| Автор: | Скотт В. |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
Глава XXXV
Когда два ветерана, Зоровавель Робине и Мерсифул Стрикелсро, ввели в комнату пленника, которого они держали под руки, Оливер Кромвель встал с кресла; устремив свои суровые карие глаза на Альберта, он долго не мог выразить переполнявшие его чувства. Среди них преобладало ликование.
- Не ты ли, - сказал он наконец, - тот египтянин, что во время оно поднял шум и вывел в пустыню много тысяч человек, которые были убийцами? Ах, юноша, я гнался за тобой от Стирлинга до Вустера и от Вустера до Вудстока, и вот наконец мы встретились!
- Я хотел бы, - возразил Альберт, не выходя из роли, - чтобы мы встретились в таком месте, где бы я мог показать тебе разницу между законным королем и честолюбивым узурпатором!
- Вот что, молодой человек, - подхватил Кромвель, - скажи лучше: разницу между судьей, поднявшимся на освобождение Англии, и сыном королей, которых господь в гневе своем допустил править ею.
Но мы не станем напрасно тратить слова. Господу известно, что не наша воля подвигла нас на столь высокие дела; мысли наши смиренны, как мы сами; по природе своей мы слабы и глупы и способны повиноваться только высокому духу, действующему внутри нас, но от нас не зависящему… Ты устал, молодой человек, и телу твоему нужны подкрепление и отдых, потому что ты, конечно, привык к деликатному обращению, жирной пище и сладкому питью, к, одежде из пурпурных тканей и тонкого полотна..
Здесь генерал запнулся и вдруг резко воскликнул:
- Но разве это… Кто же он? Это не кудри смуглого Карла Стюарта!.. Обман! Обман!
Альберт быстро, взглянул в зеркало, стоявшее в комнате, и увидел, что темный парик, найденный среди разнообразного гардероба доктора Рочклифа, во время схватки с солдатами сдвинулся, и из-под него выбились его собственные светло-каштановые волосы.
- Кто это? - воскликнул Кромвель, в бешенстве топнув ногой. - Сорвите с него чужой наряд!
Солдаты повиновались, и, когда Альберта подвели к свету, обман тут же раскрылся. Кромвель подошел к нему, скрежеща зубами, стиснув руки, дрожа от бешенства, и сказал глухим голосом, полным горечи и ярости, как будто за словами его должен был последовать удар кинжалом:
- Твое имя, молодой человек?
Ответ был спокойный и твердый; лицо говорившего выражало торжество и даже презрение::
- Альберт Ли из Дитчли, верный подданный короля Карла.
- Я мог бы сам догадаться об этом, - сказал Кромвель. - Ну, так ты и отправишься к королю Карлу, как только часы покажут полдень… Пирсон, - продолжал он, - отведи его к остальным; и пусть их казнят ровно в двенадцать.
- Всех, сэр? - спросил Пирсон с удивлением:
Кромвель, хоть иногда для острастки сурово наказывал своих врагов, вообще не любил проливать кровь.
- Всех, - повторил Кромвель, устремив взгляд на Ли-младшего. - Да, молодой человек, твое поведение обрекло на смерть твоего отца, двоюродного брата и гостя, жившего в вашей семье. Вот какое зло причинил ты дому отца своего.
- И отец тоже… мой престарелый отец! - воскликнул Альберт, подняв взор к небу; он попытался поднять и руки, но не смог, потому что они были связаны. - Да свершится воля господня!
- Всего этого кровопролития можно избежать, - сказал генерал, - если ты ответишь на один вопрос…
- Под покровительством неба и за пределами твоей власти, - твердо, не задумываясь, ответил молодой роялист.
- В тюрьму его, - приказал Кромвель, - а оттуда на казнь, вместе с остальными мятежниками, пойманными с поличным. Пусть они тотчас же предстанут перед военно-полевым судом.
- Одно слово, - сказал молодой Ли, когда солдаты хотели увести его из комнаты.
- Стойте, стойте! - крикнул Кромвель с волнением возродившейся надежды. - Выслушаем его!
- Вы любите тексты из писания, - сказал Альберт, - вот вам тема для вашей следующей проповеди: «Знал ли покой Зимри, убивший своего господина?»
- Уведите его, - приказал генерал. - Смерть ему!.. Решено.
При этих словах Кромвеля адъютант заметил, что он сильно побледнел.
- Ваше превосходительство переутомились, служа народу, - сказал Пирсон. - Вечером вас освежит охота на оленя. У старого баронета есть здесь породистый пес… Если только нам удастся заставить его охотиться без хозяина… Это может быть трудно, потому что он верный слуга и…
- Повесить его, - сказал Кромвель.
- Как?.. Кого?… Повесить породистого пса? Ваше превосходительство ведь всегда любили хороших собак.
- Все равно, - сказал Кромвель, - убить его. Разве не сказано, что они убили в долине Ахора не только проклятого Ахана с его сыновьями и дочерьми, но и его быков, и ослов, и его овец, и все живые существа, ему принадлежавшие? И именно так мы поступим с семьей мятежников Ли, которая помогла бежать Сисаре, когда Израиль мог навсегда освободиться от своих бедствий. Но вышли поскорее гонцов и патрули… Догоняйте, преследуйте, ищите во всех направлениях… Чтобы через пять минут мой конь был готов и стоял у дверей, или приведите любого, какого сможете достать.
Пирсону показалось, что генерал говорит как-то несвязно и что на лбу у него выступил холодный пот. Поэтому адъютант вновь стал настаивать, что надо отдохнуть, и, казалось, природа решительно поддержала его слова. Кромвель встал, сделал шаг или два по направлению к двери, но остановился, пошатнулся и, помолчав, опустился в кресло.
- Верно, друг Пирсон, - сказал он, - наше бренное тело - помеха нам даже в важнейших делах, и сейчас я больше гожусь для сна, чем для дела, а это бывает со мной редко. Поэтому расставь стражу, пока мы отдохнем часок-другой. Вышли погоню во всех направлениях и не щади лошадей. Разбуди меня, если военно-полевому суду потребуются распоряжения, и не забудь присмотреть, чтобы приговор над семьей Ли и теми, кто был арестован с ними, был исполнен в точности.
Тут Кромвель встал и хотел было открыть дверь одной из спален, но Пирсон опять остановил его вопросом, правильно ли он понял его превосходительство, что надо казнить всех пленников.
- Ведь я сказал! - ответил Кромвель с неудовольствием. - Ты же кровожадный человек и всегда был таким; не для того ли ты высказываешь эти угрызения совести, чтобы тебя сочли мягкосердечным за мой счет? Говорю тебе, если в списке казненных будет пропущен хоть один, ты поплатишься жизнью.
С этими словами он вошел в спальню в сопровождении своего камердинера, вызванного Пирсоном.
Когда генерал удалился, Пирсон остался в полном недоумении, что делать; его терзали не угрызения совести, а страх, что он навлечет на себя неудовольствие Кромвеля в обоих случаях: и если он отложит, и если слишком поспешно и буквально исполнит его распоряжения.
В это время Стрикелсро и Робинс, отведя Альберта в тюрьму, вернулись в комнату, где Пирсон все еще раздумывал над приказаниями своего генерала. Оба были проповедниками в своей армии и старыми солдатами, с которыми Кромвель обычно обращался запросто; поэтому Робинс без колебаний спросил капитана Пирсона, намерен ли он в точности выполнить приказ генерала.
Пирсон сначала нерешительно покачал головой, но потом твердо сказал:
- Выбора нет.
верностью, мудростью и храбростью подобен Давиду, сыну Иессея, но бывают времена, когда на него находит злой дух, как на Саула, и тогда он отдает такие приказы, что за исполнение их потом никому не скажет спасибо.
Пирсон был слишком тонкий политик, чтобы сразу согласиться на предложение, которого не мог отвергнуть; он только еще раз покачал головой и сказал, что легко говорить тому, кто не несет ответственности, и что обязанность солдат - выполнять приказы, а не обсуждать их.
- Совершенно справедливо, - сказал Мерсифул Стрикелсро, мрачный старый шотландец. - Удивляюсь, откуда брат Зоровавель набрался такого мягкосердечия?
временем успеет поразмыслить.
- Это все так, - сказал капитан Пирсон, - но от меня по службе требуется больше точности в выполнении приказов, чем от такого простака, как ты, друг Зоровавель.
милосердия и, долготерпения; ведь и лучшие из нас - только бедные грешники; плохо нам придется, когда нас призовут: к ответу.
- Поистине, ты удивляешь меня, брат Зоровавель, - сказал Стрикелсро. - Как это ты, старый и опытный солдат, поседевший в боях, даешь такой совет молодому офицеру? Не на то разве избран наш генерал, чтобы убрать всю дрянь из страны и выкорчевать амалекитян, и йевусеев, и ферезеев, и хеттеев, и гергесеев, и амореев? И не подобны ли эти люди пяти царям, укрывшимся в пещере Макдаха и преданным в руки Иисуса, сына Навина? И он позвал своих полководцев и солдат и заставил их попрать пленных ногами… А потом пронзил их и убил, а потом повесил на пяти деревьях, и они висели до вечера… А ты, Гилберт Пирсон, не останавливайся перед исполнением долга, который на тебя возложен, а поступай именно так, как приказал тебе тот, кто вознесен для того, чтобы судить и освободить Израиль; ибо в писании сказано: «Проклят тот, кто отводит назад меч свой от боя».
Так пререкались два военных богослова, в то время как Пирсон, гораздо больше желавший угодить Оливеру, чем угадать волю небес, растерянно слушал их, не зная, на что решиться.