Легенда о Монтрозе.
Глава IX

Легенда о Монтрозе

Глава IX

Шекспир. «Кориолан»

В небольшой комнате, вдали от остальных гостей, собравшихся в замке, лорд Ментейт и Аллен Мак-Олей почтительно угощали всевозможными яствами сэра Дункана Кемпбела.

Между сэром Дунканом и Алленом завязался разговор об охоте или облаве, предпринятой ими сообща против Сыновей Тумана, с которыми рыцарь Арденворский состоял в такой же смертельной и непримиримой вражде, как и семейство Мак-Олей. Однако сэр Дункан вскоре оставил этот предмет и постарался перевести беседу на то, что его привело сегодня в замок Дарнлинварах. Ему было крайне прискорбно, говорил он, видеть, что близкие друзья и соседи, которым следовало бы стоять плечо к плечу, собираются вместо того перейти в рукопашную, и притом из-за такого дела, которое их вовсе не касается. Потому что какое дело вождям горных кланов до того, кто кого одолеет, король или парламент? Не лучше ли предоставить им ссориться и мириться, как им угодно, а вожди тем временем воспользовались бы случаем утвердить свою власть так прочно, чтобы после ни король, ни парламент не могли ее сломить? Он напомнил Аллену Мак-Олею, что меры, принятые в последнее царствование якобы для замирения горных округов, в сущности, клонились к тому, чтобы уничтожить патриархальное могущество вождей; при этом он припомнил ему знаменитое учреждение так называемых файфских «подрядчиков» на острове Льюис, присланных туда вследствие заранее составленного плана водворить чужестранцев среди кельтских племен, дабы постепенно истребить их древние обычаи, способы правления и отнять у них наследие отцов^[21].

- А между тем, - продолжал сэр Дункан, обращаясь к Аллену, - для поддержания деспотической власти того самого монарха, который все это задумал, многие хайлендерские вожди собираются обнажать меч и идти войной против своих же соседей, союзников и старинных сотоварищей.

- Не ко мне, - сказал Аллен, - а к брату моему, старшему сыну нашего отца и рода, подобает обращаться с такими доводами. Правда, и я брат Ангуса; но, будучи младшим в семье, я все равно что ближайший из его вассалов. Мое дело - собственным примером показывать остальным детям нашего клана полную готовность следовать за ним и с радостью исполнять его приказания.

- Да и повод к войне, - вмешался лорд Ментейт, - несравненно более общий и широкий, нежели сэр Дункан Кэмпбел, по-видимому, полагает. Дело не только в саксах или гэлах, оно не ограничивается горами или долинами и касается не одних хайлендеров или жителей равнин. Вопрос в том, будем ли мы терпеть деспотический гнет горсти людей, которые ничем не лучше нас, а захватили в свои руки всю власть, или же возвратимся под законную державу государя, против которого они бунтуют. Что же касается до интересов горных кланов, заранее прошу извинения у сэра Дункана Кэмпбела за свою откровенную речь, но все-таки скажу, что, по-моему, ясно, к чему ведет настоящее неправильное распределение власти: кончится тем, что непомерно возрастет значение одного только единственного клана в ущерб всем остальным вождям и их самостоятельности.

- Я не стану возражать вам, милорд, - сказал сэр Дункан Кэмпбел, - потому что знаю ваши предубеждения, знаю и то, откуда вы их почерпнули; но извините, если все-таки скажу, что, будучи главой одной из ветвей рода Грэмов, я и читал и слыхал о таком графе Ментейте, который не потерпел бы ни руководства в политике, ни командования на войне от какого-нибудь графа Монтроза!

- Напрасно вы трудитесь, сэр Дункан, - надменно отвечал лорд Ментейт, - вооружать мое тщеславие против моих убеждений. Предки мои получили от короля и титул свой, и звание; и неужели они помешали бы мне, в интересах королевского престола, действовать под начальством человека, который гораздо более меня годится в главнокомандующие? К тому же я никогда бы не допустил в себе такого чувства низкой зависти, которое воспрепятствовало бы мне подчинить свою руку и меч самому храброму, самому честному и благородному герою из всего шотландского дворянства!

- Как жаль, - промолвил сэр Дункан Кэмпбел, - что к такому пышному панегирику вы не можете прибавить слов «и самому стойкому, самому постоянному»… Но я не намерен обсуждать с вами этих вопросов, милорд, - продолжал сэр Дункан, движением руки как бы отстраняя возможность дальнейшего спора, - ваш жребий брошен; позволю себе выразить только мое искреннее сожаление о той горькой судьбе, на которую природная опрометчивость Ангуса Мак-Олея, а также и ваше влияние облекли моего доблестного друга Аллена, и весь его родовой клан, и много других хороших людей в придачу.

- Жребий брошен для всех нас, сэр Дункан, - молвил Аллен, взглянув на него мрачно и рассуждая со своей собственной, болезненной точки зрения, - железная рука всесильного рока запечатлела нашу судьбу на нашем челе задолго до того, как мы выучились чего-нибудь хотеть или хоть пальцем шевельнуть сознательно. Если бы это было не так, по чему же ясновидящий мог бы узнавать будущее, как не по тем призрачным предвестиям, которые и во сне и наяву представляются ему? Заранее предвидеть можно только то, что должно случиться непременно.

Сэр Дункан хотел возражать, и весьма вероятно, что между этими двумя хайлендерами завязался бы спор насчет самого темного и сомнительного метафизического вопроса, как вдруг дверь растворилась и вошла Анна Лейл со своим клэршахом в руках. Ее ясный взор и непринужденная походка изобличали смелость настоящей девы гор. Воспитанная в тесной дружбе с лэрдом Мак-Олеем и его братом, постоянно бывая в обществе лорда Ментейта и других молодых людей, посещавших замок Дарнлинварах, она была далеко не так застенчива, как бывают девушки, растущие преимущественно среди женщин и считающие нужным хотя бы притворяться робкими в обществе мужчин.

Она была одета по-старинному, потому что новые моды редко проникали в эти горы и еще труднее могли найти доступ в этот замок, населенный почти исключительно мужчинами, единственным занятием которых была война или охота. Однако одежда Анны не только шла к ней, но была довольно роскошна. Ее распашная кофточка с высоким воротником была из голубого сукна, богато расшитого серебром и с серебряными застежками, на случай если бы желали ее застегнуть. Широкие рукава доходили только до локтя и были обшиты золотой бахромой. Под этой верхней одеждой было другое, плотно прилегающее платье из голубого атласа, также богато вышитого, но оттенок его был гораздо светлее кофточки. Нижняя юбка была сделана из клетчатой шелковой материи, в которой преобладающим являлся тоже голубой цвет, что значительно умеряло обычную пестроту шотландского тартана, состоящего, как известно, из ярких и резко противоположных цветов. На шее у нее была серебряная цепочка старинной работы, и на этой цепочке висел ключ, которым она настраивала свой инструмент. Из-за воротника выставлялась небольшая фреза, прикрепленная у горла довольно ценной брошкой, которую подарил ей когда-то лорд Ментейт. Обильные, вьющиеся светлые волосы почти заслонили ее смеющиеся глаза, когда она закрасневшись и с улыбкой объявила, что Мак-Олей приказал осведомиться, не желают ли они послушать музыку?

Сэр Кэмпбел с удивлением и участием увидел это миловидное явление, прервавшее его спор с Алленом Мак-Олеем.

- Может ли быть, - шепотом спросил он его, - чтобы такое красивое, изящное существо состояло для музыкальных развлечений при домашнем обиходе вашего брата?

… она родня нашему семейству, - продолжал он с запинкой, но потом твердо прибавил: - И приемная дочь нашего дома.

С этими словами он встал с той почтительной вежливостью, на которую способен каждый хайлендер, когда считает это нужным, уступил свой стул Анне и затем начал ее угощать всем стоявшим на столе с таким усердием, которое, вероятно, продиктовано было стремлением показать сэру Дункану, что это особа не простая и вот как следует с ней обращаться. Но если таково было намерение Аллена, это оказалось излишним. Сэр Дункан и без того глаз не спускал с Анны и рассматривал ее с таким глубоким участием, какого не могла бы возбудить в нем уверенность в ее знатном происхождении. Анна даже смутилась от взгляда, который устремил на нее старый рыцарь. Она ощущала большое замешательство и долго не могла решиться начать свою музыку, но наконец подстроила инструмент и, ободряемая взглядами лорда Ментейта и Аллена, пропела следующую балладу, которую тот же мистер Макферсон-младший имел любезность перевести для нас таким образом:

того времени были несравненно чувствительнее к пению и рассказам, нежели их соседи, жители равнин; но даже и этим трудно было объяснить то смущение, с которым старик отвел глаза от певицы, как бы не желая дозволять себе такого интересного зрелища. Еще неожиданнее было изменение его сурового лица, обыкновенно выражавшего только гордость, здравый смысл и привычку повелевать и вдруг, под влиянием такой мелочной причины, изобличавшего столь странное волнение. Его хмурое чело наклонялось все ниже, так что сдвинутые густые, седые брови почти совсем закрыли глаза, однако на ресницах блеснуло нечто вроде слез. Он оставался в том же положении минуты две после того, как замер последний звук песни. Потом поднял голову и, взглянув на Анну Лейл, очевидно, хотел что-то сказать ей, но тотчас раздумал и только что обратился с речью к Аллену, как дверь растворилась и вошел хозяин дома.

21

В царствование Якова VI сделана была довольно странная попытка к цивилизации самой северной окраины Гебридского архипелага, а именно: остров Льюис сдан был, подобно какому-нибудь дикому и неизвестному краю, нескольким джентльменам, называемым подрядчиками; они были большей частью уроженцами графства Файф, и им дано было право занять остров и устроиться там. Вначале это предприятие пошло довольно удачно, но кончилось тем, что коренные жители, то есть кланы Мак-Леод и Мак-Кензи, восстали против пришельцев и перерезали их всех до одного. - Примеч. авт.

93

«Сиротка».