Роились пчелы в этот год
На наших липах так,
Что в селах толковал народ, -
Мол, где-то близко враг.
Мы вниз глядим и видим дым -
Горят и лес и дол:
Туда эрцгерцог Леопольд
Войска свои привел.
Австрийцы знатные твердят:
«Швейцарцев перебьем!
И стар и млад - все канут в ад,
Покончим с мужичьем!..»
Поет труба, ведет тропа
От Лиммата-реки,
Держа ряды, идут, горды,
Австрийские полки.
«Вы, господа, пришли сюда
Но невдомек вам, что беда
Настигнет вас в горах!
И прежде, чем затеять бой,
Покайтесь во грехах:
В Гельвеции легко с душой
Расстаться впопыхах».
«Но где же нам попа найти,
Чтоб наши души спас?»
«Швейцарский поп уже в пути,
Он выслушает вас.
В стальную ризу облачен
И властью облечен,
Он вам отпустит все грехи
Секирой и мечом!..»
Был колос от росы тяжел,
И жатва шла окрест,
И Хазенштайн[101] сюда пришел,
Властитель здешних мест;
Готов для ратных дел,
Бойцы отважны, и назад
Никто не поглядел.
С насмешкой молвил он:
«Мала,
О герцог, ваша рать,
И с вами - господу хвала! -
Не страшно воевать…»[102]
«Ты - Заячья Душа, ты - трус,
Ты - дичь, ты - наш обед!..»
«Вам не важна на дичь цена?» -
Спросил он их в ответ.
Сияют ленты шишаков,
Австрийский сомкнут строй,
Носы дворянских башмаков
Насыпаны горой.[103]
Смеются чужеземцы:
«Есть
Пожива для копья!
Ведь мало мужичья…»
Конфедераты в этот миг
Молились богу вслух,
Он в небе радугу воздвиг
И укрепил их дух.
И крови ток сильней стократ,
И доблесть высока,
И ринулся Конфедерат
На конные войска!
И рыкнул Лев[104], рассвирепев,
И конница пошла,
Со свистом свой взметнули гнев
Ядро, копье, стрела.
Увлечена игрой слепой
Орава топоров -
И ветки падали щепой
На травяной покров.
Но рать австрийская стоит,
И рассердился Винкельрид,
Воинственный мужик:
«Меня в деревне ждет жена
И малый сын зовет,
Да не забудет их страна! -
А я пойду вперед.
Дворяне с копьями тверды,
Но, вопреки копью,
Я вражьи сокрушу ряды
И путь своим пробью!..»
И Винкельрид, рванувшись в бой,
Ударив, как таран,
Обламывал самим собой
Оружие дворян.
Пять дротиков пронзили шлем,
И шесть - в его боку,
Но вражий он прорвал заслон
И умер на бегу.
И гордый Лев поник, узрев,
Он, рабство кровью одолев,
Освободил народ…
Туда, в проломленную брешь,
Ворвался весь отряд:
«Мечом, ножом - руби и режь,
Круши дворян подряд!..»
И Лев издал уже не рык,
А вой, страшась врага,
И разъяренный Горный Бык[105]
Вонзил в него рога.
Потерян стяг, потерян щит
Под Земпахом - и вот
Пол монастырский весь трещит
От беглецов-господ.
Был Леопольд из смельчаков,
Хранивших гордый вид,
Но он пошел на мужиков,
И ими был убит.
…Спросила телка у быка:
«Я ль не права, что зла?
Чужая знать издалека
Доить меня пришла».
Один удар рогов в живот,
Один удар копыт -
Кишки распороты, и вот
В могиле рыцарь спит!..
…Австрийский дворянин от нас
Бежал, оставив бой,
Но прибыл он в недобрый час
К стихии голубой.
Он и слуга его, солдат,
За то, чтоб сесть в челнок,
Ван Роту[106], рыбаку, сулят
И рай и кошелек.
Тот, чуя выгоду свою,
Поплыл на этот зов,
Причалил к берегу ладью
И принял беглецов.
Прибой одолевал,
Кивнул солдату, чтобы тот
Бил в спину, наповал.
Нож выхвачен, но смерти день
Для парня был далек:
Он, на воде увидев тень,
Перевернул челнок.
Веслом их оглушил, пока
Они пытались всплыть:
«Ну, пейте вволю! Рыбака
Вовек вам не убить!
Двух рыб поймал сегодня я,
Добыча хороша:
Немало стоит чешуя,
А мясо - ни гроша!..»
…Меж тем гонец пришел, дрожа,
В австрийский край, домой:
«Ах, злые вести, госпожа!
Убит хозяин мой.
И пал он на войне…»
«О, боже! - вскрикнула она. -
Дай силы выжить мне!..»
Воспел раздор долин и гор
Швейцарский бард один -
Альберт Башмачник[107] звался он,
Люцернский гражданин.
И он, сдается, весел был,
Когда восславить мог
Кровавый берег, где явил
Нам свет и милость бог.