Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад.
Глава IV. Воздушные замки

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад. Глава IV. Воздушные замки (старая орфография)

ГЛАВА IV.
Воздушные замки.

Я уже заметил, что наш герой выработал в себе из слишком легкомысленного чтения капризный, искуственный, брезгливый вкус, и не только стал неспособен к серьезным, трудным занятиям, но даже дошел до того, что ему опротивело то самое, в чем он прежде находил наслаждение.

Ему узко минуло шестнадцать лет, когда сер Эверард обратил внимание на постоянно возраставшее пристрастие своего племянника к уединению и мечтательности. Он старался побороть эти наклонности, возбудив в нем любовь к охоте, которая была его любимой забавой в юности. Эдуард с удовольствием охотился впродолжение целого осенняго сезона, по когда он привык довольно ловко обращаться с ружьем, то эта забава уже перестала его занимать.

праздности, ужение всего менее способно занять человека в одно время ленивого и нетерпеливого; а потому наш герой вскоре забросил свою удочку. Общество и пример других людей, которые более всего влияют на естественные наши наклонности, подчиняя их своему влиянию, могли бы подействовать и на этого юного мечтателя, но окрестности Вэверлейского замка были очень мало населены, и юные сквайры, воспитанные дома, не могли быть товарищами Эдуарда, а тем более подстрекнуть его к соревнованию в тех препровождениях времени, которые составляли всю цель их жизни.

В графстве находилось несколько молодых людей, лучше воспитанных и более либерального направления, по их общество было в некоторой степени закрыто для Эдуарда. Во смерти королевы Анны, сер Эверард отказался от звания депутата, и мало по малу со старостью и уменьшением числа его современников, он удалился от общества, так что когда по какому нибудь особому случаю Эдуард сходился с образованными и хорошо воспитанными молодыми людьми его звания и положения в свете, он чувствовал их превосходство не столько по количеству знаний, сколько по умению воспользоваться тем что они знали. Кроме того, его отвращение к обществу увеличивалось еще тем, что малейшее подозрение в несоблюдении правил учтивости чрезвычайно его мучило; действительное преступление не возбуждает в некоторых умах таких укоров совести, как в застенчивом, неопытном юноше сознание, что он нарушил этикет или послужил предметом насмешек. Там где мы не чувствуем себя дома, нам не может быть приятно, и потому не удивительно, что Эдуард Вэверлей не любил общества и считал себя неспособным для него, тогда как это происходило лишь оттого, что он не приобрел еще привычки обращаться в обществе., находить в нем удовольствие и в свою очередь доставлять удовольствие другим.

предания и генеалогия, составлявшия главный предмет всех разговоров сера Эверарда, представляют резкий контраст с амброю, которая сама по себе драгоценное вещество, но заключает обыкновенно насекомых, кусочки тростника и пр., тогда как предания сами по себе, не имея никакого значения, служат единственным средством к увековечению многого хорошого из древних обычаев, а также к сохранению таких любопытных, хотя мелких фактов, которые иначе изгладились бы из памяти. Поэтому хотя Эдуард Вэверлей иногда и зевал, слушая сухой перечень своих предков, внутренно роптал на неумолимую точность, с которой сер Эверард. определял различные степени родства, соединявшия дом Вэверлеев с другими могущественными баронами, рыцарями и сквайрами, и проклинал (не смотря на все, чем он был обязан трем горностаям) в глубине сердца геральдический язык со всеми его драконами, грифами, кротами и пр. с горечью самого Годспура, - но были минуты, когда эти рассказы возбуждали его и вполне вознаграждали его внимание.

Опт. готов был без устали с блестящими глазами и трепещущим сердцем слушать о подвигах Вилиберта Вэверлея в Святой Земле, о его долгом отсутствии и опасных приключениях, о его предполагавшейся смерти и возвращении в тот самый вечер, когда его невеста вышла замуж за героя, охранявшого ее от оскорблений и насилия во время его отсутствия, о благородстве, с которыми, он отказался от своих прав на красавицу и потом искал в соседнем монастыре того блага, которое не могло быть от него отнято {Подобная семейная легенда сохранилась в рыцарском роде Брадсгэ, владетелей Гэ-Гола в Ланкашире, где, как мне передавали, она изображена на разноцветном стекле окна. Немецкая баллада "Благородный Морингер" основана на таком же предании; но без сомнения подобное событие могло повториться несколько раз, так как при громадном отдалении и неправильных сообщениях, ложные известия о смерти крестоносцев могли часто распространяться и встречать иногда в их семействах полное доверие. Автор.} и так далее, и так далее. Не менее волновал его рассказ мис Рэчель о страданиях и мужестве лэди Алисы Вэверлей во время великой междоусобной войны. Добродушные черты почтенной старой девы принимали величественное выражение, когда она рассказывала, как посkе битвы при Вурстере Карл нашел убежище в Вэверлейском замке и как лэди Алиса, узнав о приближении кавалерийского отряда, приказала сыну с горстью слуг удержать неприятеля, хотя бы ценою жизни, пока король успеет спастись бегством. "И упокой ее Господи, продолжала мис Рэчель, устремляя взоры на портрет героини, - она заплатила за спасение короля жизнью своего любимого сына. Его принесли сюда пленного, смертельно раненого; ты можешь проследить по каплям крови, как его несли из больших сеней, через маленькую галлерею в гостиную, где его положили к ногам матери. Но он умер спокойно, отгадав по её взгляду, что цель его отчаянной защиты достигнута". - "Я сама помню, прибавляла старая дева, - одну девицу, знавшую и любившую его. Мис Люси Сент-Обен осталась на всю жизнь старой девой ради его, хотя она была одна из самых красивых и богатых невест нашего края; весь свет ухаживал за нею, но она всю жизнь носила вдовий траур по бедном Вильяме, с которым она была обручена, но не обвенчана, и умерла в *** я не помню когда, но я помню очень хорошо, что в ноябре того года, она, почувствовав близость смерти, пожелала увидеть еще раз Вэверлей-Онор. Она посетила все места, где некогда бывала с моим дедом, просила снять ковры, чтобы взглянуть на следы его крови, и если-б слезы могли их смыть, то их теперь не было бы видно, так как все в доме плакали навзрыд. Самые деревья, Эдуард, разделяли её горе, и листья их падали вокруг, хотя не было ни малейшого ветра; действительно, казалось, ей не увидать их более зелеными".

Выслушав подобные легенды, наш герой предавался долгим мечтаниям. В углу большой мрачной библиотеки, едва, освещенной догоравшими головешками в громадном камине, он вызывал в своем воображении как бы живые образцы прошедшого. Пред ним возставала великолепная сцена брачного пира в Вэверлейском замке; он видел как явился незаметным зрителем счастья его наследника и невесты мужественный, раненый владелец замка в одежде скромного богомольца; как пораженные неожиданным открытием васалы бросались к оружию; как безмолвно стояли изумленные, испуганные молодые; как Вплиберт с смертельной агонией заметил, что сердце его невесты было отдано другому вместе с рукою и как он с глубоким чувством и гордым достоинством, бросив полуобнаженный меч, вышел на веки из дома своих предков. Потом сцена мгновенно изменялась, и воображение рисовало перед юным Эдуардом трагедию, рассказанную теткой Рэчель. Вот лэди Вэверлей сидит в своей комнате, напрягая слух и едва сдерживая тревожное биение сердпа; она прислушивается к утихающим вдали звукам подков королевского копя, - и когда умолкло последнее их эхо, она слышит в каждом шелесте деревьев парка грохот отдаленной сечи. Вдали слышится шум как бы быстрого потока; он приближается, и Эдуард ясно различает топот лошадей, крики людей и пистолетные выстрелы. Лэди Вэверлей вскакивает, в комнату вбегает испуганный слуга - но зачем продолжать подобные описания?

замок и далеко превосходившее размеры обыкновенного парка, называлось Вэверлейской Дубравой; первоначально тут действительно был густой лес, и теперь хотя пробиты были просеки, на которых резвились молодые олени, но эта местность все еще сохраняла свой дикий вид. По различным направлениям ее пересекали большие аллеи, во многих местах поросшия кустарником, но в которых когда-то блестящия красавицы останавливались и смотрели на травлю оленя собаками или сами стреляли в зверя из лука. В одном месте еще красовался готический монумент, заросший мхом и носивший название Королевской Стоянки, так как Елисавета, говорят, с этого места сама лично убила семь коз. Это была любимая цель прогулок Вэверлея. Часто с ружьем и с собакой, служившими предлогом для других, и с книгою в кармане, служившей предлогом для него, он углублялся в одну из этих длинных аллей, которая, идя в гору на протяжении четырех миль, постепенно съуживалась и наконец превратясь в узкую тропинку проходила Мирквудскую чащу и неожиданно оканчивалась на берегу маленького мрачного, глубокого озера, также носившого название Мирквудского пруда. Там в прежния времена на скале, почти со всех сторон окруженной водою, возвышалась уединенная башня, прозванная Вэверлейской Твердыней, потому что в опасные времена она служила убежищем для семейства. Там в эпоху войн Алой и Белой Розы последние сторонники Алой Розы продолжали партизанскую войну, пока эта башня не была взята знаменитым Ричардом Глостерским. Там же долго держался отряд приверженцев Стюартов под предводительством Найджеля Вэверлея, старшого брата Вильяма, судьбу которого прославляла мис Рэчель. В этих местах Эдуард любил предаваться своим светлым и мрачным мечтаниям; здесь, подобно ребенку, окруженному игрушками, он, заимствуя из запаса своего воображения блестящие, по пустые образы, составлял из них великолепные фантазии, сиявшия также лучезарно и также быстро исчезавшия, как пурпуровые тени на вечернем летнем небе. Какое влияние имело подобное препровождение времени на его характер мы увидим в следующей главе.