Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад.
Глава IX. Еще н е сколько слов о замке

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад. Глава IX. Еще н е сколько слов о замке (старая орфография)

ГЛАВА IX.
Еще несколько слов о замке.

Удовлетворив своему любопытству быстрым обзором всей окружавшей его сцены, Вэверлей постучал тяжелым молотком в дверь сеней, над которой виднелась надпись: 1594 год; но никто не откликнулся на этот стук, хотя он раздался в самых отдаленных покоях, повторился громким эхом за стенами двора и разбудил не только голубей в их древнем жилище, но и деревенских собак, которые предались было сну на навозных кучах. Этот тщетный шум вскоре надоел Вэверлею, и он подумал, что очутился в замке Орголио, подобно победоносному принцу Артуру.

¹) Громко в доме стал он кричать, но на его крик не было ответа; повсюду, в покоях и сенях, царило мертвое молчание; не слышно было человеческого голоса, не видно было человеческого лица.

Почти убежденный, что он встретит старика "старого-престарого, с бородою седой как снег", которого он разспросит об этом пустынном замке, наш герой направился к маленькой дубовой калитке, усеянной железными гвоздями и находившейся в углу стены, у самого дома. Не смотря на свой грозный вид, она была закрыта только щеколдою, отодвинув которую Эдуард очутился в саду, представлявшем чрезвычайно приятное зрелище {В Равельстоне ложно видеть. доселе подобный сад, сохраненный в целости, благодаря художественному вкусу друга и родственника автора, сера Александра Кита. Однако, как сад, так и дол гораздо меньше, чем предполагаемое жилище и сад барона Брадвардина. Автор.}. Южная сторона дома, покрытая шпалерою фруктовых деревьев и вьющимися, вечно зелеными растениями, простирала свой неправильный, но почтенный фасад вдоль терасы, частью вымощенной, частью усыпанной песком и частью усаженной цветами и отборными кустарниками. С этой терасы вели в сад три лестницы, одна в средине и две по сторонам; а вдоль её тянулась каменная решетка с тяжелой балюстрадой, украшенной уродливыми фигурами зверей, сидящих на задних лапах, между которыми первое место занимал любимый меедидь. Среди терасы, между стеклянной дверью из внутренних комнат и центральной лестницей, громадная фигура медведя держала на голове большие солнечные часы, на которых было изображено много математических фигур, не понятных для Эдуарда.

Сад, содержанный очень тщательно, изобиловал фруктовыми деревьями, цветами и кустарниками, подстриженными в различные чудовищные фигуры. Он состоял из нескольких терас, которые постепенно опускались от западной стены дома до мирного ручейка, представлявшого границу сада; по несколько далее этот ручей, с грохотом низвергаясь с могучей плотины, придававшей ему временно мирный характер, представлял красивый водопад, над которым возвышалась восьмиугольная беседка с золоченым медведем вместо флюгера. После этого подвига, ручей, возвратив себе свою природную быстроту, исчезал из глаз в лесной чаще, среди которой возвышалась масивная, полуразвалившаяся башня, прежнее жилище баронов Брадвардинов. На берегу ручья против самого сада простирался небольшой лужок, на котором обыкновенно мыли белье; а далее виднелись старинные, густые деревья.

Вся эта сцена, хотя довольно приятная для глаз, конечно не могла равняться с зрелищем, которое представляли сады Альцины, по все же и тут не было недостатка в "due donzelette garrule" {Ариост - Две щебечущия девушки.} очарованного рая; на зеленом лужку две молодые девушки, стоя в громадных корытах, исполняли своими голыми ногами обязанность вновь изобретенной, патентованной машины для стирки белья. Однако оне не приветствовали неожиданного гостя гармоническим пением, как нимфы Армады, но испуганные появлением на противоположном берегу красивого незнакомца, быстро опустили свои одежды, или вернее сказать свою единственную одежду, которая слишком много выказывала их обнаженные ноги и восклицая с странною смесью скромности и кокетства "мужчина", бросились в различные стороны, с быстротою ланей.

Вэверлей уже начинал отчаиваться, думая что ему не проникнуть в этот пустынный, очарованный замок, как вдруг в одной из аллей сада показался человек. Предполагая, что это садовник, или какой нибудь другой слуга, Эдуард спустился с терасы и пошел к нему навстречу. Но прежде чем он поравнялся с незнакомцем и разглядел его черты, он уже был поражен его странными жестами. Он то скрещивал руки над головою, подобно индийцу, раскаивающемуся в своих грехах, то опускал обе руки по швам и медленно махал ими, подражая маятнику, то наконец бил себя по груди, как делают возницы, поджидая седоков в зимние холода, чтоб согреть руки. Его походка была также удивительна, как жесты: он то прыгал на правой ноге, то на левой, то крепко сжав обе ноги, скакал как сумашедший. Его одежда была тоже странная, старомодная; она состояла из серой куртки с красными обшлагами и разрезанными рукавами с красной подкладкой; остальная одежда была того же цвета, не исключая чулок, а красная шляпа была украшена пером индейского петуха. Подойдя ближе, Эдуард, на которого он по видимому вовсе не обращал внимания, заметил, что его черты вполне подтверждали то что давали предчувствовать его жесты и одежда. Очевидно, не идиотство и не безумие придавали его естественно красивому лицу тревожное, дикое выражение, по какая то смесь и того и другого, то есть простоты идиота и чудовищности безумного воображения. Он пел с большим жаром и не без искуства старинную шотландскую балладу:

¹) О, коварная любовь! Неужели ты обманул меня так низко, летом среди цветов? Я отплачу тебе за все зимою, среди холодных дождей. Если ты, желанный, по вернешься ко мне, то я подарю улыбкой других мужчин, как ты дарил любовью других девушек.

Неожиданно подняв глаза, которыми он дотоле пристально следил в такт ли идут его ноги, он увидал Вэверлея и быстро снял шляпу, сопровождая это движение многочисленными почтительными знаками удивления и приветствия. Хотя Эдуард мало надеялся получить разумный ответ от такой личности, но он все же спросил дома ли Брадвардин и где все его слуги. Он получил ответ, но незнакомец подобно кудеснице Талабы говорил в стихах

¹) Рыцарь поехал в горы на охоту, а его жена пошла в лес плести венки. Пол в покое Елены устлан шелковистым мхом, чтоб безмолвно замирали шаги лорда Вильяма.

He поняв ничего из этого странного ответа, Эдуард повторил свои вопросы, по из быстрой речи загадочного существа на каком то странном наречии он понял только слово дворецкий. Тогда он просил провести его к дворецкому, и незнакомец, подмигнув многознаменательно и пригласив знаком Эдуарда следовать за ним, отправился прыгая и танцуя по той же аллее, по которой пришел. "Странный проводник, подумал Эдуард, - он похож на клоунов Шэкспира; не совсем то благоразумно вверяться его путеводительству, но люди умнее меня позволяли руководить собою дуракам". Между тем он достиг конца аллеи, где повернув в небольшой цветник, огражденный от северных и восточных ветров густой тисовой изгородью, он увидал старика, который сняв сюртук работал с лопатою в руке. По его наружности трудно было решить, дворецкий ли он или садовник; красный нос и плоенная рубашка подтверждали первое предположение, а смуглое, загорелое лицо и зеленый фартук обнаруживали в нем "прадеда Адама возделывавшого землю". Дворецкий или маиордом (ибо это действительно был второе административное лицо в поместье, и даже в своем собственном ведомстве, в кухне и погребе, он, как министр внутренних дел, был выше управляющого Маквибля) поспешно бросил лопатку и надел сюртук, взглянув гневно на проводника Эдуарда за то вероятно, что он привел к нему чужестранца в ту минуту, когда занимался такой тяжелой и унизительной для его звания работой. Оправившись от минутного смущения, он почтительно спросил что было угодно молодому джентльмену, и узнав, что он желал видеть барона Брадвардина, и также что его звали Вэверлей, старый слуга произнес, торжественно кланяясь:

-- Я могу смело уверить вас, что его милость будет очень рад вас видеть. Не угодно ли вам, мистер Вэверлей, после путешествия отдохнуть или чего нибудь закусить? Его милость отправился со всеми людьми рубить Старую Ведьму и оба садовника (он произнес "оба" с особым ударением) пошли туда же; а я покуда забавляюсь приготовлением гряд для мис Розы. К тому же я здесь близко от его милости, если ему что нибудь потребуется. Я чрезвычайно люблю заниматься садоводством, но не имею на это времени.

Дворецкий взглянул на него гневно, и назвав его по имени Дэви Джелатлей, приказал, отыскан его милость у Черной Ведьмы, объявить ему, что с юга приехал джентльмен.

-- Может этот бедняга доставить письмо? спросил Эдуард.

Вэверлей передал письмо дяди Джелатлею, который по видимому вполне подтверждал замечание дворецкого, вотуму что не успел последний отвернуться, как он сделал уморительную гримасу, придав своему лицу выражение карикатурных головок на немецких трубках. Потом он как то странно поклонился Вэверлею и побежал подпрыгивая исполнить его поручение.

мис Розу, от преследовавшого ее нового английского быка из поместья Киланкурейта, мы называем его Дэви-мало-делай, хотя мы могли бы его называть также верно Дэви-ничего-не-делай. Действительно с тех пор, как он надел пеструю одежду для забавы его милости и моей юной госпожи (у богатых всегда свои капризы), он только и делает что бегает и пляшет по всем закоулкам града, да иногда вычистит удочку лэрда или сам, быть может, когда нибудь наудит блюдо форели. Но вот идет мис Роза, которая, я вас могу заверить, будет очень рада увидать в доме её отца в Тюли-Веолане одного из представителей дома Вэверлеев.

Но Роза Брадвардин вполне заслуживает, чтоб её недостойный историк посвятил ей особую главу, а теперь мы можем заметить, что Вэверлей впервые узнал из разговора со старым дворецким, что в Шотландии каждый отдельный дом называется градом, а идиот шут - Божьим человеком {Я не знаю как давно прекратился к Англии старинный общепринятый обычай держать шутов. Свифт написал эпитафию шуту графа Суфолка по имени Дики Гирса. В Шотландии этот обычай существовал еще до конца прошлого столетия. В Гламиском заике показывают доселе очень красивую одежду одного из шуток, украшенную многочисленными бубенчиками. Более тридцати лет тому назад у одного из первых шотландских вельмож был шут, который вмешивался во не разговоры, но слишком зазнался и был прогнан за то, что сделал предложение одной из дочерей своего патрона и приказал окликать свой брак в церкви. Автор.}.