Черный Карлик.
Глава I. Предварительная

Черный Карлик

Глава I. Предварительная ^{1}

Было ясное апрельское утро. Предыдущей ночью выпал сильный снег, и земля оставалась покрытой ослепительно блестевшим покровом дюймов на шесть глубины. В эту пору к гостинице «Уоллес» подъезжали двое всадников. Один из них был рослый мужчина крепкого сложения, в сером кафтане, широких дорожных шароварах из толстого сукна, в клеенчатой шляпе и высоких сапогах, а в руке у него был здоровенный хлыст в серебряной оправе. Ехал он на крупной и сильной бурой кобыле с жесткой шерстью, но хороших статей; седло под ним было обыкновенного помещичьего фасона, а двойная уздечка - военного образца. Сопровождавший его человек был, по-видимому, слуга: он ехал на мохнатом сереньком пони, на голове носил мягкую синюю шапку, вокруг шеи был повязан большим клетчатым платком, вместо сапог был обут в длинные шерстяные чулки синего цвета, его руки были без перчаток и сильно перепачканы дегтем, а к своему спутнику он относился с почтительным вниманием, но без малейших признаков низкопоклонства и церемонности, свойственных людям его звания по отношению к представителям поместного дворянства. Напротив, они въехали во двор совсем рядом и чуть ли не в один голос произнесли следующую заключительную фразу своего разговора:

- Помилуй бог, коли такая погода долго продержится, что же мы будем делать с ягнятами!

Этого было достаточно для хозяина гостиницы: он вышел им навстречу, взял под уздцы господского коня, чтобы подержать его, покуда всадник слезал с седла; конюх между тем оказал ту же услугу другому приезжему, и трактирщик, приветливо проговорив: «Добро пожаловать, милости просим!», тут же осведомился, нет ли каких вестей с южных гор.

- «Вестей»? - сказал фермер. - Да вести-то все плохие. Дай бог как-нибудь уберечь овец, а что до ягнят, то их придется поручить охране Черного Карлика.

- Да-да, - подхватил, покачивая головой, старый пастух (ибо таково было звание слуги), - нынче ему будет довольно хлопот с дохлой скотиной!

- Черный Карлик? - отозвался мой ученый друг и покровитель^[1] мистер Джедедия Клейшботэм. - Это кто же такой будет?

- Ну, вот еще, - отвечал фермер, - неужто вы не слыхивали о Мудром Элши, Черном Карлике, о котором рассказывают столько всякой всячины? Я, впрочем, полагаю, что все это сущий вздор и враки, от начала и до конца.

- Однако же ваш отец крепко верил этому, - молвил старик, которому, очевидно, сильно не нравился скептицизм его хозяина.

- Он-то верил, Баулди, что и говорить! Но ведь это было еще в те времена, когда у нас и домовые водились, и прочая нечисть. Мало ли во что верили тогда, а теперь уж давным-давно никто не верит… с самых тех пор, как у нас выведена длинная овца.

- Тем хуже, тем хуже… очень жаль, что так! - сказал старый пастух. - Ваш батюшка, как я вам не раз говорил, был бы очень недоволен, кабы видел, что сломали старую башню и сложили из нее ограду для парка. А любимый его холмик, поросший мятликой, где он, бывало, сиживал по вечерам, укутавшись в плед, и так любил смотреть, как коровы возвращаются с поля в загон! Каково бы ему было видеть, что этот самый холмик теперь весь перепахан и засажен?

- Полно тебе, Баулди, - возразил фермер, - выпей лучше чарку, что подает тебе хозяин, и не ломай себе головы над теми переменами, которые происходят на свете, покуда сам ты здоров и благополучен.

- За ваше здоровье, господа! - молвил пастух. Он осушил свою чарку, заметил, что вино доброе, а потом продолжал: - Уж конечно, нашему брату не пристало судить о таких вещах, а все-таки я скажу, что славный был этот холмик, весь на солнышке, и мятлика на нем высокая, и куда как хорошо было бы приютить на нем ягнят в такое морозное утро, как, например, сегодня.

- Так-то так, - сказал фермер, - но ведь ты сам знаешь, что для длинных овец надо нам припасти кормовой репы и много для этого поработать и плугом и мотыгой, так уж тут некогда сидеть на пригорках да надеяться на Черного Карлика, как у вас делалось в прежние времена, когда водились одни только короткие овцы.

- Правда, правда, хозяин, - отвечал пастух, - но на коротких овец, я думаю, и расход был покороче.

Тут мой уважаемый и ученый покровитель опять вмешался в разговор, заметив, что решительно никогда не мог разобрать, которые овцы длиннее, а которые короче.

На это фермер расхохотался во все горло, а пастух с удивлением вытаращил глаза и сказал:

- Да ведь это о шерсти говорится, о шерсти, а не о самой скотине, когда поминают про длину или короткость! Коли померить их спины, так, пожалуй, выйдет, что долгорунная будет покороче той, у которой короткое руно. Но нынче только шерстью и оплачивается земельная аренда, а на это немало нужно денег запасать.

- Да, Баулди говорит сущую правду, - заметил фермер, - покуда мы разводили коротких овец, цена на землю была не в пример дешевле. Мой батюшка платил за ферму всего шестьдесят фунтов в год, а мне она обходится в триста со всеми мелочами. Это так. Однако мне недосуг стоять да болтать по-пустому; хозяин, дайте-ка нам позавтракать да посмотрите, чтобы лошадей накормили как следует. Я хочу съездить к Кристи Уилсону, уговориться насчет цены, которую ему следует получить с меня за годовалых овец. На Босуэлской ярмарке мы с ним торговались, торговались, шесть кувшинов пива усидели и все не могли прийти к соглашению, все не состоялся торг… Боюсь, как бы и теперь даром не пришлось время потратить, пожалуй, от него толку не добьешься… Послушайте-ка, сосед, - продолжал фермер, обратившись к моему почтенному и ученому подобные штуки, то вы раскошельтесь на кувшин пива, распейте его пополам с нашим Баулди, и он вам все выложит, как из ружья выпалит. А коли мне удастся уладить мое дело с Кристи Уилсоном, я и от себя вам выставлю еще один кувшин.

В назначенное время фермер действительно воротился, да еще не один, а вместе с Кристи Уилсоном: их торг сладился так благополучно, что не пришлось прибегать к судебному разбирательству. Мой почтенный и ученый покровитель не преминул присоединиться к их обществу, желая воспользоваться угощением, обещанным как для ума, так и для тела, хотя всем известно, что касательно последнего он отличается крайней умеренностью; хозяин трактира тоже примкнул к компании, и просидели мы за столом до позднего вечера, приправляя потребляемые напитки множеством отборных рассказов и песен. Последнее происшествие этого вечера, оставшееся у меня в памяти, состояло в том, что мой ученый и уважаемый покровитель свалился со стула, предварительно произнеся длинную речь в похвалу трезвости и заключив ее цитатой из «Скромного пастушка»^{2}, откуда он заимствовал куплет, относившийся, собственно, к скупости, но весьма удачно применил его к пьянству:

В течение вечера не забыт был и Черный Карлик^[2], а старый пастух Баулди знал о нем столько рассказов, что сумел заинтересовать слушателей. Оказалось, между прочим, однако не прежде, чем опорожнили третью миску пунша, что и сам фермер далеко не так недоверчиво относился к этому предмету, как можно было подумать сначала: он заявлял себя вольнодумцем и прикидывался неверующим в старинные россказни только потому, что считал подобную слабость неприличной для человека серьезного, делового, платящего до трехсот фунтов в год одной аренды, тогда как на самом деле он был далеко не прочь верить тому, во что верили его предки. Я, по обыкновению, пустился на разведку, порасспросил и других лиц, обитавших в той же дикой и пастушеской местности, где происходила следующая предлагаемая повесть, и, по счастью, мне удалось собрать многие нити этой истории, мало кому известные, но до некоторой степени могущие разъяснить такие обстоятельства, которые, по слухам, преувеличенным молвой, могли сходить за настоящие чудеса и подавать повод к самому нелепому суеверию.

Примечания

1

написанный его покойным другом, мистером Петтисоном. Раз навсегда считаем долгом заметить, что эти вставки почти исключительно встречаются в тех местах, где дело идет о личном характере и поступках этого ученого джентльмена; конечно, ему самому виднее, как именно следует выражаться насчет его личности и поведения. - Примеч. авт.

* Джедедия Клейшботэм - вымышленный издатель «Черного Карлика» и ряда других романов В. Скотта.

2

Черный Карлик, ныне почти позабытый, в те времена слыл за очень важную особу в долинах пограничных предгорий, и на него обыкновенно сваливали в этих местах каждый изъян в овечьем стаде, каждую порчу рогатого скота. Доктор Лейден*, не раз упоминающий о нем в своей балладе «Килдарский конь», говорит, что Черный Карлик был «колдун самого вредоносного сорта, настоящий скверный ». Наилучшее и наиболее достоверное описание этого таинственного и опасного существа встречается в рассказе, сообщенном автору этой книги известным исследователем старины Ричардом Сертисом**, эсквайром, из Мэнсфорта, автором «Истории Дургемского епископства».

Согласно этому достоверному преданию, двое молодых людей, уроженцев Нортумберленда, отправились на охоту и, увлекшись этой забавой, забрались в горные болота на границах Камберленда. Они сделали привал в глухой лощине, на берегу речки, и стали подкреплять свои силы провизией, которую принесли с собой. Поев, один из них уснул. Товарищ, не желая беспокоить его, тихонько вышел из лощины и стал оглядывать местность, но вдруг с удивлением увидел возле себя существо, принадлежавшее как бы не здешнему миру, такой это был отвратительный на вид карлик. Голова у него была такой же величины, как у обыкновенного взрослого мужчины, что составляло странное противоречие с общим его ростом, который был далеко ниже четырех футов. Вместо шапки у него был целый лес длинных, спутанных рыжих волос, свойством напоминавших шкуру барсука, а темно-бурым, красноватым оттенком похожих на окраску зацветающего вереска. Руки и ноги его казались чрезвычайно мощными, и вообще в нем не замечалось никакой неправильности сложения, помимо уродливо сокращенного роста, при полном развитии конечностей. Испуганный охотник стоял как вкопанный и с ужасом созерцал это страшное явление; между тем оно гневно нахмурилось и спросило его, по какому праву он, непрошеный, ворвался в эти горы и с чего вздумал уничтожать безобидных обитателей здешних мест. Не зная, что сказать, озадаченный охотник попробовал задобрить разъяренного карлика, предложив ему отобрать всю дичину на правах местного землевладельца. Но это еще сильнее рассердило карлика, который объявил себя властелином этих гор и покровителем всего зверья, искавшего пристанища в здешней глуши, так что ему противно смотреть на дичину, добытую ценой их жизни и страданий. Охотник смирился перед сердитым колдуном, уверял его, что не знал об установленных им законах, клялся, что никогда больше не будет его беспокоить своим присутствием, и, наконец, как будто умилостивил. Карлик стал разговорчивее и сообщил, между прочим, что он нечто среднее между человеком и ангелом, а потом неожиданно прибавил, что имеет надежду способствовать искуплению сынов Адама. Он стал уговаривать охотника зайти к нему в жилье, говоря, что оно тут близехонько, и честью заверил, что отпустит его без обиды. Но в эту минуту послышался возглас другого охотника, который окликал своего товарища, и карлик, быть может не желая показываться двоим сразу, исчез из вида в тот самый момент, когда молодой человек вышел из лощинки и присоединился к своему спутнику.

По общему мнению всех лиц, наиболее опытных в делах такого рода, если бы юный охотник пошел в жилье карлика, то, невзирая на успокоительные обещания, колдун или разорвал бы его на части, или замуровал бы на многие годы в какую-нибудь зачарованную горную пещеру.

Таков последний из достоверных рассказов о появлении Черного Карлика.

** Ричард Сертис. 

1

«Черный Карлик», написанный в 1816 г., - один из романов, изданных Скоттом в серии, которую он назвал «Рассказы трактирщика» («Tales of My Landlord»). Кроме «Черного Карлика», в серию вошли романы: «Пуритане» (1816), «Эдинбургская темница» (1818), «Ламмермурская невеста» (1819), «Легенда о Монтрозе» (1819), «Граф Роберт Парижский» (1832), «Замок Опасный» (1832). Они написаны якобы неким деревенским учителем Питером Петтисоном по рассказам владельца гостиницы «Уоллес» в Гэндерклю. После смерти Петтисона другой вымышленный персонаж - гэндерклюский учитель и церковный псаломщик, или, как именует его Вальтер Скотт, «мой ученый друг и покровитель», мистер Джедедия Клейшботэм - будто бы издал сочинения покойного, чтобы покрыть издержки на его похороны. Об этом и сообщает В. Скотт в полушутливых-полусерьезных предисловиях, предпосланных отдельным томам серии.

2

«Скромный пастушок»