Черный Карлик.
Глава VIII

Черный Карлик

Глава VIII

Из пограничной баллады

- Лошадь мне, лошадь и копье! - крикнул Габби, бросаясь в толпу своих родственников.

Многие с готовностью прыгнули в стремена, и, пока Эллиот наскоро собирал оружие и сбрую, что было далеко не легким делом в такой суматохе, по всей долине разнеслись отголоски одобрения его пылких молодых товарищей.

- Так, так, Габби, - говорил Саймон из Хэкборна, - ты принялся за дело как следует! Пускай женщины сидят дома и воют, а мужчины должны отплачивать за нанесенную обиду; так и в Писании сказано…

- Придержи язык за зубами! - сурово оборвал его один из стариков. - Не перевирай Писания по-своему, ты сам не знаешь, о чем говоришь!

- Да есть ли какие-нибудь указания? Габби, нашел ли ты хоть следы?.. Ох, детки, куда вы так спешите! - сокрушался старый Дик из Дингла.

- Не в пору вы вздумали читать нам проповедь, - сказал Саймон, - коли сами не в силах ничего сделать, так не мешайте хоть тем, кто может помочь делу!

- Тише, сэр! Кого же вы намерены карать, коли еще не знаете, кто вас обидел?

- А вы думаете, что мы не знаем дороги в Англию так же хорошо, как отцы наши знали? Все беды всегда идут из Англии, недаром сложена такая поговорка. Значит, туда и мы направимся, да так живо, как будто черт подгоняет нас к югу.

- По следам Эрнсклифа, где его лошади прошли, и мы туда же, через болото! - воскликнул один из Эллиотов.

- Его след я и по сухому мху узнаю, даром что в той стороне третьего дня была ярмарка, - сказал Хьюг, кузнец из Ринглборна, - потому что его лошадь всегда кована моими собственными руками.

- Выпускайте гончих, - кричал другой, - где собаки?

- Э, брат, теперь уж поздно: солнце давно взошло и роса вся высохла, стало быть, и следов не учуять.

Но Габби тотчас свистнул и созвал своих собак, которые тем временем бродили вокруг развалин бывшего жилища и жалобно завывали.

- Ну-ка, Килбек, - молвил Габби, - покажи сегодня свое умение!.. - И вдруг, точно его озарило какое-то воспоминание, он прибавил: - А ведь проклятый колдун намекал на что-то и об этом?.. Может быть, он про это что-нибудь да знает через тех ли мерзавцев, что по земле ходят, или через бесов, что под землей… Погоди же, я от него добьюсь толку, хотя бы пришлось ножом вырезать из его безобразного нутра то, что мне нужно знать!

Он обратился к товарищам и поспешно раздал им указания:

а потом я к вам подъеду, и вы меня ждите у Сборного пруда. Если встретите моих братьев, скажите им, чтобы также ехали за вами и подождали меня. Бедные парни! И им будет немногим слаще моего… Они и не подозревают, в какое печальное жилье везут свою дичину! А сам я теперь поеду на Меклстон-мур.

- Будь я на вашем месте, - сказал Дик из Дингла, - я бы пошел посоветоваться с мудрым Элши. Он, коли захочет, все вам расскажет, что делается вокруг, потому что знает всю подноготную!

- Он мне скажет, - отвечал Габби, поспешно приводя в порядок свое оружие, - скажет все, что ему известно о том, что сделано этой ночью; а не то я буду знать, почему он не говорит.

- Только вы с ним обойдитесь поласковее, голубчик, обратитесь к нему как можно учтивее, Габби; такие, как он, не любят, чтобы им перечили. Им так часто приходится иметь дело со злыми духами и бесенятами, что от этого у них нрав портится…

- Ну, уж предоставьте мне ладить с ним по-своему, - отвечал Габби, - у меня нынче таково на сердце, что, кажется, не только всякого колдуна в бараний рог согну, но и с самим чертом справлюсь!

Покончив со своими приготовлениями, он вскочил на лошадь и погнал ее рысью в гору.

Вскоре Эллиот взобрался на вершину холма, так же быстро спустился с противоположного склона, проехал через лес, миновал длинную лощину и, наконец, достиг Меклстон-мура.

Так как ввиду предстоявшего путешествия приходилось поберечь силы коня, он придержал его немного и, стало быть, мог на досуге обдумать, как лучше подступиться к карлику и выведать у него все, что, вероятно, было ему известно насчет личности тех, кто был причиной его несчастий. Габби, при всем своем прямодушии, откровенности речей и пылкости нрава, был, однако, не лишен хитрости, которая также составляет основную черту характера его земляков.

Судя по всему, что он подметил в памятный вечер своего первоначального знакомства с карликом, и по тому, как вел себя впоследствии этот таинственный знахарь, молодой человек справедливо предполагал, что бранью и угрозами ничего от него не добьешься, и тот только пуще упрется в своем суровом молчании.

«Я заговорю с ним поласковее, - думал Габби, - как советовал старый Дик. Хоть люди и толкуют, будто он связался с нечистым, однако не такой же он сатана, в самом деле, чтобы не сжалиться над человеком в моем положении. И все-таки, говорят, случается, что он делает добро, оказывает настоящие благодеяния. Попробую укротить свое сердце, насколько могу, и поглажу его вдоль шерстки. Ну а коли совсем ничего не удастся, сверну ему шею, и дело с концом!»

В таком мягком настроении подъехал он к хижине отшельника.

Старика было не видно на обычном его месте на камне, ни в саду, ни на дворике за оградой.

- Залез в самое логово, - проворчал про себя Габби, - значит, не хочет попадаться на глаза; надо как-нибудь ему голос подать, коли нельзя иначе.

Сообразив обстоятельства, он возвысил голос и, придав ему самое умоляющее выражение, какое было возможно при обуревавших его гневных чувствах, начал так:

- Элши, мой добрый друг!

Ответа не было.

- Элши, мудрый Элши, батюшка ты мой!

Карлик не откликался.

- Ах ты, чтоб тебя немочь скрючила! - пробормотал фермер сквозь зубы и продолжал опять как можно умильнее: - Добрый дедушка Элши, самый несчастный человек пришел попросить совета от вашего ума-разума!

- Тем лучше, - послышался пронзительный голос карлика, проходивший через крохотное окошечко рядом с дверью, более похожее на щель. Через это отверстие он имел возможность видеть всякого приходящего, а его самого при этом нельзя было рассмотреть.

- Лучше? - подхватил Габби нетерпеливо. - Чем же лучше-то, Элши? Разве вы не слышали, что я несчастнейший человек в мире?

- А ты разве не слышишь, что я говорю - тем лучше! А сегодня поутру, когда ты хвастался своим благополучием, разве я тебе не предсказывал, что вечером будет худо?

- Это так, вы точно предсказали, - отвечал Габби, - вот потому я и пришел к вам за советом: кто наперед знает про беду, тот может знать и то, как ее поправить.

все твои голые пригорки?.. И положение в свете, в сравнении с которым твое положение немногим выше простого крестьянина?.. И общество, где постоянно вращался в самой изящной, в самой умственно развитой среде? Не я ли всего этого лишился? И вместо того не я ли живу как самый отверженный из людей, среди глухого пустыря, один-одинехонек, и сам еще безобразнее того, что меня окружает? И ко мне же приходят жаловаться на судьбу какие-то презренные черви, почуявшие, что на них наступили, а я уж давно валяюсь на дороге, потому что весь изломан, исковеркан тяжкими колесами роковой колесницы!

- Может статься, что вы и вправду все такое потеряли, - отвечал Габби с горьким волнением, - лишились земель и друзей, именья и добра; положим, что так, но не может быть, чтобы у вас на сердце было так же тяжко, как у меня, потому что вы не лишались Грейс Армстронг. А я теперь и последнюю надежду потерял, и никогда больше ее не увижу!

Эти слова он произнес с глубоким чувством, и затем наступило продолжительное молчание, потому что, выговорив имя своей невесты, бедный Габби вдруг затих, и бурное настроение его сменилось щемящей тоской. Через несколько минут такого безмолвия в окошко просунулась костлявая рука отшельника, и его длинные пальцы выбросили наружу кожаный мешок, который со звоном треснулся о землю. В то же мгновение скрипучий голос старика сказал Эллиоту:

- Вот тебе; это снадобье лечит от всех человеческих горестей, - так, по крайней мере, думают все на свете людишки. Ступай. Воротишься домой вдвое богаче того, чем был вчера; только не приставай ко мне больше ни с вопросами, ни с жалобами, ни с благодарностью; все это мне одинаково противно.

- Ведь это золото, ей-богу! - сказал Эллиот, заглянув в мешок, и, обратившись снова к пустыннику, прибавил: - Премного вам благодарен за доброе расположение и с охотой выдал бы вам расписку в получении этих денег или хоть закладную на поемные луга. Но… право, не знаю, Элши, откровенно говоря, не хочется мне брать денег, не зная, какими судьбами вы их добываете… А ну, как я кому-нибудь стану платить ими, а они вдруг превратятся в черепки… За что же обманывать бедного человека?

- Бессмысленный невежда, - возразил карлик, - эта дрянь есть самый неподдельный яд, когда-либо вырытый из недр земли. Возьми его, трать, и пусть он принесет тебе столько же пользы, как и мне!

- Я же вам говорю, что не об имуществе пришел с вами посоветоваться, - сказал Эллиот, - правда, славное было у меня гумно, и амбары, и тридцать голов такого скота, что лучше и не сыщешь по эту сторону границы; но это все ничего, пускай пропадает… лишь бы вы мне указали какие-нибудь следы бедной Грейс, я бы всю жизнь готов вам служить, всем для вас пожертвую, кроме спасения души. О Элши, говорите же, скажите хоть слово!

- Ну, хорошо, - отвечал карлик, как бы желая отвязаться от него, - коли мало тебе своих печалей и непременно хочешь навязать себе еще жену, ищи ее на западе.

- На западе? Да ведь запад-то широкое слово.

С этими словами он задвинул окно ставнем и предоставил Габби пользоваться данным указанием как сам знает.

«На западе… На западе? - думал Эллиот. - С той стороны в краю довольно спокойно. Вот разве Джон из Тодхолса? Да нет, он так стар, что уж давно не пускается на такие дела. Запад… Батюшки, да это, должно быть, Уэстбернфлет!»^[6]

- Элши, скажите мне еще только одно, единое словечко. Угадал я или нет? Это Уэстбернфлет? Коли ошибаюсь, скажите нет. Я бы не желал нападать на неповинного соседа… Что же вы не отвечаете? Так, верно, он и есть, рыжий разбойник. Вот не думал я, что он пойдет против меня, зная, что у меня такая обширная родня… Должно быть, набрал себе шайку почище своих обычных камберлендских приятелей… Прощайте, Элши, премного вам благодарен! Я теперь этих денег с собой не возьму, потому что еду не домой, а на Сборный пруд к своим товарищам. Так если не хотите открыть окошка, после сами подберете мешок, когда я уеду.

Ответа не было.

С этими словами Габби Эллиот отъехал прочь и отправился к назначенному месту свидания.

Четверо или пятеро всадников уже были у Сборного пруда. Они спешились и, пустив коней пастись под тополями, окаймлявшими широкую гладь пруда, стояли на берегу и совещались между собой. С юга виднелась приближавшаяся партия всадников, более многочисленная. Оказалось, что это Эрнсклиф со своими людьми; они прошли по следам угнанного скота вплоть до английской границы, но воротились, потому что, по слухам, в той стороне собирались значительные военные силы под начальством якобитских джентльменов этого округа, и поговаривали, что в разных частях Шотландии вспыхнуло восстание. Это обстоятельство давало повод думать, что причиной учиненного нападения был не простой грабеж, как предполагали вначале. Эрнсклиф был склонен видеть в этом признак междоусобной войны. Молодой человек приветствовал Габби Эллиота выражениями самой искренней симпатии и сообщил ему собранные слухи.

- Так вот, не сойти мне с этого места, коли не старый Эллисло всему делу голова, - сказал Эллиот. - Недаром он друг и приятель с камберлендскими католиками; и это как раз сходится с тем, что Элши намекнул мне насчет Уэстбернфлета, потому что Эллисло всегда стоял за него горой, и ему нужно сперва ограбить и обезоружить всех соседей, чтобы потом самому безопасно выехать в ратное поле.

Тут иные припомнили, что в шайке разбойников некоторые кричали, будто действуют от имени короля Иакова Восьмого^{25} одним из отрядов под начальством Эллисло, и тогда плохо придется его соседу, Эрнсклифу, и всем вообще сторонникам теперешнего правительства. Из всего этого вывели заключение, что почти наверное Уэстбернфлет произвел нападение на ферму Габби по распоряжению Эллисло, и решили немедленно ехать к дому Уэстбернфлета и, если будет возможно, захватить его живьем. Между тем к месту сборища подъехало с разных сторон еще несколько товарищей, и таким образом они очутились в количестве двадцати всадников, на надежных конях, и все были довольно хорошо, хотя и различно вооружены.

Горный ручей, выбегавший из узкой лощины, омывал плоскую равнину Уэстбернфлет, которая, расходясь на полмили во все стороны, давала название этому урочищу. В этом месте характер ручья совершенно меняется и, вместо быстрого и резвого потока, он возвращается в извилистое русло стоячей воды, которая тусклой голубой змейкой вьется по болотистой почве. На краю равнины высилась башня, одна из немногих твердынь, уцелевших от прежних укреплений, рассеянных по всей границе. Башня стояла на небольшом холме, не более сотни ярдов в поперечнике, который, слегка выступая из окружающего болота, представлял вокруг башни сухую площадку, поросшую дерном; но за пределами этой площадки грунт был топкий и для незнакомых с этой местностью даже очень опасный. Один лишь владелец этой башни и постоянные ее обитатели знали все сложные и запутанные подходы и тропинки, сравнительно твердые, по которым можно было пробраться к их жилью. Но среди отряда, бывшего под начальством Эрнсклифа, двое или трое были в состоянии служить проводниками. Ибо, хотя всем были известны нравы и привычки местного владельца, однако уважение к праву собственности было в те времена так мало развито, что на него вообще далеко не смотрели с тем отвращением, которое его образ жизни заслужил бы ему во всякой другой, более цивилизованной стране. Среди соседей, сравнительно мирных граждан, насчет его установились такие воззрения, какие в наши дни прилагаются к картежникам, охотникам до петушьих состязаний или до рысистых бегов, то есть, если и были причины избегать его общества, они считались недостаточными, чтобы заклеймить его позором, тем более что в своих проделках он старался придерживаться буквы закона. В настоящем случае он возбудил общественное негодование не столько сущностью своего поступка, не выходившего из разряда обыкновенных хищнических набегов, сколько тем, что напал на соседа, с которым не был в ссоре, притом на их личного приятеля, а главное - на члена фамилии Эллиотов, то есть того клана, к которому принадлежало большинство присутствующих.

Поэтому неудивительно, что некоторые из них были хорошо знакомы с местностью и могли с такой уверенностью провести отряд, что вскоре вся компания очутилась на твердой почве перед фасадом замка Уэстбернфлет.

Примечания

6

25

Иаков VIII - сын Иакова II Стюарта. После смерти отца (1701) был провозглашен королем Иаковом III английским и Иаковом VIII шотландским, но не царствовал. В качестве претендента на английский престол пытался высадиться в Англии в 1707 г., но флот его был рассеян английской эскадрой под командованием адмирала Бинга.