечания

58

 Благородный читатель! Я попросил моего почтенного друга Питера Праудфута, странствующего торговца, известного многим в стране честностью и порядочностью не менее, чем своими муслинами, батистами и мелким товаром, чтобы он достал мне при первой поездке в эти места точную копию упомянутой эпитафии. Согласно его сообщению, которому я не имею оснований не доверять, она звучит следующим образом:

                                   (Прим. автора.)