Черный Карлик.
Глава XVI

Черный Карлик

Глава XVI

Старинная баллада

Мало-помалу голос Ратклиффа замер в отдалении. Изабелла ничего более не слышала, но, оборачиваясь несколько раз, она все-таки могла рассмотреть его фигуру, и это ободряло ее. Вскоре, однако, надвигавшаяся темнота скрыла от нее и это утешительное зрелище. При последнем свете сумерек она очутилась перед хижиной отшельника.

Два раза протягивала она руку к двери и дважды отдергивала ее; наконец решила стукнуть, но так слабо, что биение ее собственного сердца заглушило этот стук. Тогда она стукнула крепче, потом начала повторять удары, учащая их; ею овладело опасение, что не удастся добиться того покровительства, от которого, со слов Ратклиффа, она ожидала так многого, и этот страх пересиливал тот ужас, который внушал ей безобразный вид этого странного покровителя. Наконец она стала громко звать карлика по имени, умоляя отпереть ей дверь.

- Что за жалкая тварь ищет здесь пристанища? - послышался ужасающий голос отшельника. - Ступай прочь! Если болотной птице нужен приют, она ищет его не в гнезде ночного хищника.

- Я пришла к вам, дедушка, - сказала Изабелла, - в крайнюю минуту отчаяния, как вы сами приказали, когда обещали, что ваше сердце и ваша дверь откроются перед моим несчастьем. Я только опасаюсь…

- Ага, - сказал отшельник, - значит, ты - Изабелла Вэр? Чем же ты это докажешь?

- Я принесла вам обратно ту розу, что вы мне дали; она, точно, не успела высохнуть, как меня постигла страшная судьба, предсказанная вами!

- Ну, коли ты принесла залог, - сказал карлик, - то и я сдержу свое слово. Сердце и дверь, запертые для остального человечества, откроются для тебя и для твоих печалей!

Она услышала, как он стал расхаживать внутри домика, потом зажег огонь. Дверные засовы один за другим отодвинулись, и сердце Изабеллы билось все тревожнее по мере того, как уничтожались преграды между нею и хозяином жилища.

Дверь распахнулась, и отшельник появился перед ней, держа в руке железную лампу, осветившую его нескладную фигуру и суровые черты.

- Войди, дочь скорби, - сказал он, - войди в жилище страдания!

Услыхав визг этих зловещих задвижек, она вздрогнула и вся сжалась; но, вспомнив о предостережении Ратклиффа, постаралась и виду не показать, до чего ей страшно.

Лампа скудно освещала комнату своим трепещущим пламенем, но отшельник, почти не глядя на Изабеллу, движением руки пригласил ее присесть на низкую скамью у камина, а сам поспешил зажечь на очаге охапку сухого бурьяна, который мигом запылал и осветил всю хижину. По одну сторону камина тянулись деревянные полки, на них лежали книги, связки сушеных трав, пара деревянных чашек, тарелки; по другую сторону очага разместились несколько обыкновенных земледельческих орудий, плотничьих и механических инструментов. Там, где должна была стоять кровать, было нечто вроде деревянной рамы или плоского ящика, на дне которого были насыпаны сухой мох и тростник, служившие жесткой постелью отшельнику. Все пространство внутри хижины было не более десяти футов в длину и шести в ширину; помимо упомянутых предметов, вся меблировка состояла из одного стола и двух стульев, срубленных из самого простого дерева.

В этом-то тесном помещении очутилась Изабелла с глазу на глаз с человеком, странная история которого была далеко не успокаивающего свойства, а крайнее уродство и страшное лицо внушали почти суеверный ужас. Он сел против нее на другой стул и, сдвинув свои лохматые брови над проницательными черными глазами, смотрел на нее исподлобья, не говоря ни слова, но, по-видимому, взволнованный множеством противоположных чувств. По другую сторону очага сидела Изабелла, бледная как смерть; ее длинные волосы, отсыревшие от вечерней росы, распустились и покрывали ее грудь и плечи, подобно тому как влажные вымпелы висят на корабельной мачте, после того как буря миновала, прибив корабль к берегу. Карлик первым нарушил молчание, внезапно и резко обратившись к ней с вопросом:

- Женщина, что привело тебя сюда?

- Опасность, угрожающая моему отцу, и ваше собственное приказание, - ответила она тихо, но твердо.

- И ты надеешься, что я помогу тебе?

- Если в вашей власти оказать мне помощь, - отвечала она тем же тоном кроткой покорности.

- А с чего же мне обладать такой властью? - продолжал карлик с горькой усмешкой. - Разве такие, как я, бывают защитниками невинности? Разве мое жилье похоже на палаты тех сильных мира сего, к которым красавицы прибегают с мольбами о спасении? Нет, я посмеялся над тобой, обещав тебе мою помощь!

- Так я уйду и покорюсь своей жестокой судьбе!

- Нет, - молвил карлик, вставая. Встав между нею и дверью, он повелительным движением снова указал ей на стул. - Нет, вы от меня так не отделаетесь; мы еще с вами поговорим. С какой стати одно существо ожидает помощи от другого? Почему каждый не живет сам для себя? Оглянитесь вокруг! Вот я, самый жалкий, самый презренный калека на жизненном поле, ни у кого не просил ни помощи, ни сочувствия. Эти камни таскал я и складывал собственными руками; эту утварь выдолбил себе сам; а вот этим, - прибавил он, с жестокой улыбкой схватившись рукой за длинный кинжал, всегда торчавший у него за поясом под верхним платьем, и вытащив его из ножен настолько, что лезвие сверкнуло при блеске пылавшего камина, - этим, - продолжал он, сунув кинжал обратно за пояс, - могу, коли понадобится, защитить искру жизни, что еще теплится в этом бедном теле, против всех красивых и здоровых молодцов, которые вздумали бы угрожать мне!

Изабелла с великим трудом воздержалась от крика при виде сверкнувшего ножа, однако не крикнула.

- Вот это и есть естественное существование, - продолжал отшельник, - одинокое, независимое, самодовлеющее. Волк не зовет волка на помощь, когда роет свое логовище. И ястреб не просит другого ястреба помочь ему схватить добычу.

- А когда они не в состоянии существовать сами по себе, - сказала Изабелла, справедливо полагая, что ему будет всего понятнее, если и она заговорит с ним таким же метафорическим стилем, - что же с ними тогда будет?

- Пускай умирают. Умрут, будут забыты, и только, - таков общий удел всего человечества.

- То есть таков удел дикарских племен, - сказала Изабелла, - и преимущественно тех, которые осуждены существовать грабежом и хищничеством и не терпят товарищества. Но общий закон природы не таков: даже низшие твари собираются обществами ради взаимной защиты. Что до человечества, оно бы исчезло с лица земли, если бы люди перестали помогать друг другу. С той минуты, как мать пеленает свое дитя, и до той, когда какой-нибудь добрый человек отирает предсмертный пот со лба умирающего, мы не можем жить без чужой помощи. Следовательно, каждый, нуждающийся в помощи, имеет право прибегать за нею к своим ближним, и грех будет тому, кто имеет власть помогать и откажется от этого!

- И с этой-то надеждой, бедная девочка, - сказал отшельник, - явилась ты в эту пустыню, к человеку, который только того и желает, чтобы эта связь между людьми была навеки порвана и чтобы человеческий род извелся и погиб? И неужели ты не побоялась?

- Мои бедствия сильнее страха, - сказала Изабелла с твердостью.

- Разве ты не слыхала от людей, что я связался с силами иного мира, такими же безобразными и злыми, как и я сам? Разве тебе не говорили этого? И ты все-таки пришла в мою келью в час полночный?

- Тот, кому я поклоняюсь, охраняет меня от суеверных ужасов, - сказала Изабелла, но грудь ее тяжело дышала и видно было, с каким трудом она поддерживает в себе бодрость.

для него удовольствием служит искажать, унижать, истреблять прекраснейшие создания природы?

Изабелла сильно струсила, но продолжала отвечать все так же твердо и уверенно.

- Каким бы обидам и огорчениям вы ни подвергались в жизни, вы не способны вымещать их на той, которая вам ничего не сделала, да и никому умышленно не наносила оскорбления, - сказала она.

- Однако, красная девица, - продолжал он, и темные глаза его блеснули лукавым огнем, - мщение ведь сладко, а мстительность - все равно что голодный волк, так и жаждет живого мяса и крови… Как ты думаешь, станет он слушать, как овечка будет ему доказывать свою невинность?

- Несчастный человек, - сказала Изабелла, вставая и глядя на него с большим достоинством, - я не боюсь тех ужасов, которыми вы меня стращаете. Я пренебрегаю подобными намеками. Человек ли вы или бес, вы не решитесь оскорбить женщину, молившую вас о помощи в минуту крайней опасности. Вы не отважитесь на это и не захотите!

- Правду ты сказала, девушка, - отвечал отшельник, - и не посмею, и не захочу. Ступай домой. Не бойся того, чем тебе угрожают. Ты искала моего покровительства - и я буду тебе защитой.

- Но, дедушка… Я сегодня дала согласие на брак с человеком, которого ненавижу; иначе моему отцу грозила неминуемая гибель.

- Сегодня, говоришь? А в котором часу?

- Свадьба назначена до полуночи.

- До полуночи… а уж совсем стемнело, - сказал карлик, - но не бойся, времени будет довольно; я тебя избавлю от этого.

- А мой отец как же? - продолжала Изабелла умоляющим голосом.

- Твой отец, - отвечал карлик, - и был и есть злейший враг мой. Но не бойся. Твоя доброта спасет его. А теперь уйди. Если бы ты осталась со мной подольше, я бы, пожалуй, опять уверовал в человеческие добродетели. Но я знаю, что это пустые грезы, от которых меня давно и жестоко отрезвили. Не страшись ничего. В ту минуту, как станешь перед алтарем, я тебя спасу! Прощай, времени терять нечего, я должен действовать.

Он повел ее к двери хижины, отодвинул засовы и выпустил Изабеллу. Она села на лошадь, которая тем временем паслась внутри первой ограды, и при свете восходящей луны погнала ее к тому месту, где ожидал ее Ратклифф.

- Ну что, успешно ли съездили? - был его первый вопрос.

- Тот, к кому вы меня посылали, надавал мне обещаний, но каким образом сможет он выполнить их?

- Слава богу! - молвил Ратклифф. - В этом не сомневайтесь, выполнит!

В эту минуту раздался пронзительный свист, разнесшийся по всему пустырю.

- Чу! - произнес Ратклифф. - Это он зовет меня. Мисс Вэр, поезжайте домой и оставьте садовую калитку отворенной. От двери на заднюю лестницу у меня есть свой особый ключ.

Второй свисток донесся оттуда же, еще более пронзительный и длинный.

- Сейчас, сейчас! - крикнул Ратклифф и, пришпорив своего коня, стрелой помчался по направлению к хижине отшельника.

хотя и не знала, к чему они клонятся, и, пустив свою лошадь пастись на лугу перед садом, поспешила в свою комнату, куда ей удалось пройти никем не замеченной.

Открыв дверь своей комнаты, она позвонила и приказала подать свечи. Вместе с прислугой, отвечавшей на звонок, пришел и ее отец.

- Я два раза подходил к твоей двери, - сказал он, - в течение тех двух часов, что мы расстались; но так как не слыхал твоего голоса, я боялся, не захворала ли ты.

- Милый папенька, - сказала она, - позвольте вам напомнить данное мне обещание: вы были так добры, что согласились предоставить мне провести в уединении последние часы моей свободы; дайте же мне ими насладиться без помехи и продлите, насколько возможно, даруемую мне отсрочку.

- Об этом я позабочусь, - сказал отец, - никто больше не потревожит тебя. Но что за беспорядок в твоем туалете? Ты совсем растрепалась. Чтобы этого не было, когда я приду за тобой, жертва только тогда может быть благодетельна, когда ее приносят добровольно.