Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад.
Глава XXII. Поэзия горцев

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вэверлей или Шестьдесят лет тому назад. Глава XXII. Поэзия горцев (старая орфография)

ГЛАВА XXII.
Поэзия горцев.

После первых приветствий Фергус сказал своей сестре: "Прежде чем я возвращусь к варварским обрядам наших предков, я должен предупредить тебя, милая Флора, что капитан Вэверлей поклонник кельтской музы, быть может потому, что для него непонятен её язык. Я указал на тебя, как на замечательную переводчицу поэтических произведений наших горцев, хотя по моему мнению Мак-Муррог восхищастся твоими переводами на том же основании, на котором капитан Вэверлей восхищается оригиналами - потому что он не понимает их. Будь так любезна, прочти или спой нашему гостю по-английски тот удивительный набор имен, который Мак-Муррог сочинил на гаэльском наречии. Отдаю жизнь за перо тетерева, если ты не переложила этой песни; я хорошо знаю, что у вас происходят постоянные совещания с бардом, и что тебе известны его импровизации гораздо раньше, чем он повторяет их в нашей зале".

-- Как можешь ты говорить такия вещи, Фергус? Для иностранца, - англичанина, должны быть очень мало интересны эти стихотворения, хотя бы они были переведены много так искусно, как ты уверяешь.

-- Они интересуют его столько же, сколько и меня, прелестная Флора. Сегодня ваше произведение - я стою на том, что ты принимала в нем участие - стоило мне последняго серебряного кубка в замке, и вероятно обойдется мне еще дороже на будущей cour plénière, если вдохновение сойдет на Мак-Муррога; ты знаешь пашу поговорку: когда рука вождя оскудевает, песни барда застывают на устах его. Признаюсь, я был бы рад, еслибы это случилось: в настоящее время три вещи совершенно безполезны для горца, - меч, которым он не должен владеть, бард воспевающий деяния, которым он не смеет подражать, и большой кожаный кошель, в который ему нечего класть.

-- Если ты разоблачаешь мои тайны, Фергус, я не считаю нужным умалчивать о твоих. Поверьте, капитан Вэверлей, что брат мой слишком горд, чтобы променять свой меч на маршальский жезл; что он ставит Мак-Муррога гораздо выше Гомера, и не отдаст своего кошелька из козлиной кожи за все луидоры, которые могли бы поместиться в нем.

-- Складно сказано, Флора: зуб за зуб, как Конан {См. Прил. XIII, Конан шут.} заметил диаволу. Ну, потолкуйте вдвоем о бардах и поэзии, или, если хотите, о мечах и кошельках; а я вернусь в залу кончить пир с сенаторами племени Айвора. С этими словами он вышел из комнаты.

Разговор продолжался между Флорой и Вэверлеем, так как две нарядно одетые молодые девушки, по видимому её компаньонки и прислужницы, не принимали в нем никакого участия. Обе хорошенькия, оне составляли как бы рамку, в которой тем резче выделялась красота и обворожительная миловидность их госпожи. Разговор сошел на тему указанную Фергусом, и Вэверлей слушал с наслаждением и удивлением рассказ Флоры о кельтской поэзии.

-- Зимою, сказала она, любимое удовольствие горцев - слушать у пылающого очага поэмы, в которых воспеваются подвиги героя, страдания влюбленного и войны между враждебными кланами. Многия из этих поэм очень древняго происхождения; если их переведут на один из языков цивилизованной Европы, то оне без сомнения произведут глубокое впечатление и найдут обширный круг читателей. Есть между ними и более современные; таковы произведения наших семейных бардов, которых более знатные и могущественные вожди держат в качестве поэтов-летописцев клана. Песни эти не все одинаково замечательны; оне много теряют в переводе, и красоты их вовсе недоступны людям, не сочувствующим настроению поэта.

-- Бард, который произвел сегодня такое сильное впечатление на слушателей, принадлежит к числу любимых певцов у горцев? спросил Вэверлей.

-- Вы предлагаете затрудительный вопрос. Он пользуется громкой известностью у своих земляков, и вы не можете ожидать, чтоб я стал умалять его достоинства {У горцев почти все певцы были импровизаторами. Капитан Бурт (автор Писем из Северной Шотландии) имел случай встретить одного такого певца за столом у Ловата.}.

-- Но все присутствующие, мис Мак-Айвор, воодушевились при звуках его песни.

-- Она содержит ни более, ни менее как перечень горных кланов с указанием их отличительных особенностей, и с познанием к присутствующим хранить в памяти деяния предков и стараться подражать им.

-- Мне показалось, как ни странна такая догадка, что певец намекнул обо мне в своей песне.

-- Вы одарены быстрой наблюдательностью, капитан Вэверлей; и на этот раз она вас не обманула. Гаэльское наречие чрезвычайно певуче, и поэтому очень удобно для случайных импровизаций; а наши барды редко упускают случай увеличить эфект прежде сочиненной песни, вставляя в нее строфы, намекающия на обстоятельства, при которых она поется.

-- Я бы отдал лучшого своего коня, чтобы узнать что мог сказать ваш горный бард обо мне, недостойном южанине?

-- Вы можете удовлетворить вашему любопытству не пожертвовав даже волоском гривы. - Уна, голубушка (Флора сказала несколько слов на ухо молодой девушки, которая присела и выбежала из комнаты). Я поручила Уне узнать у барда в каких выражениях он упомянул о вас, и наперед предлагаю вам услуги драгомана.

Через несколько минут камеристка возвратилась и повторила своей госпоже несколько гаэльских стихов. Флора задумалась, и потом, слегка покраснев, обратилась к Вэверлею.

-- Я не могу, без некоторого опасения уронить себя, исполнить ваше желание, капитан Вэверлей. Я переложила на грубый английский язык начало той песни, которую вы слышали сегодня, и попытаюсь прибавить к моему переводу относящияся к вам строфы, если вы дадите мне на это несколько минут. Мы кончили пить чай, а вечер прекрасный; Уна проводит вас до моего любимого места в долине, а я догоню вас с Кэтлин.

Уна, выслушав наставление, данное ей на родном языке, повела капитана Вэверлея новым путем к выходу. В коридоре до него донеслись звуки волынок и шумные рукоплескания гостей. Выйдя на свежий воздух, они углубились в дикую, узкую, безотрадную долину, в которой был построен замок; прихотливые извилины ручья указывали им путь. На разстоянии четверти мили от дома, два ручья сливались в небольшую речку. Один из них, более широкий, протекал по длинной, обнаженной долине, которая, на сколько мог видеть глаз, тянулась однообразной полосой, окаймленной двойною цепью гор. Другой, источники которого находились в горах налево от долины, казалось, вырывался из очень узкого и темного ущелья между двумя огромными скалами. Течение двух ручьев было различно. Более широкий пес свои воды спокойно, почти лениво, порой образуя глубокие омуты, порой застаиваясь в темно-лазурных заводях; напротив, маленький ручеек белой пеной разбивался по камням и бешено стремился вперед, как взмыленный копь, вырвавшийся на свободу.

для Флоры, шла в местности совершенно иного характера. Вокруг замка все было голо, пусто, холодно; по природа, хотя и не приветливая, глядела там как-то кротко и смиренно, здесь же узкая долина как будто вела в сказочное царство. Скалы громоздились друг на друга в самых причудливых формах. В одном месте утес стоял необъятной громадой поперег дороги, как бы запрещая путешественнику идти далее. Только подойдя к самой подошве его, Вэверлей заметил, что тропинка делает крутой поворот и огибает гигантское препятствие. В другом месте скалы, торчавшия но обеим сторонам дороги, так близко наклонились друг к другу, что две ели, брошенные на них и обложенные газоном, образовали род моста на высоте полутораста футов. Лост этот был без перил, и едва имел три фута в ширину. Для зрителя, стоявшого внизу, он выделялся черной полоской на клочке голубого неба, незаслонеиного нависшими верхушками утесов. Вэверлей глядел на опасный проход и ужаснулся, когда Флора с своей спутницей появилась на дрожащих бревнах, подобно неземному существу, повисшему в воздухе; заметив его внизу, она приостановилась и грациозно и беззаботно махнула ему платком. Но у Вэверлея голова кружилась при виде её опасного положения, и он не был в состоянии ответить на её приветствие. Он только тогда вздохнул свободно, когда чудное видение сошло с опасной высоты и скрылось на другой стороне.

Вэверлей пошел вперед, под тот самый мост, который его так напугал. Тропинка удалялась от берега и поднималась круто в гору; долина расширялась и переходила в лесной амфитеатр, поросший березой, молодыми дубками, орешником и тисовыми деревьями. Горы раздвигались и уходили в даль, по все же выставляли над мелким лесом свои серые, нахохленные гребни. Еще выше утесы торчали острыми иглами и отдельными вершинами, порою обнаженными, порою окутанными в лесной покров или облепленными ярким вереском. Тропинка, потеряв из виду ручей, прихотливо изогнулась и совершенно неожиданно привела Вэверлея к романтическому водопаду, который не поражал ни высотой падения, ни массою воды, но был чрезвычайно живописно обставлен. Вода падала с высоты двадцати футов и собиралась в широком естественном басейне, который наполняла до краев; там где брызги и пена не мутили ее, она была до того прозрачна, что можно было разглядеть малейший камешек на дне, не смотря на очень значительную глубину. Из басейна ручей вырывался через трещину в скалистом выступе и образовал второй водопад, который, казалось, исчезал в пропасти; на дне обрыва ручей бежал между темными, гладкими камнями, отполированными сердитой волной, и продолжал журча свой путь в долине, по которой Вэверлею пришлось перед тем подниматься. Берега романтического басейна были прекрасны; по красота их отличалась суровым, внушительным характером, и дышала чем-то величественным. Выступы, покрытые густым мхом, прерывались громадными обломками скал; местами на них росли кусты и деревья, из которых многие были посажены по указанию Флоры, но так искусно, что нисколько не уменьшали романтической дикости местоположения, и в то же время делали ее более привлекательной {См. Прил. XIV, Водопад.}.

Здесь, подобно грациозной фигурке на пейзаже Пусена, Вэверлей застал Флору, которая глядела на воду. В отдалении стояла Кэтлин, с небольшой шотландской арфой в руках. Флора выучилась играть на ней у Рори Далля, одного из последних арфистов западного нагория Шотландии. Заходящее солнце яркими, раскаленными лучами освещало все предметы; оно, казалось, придавало какой-то нечеловеческий блеск выразительным черным глазам Флоры, резко обрисовывая её прелестную, стройную фигуру. Эдуард невольно подумал, что никогда в самых необузданных мечтах своей фантазии он не мог представить себе такого очаровательного женского образа. Дикая красота уединенной местности увеличивала своим магическим влиянием смешанное чувство восторга и благоговения, с которым он подошел к Флоре; ему чудилась в ней прекрасная волшебница Воярда или Ариоста, одним взмахом жезла обращающая в райские сады дикую, безотрадную пустыню.

Как всякая красавица, Флора сознавала свою силу и не без удовольствия заметила впечатление, которое произвела на молодого офицера, остановившагося перед ней в почтительно смущенной позе. Но она поняла своим чутким умом, что романтическая местность и другия случайные обстоятельства имели также большое влияние на чувства, под обаянием которых находился Вэверлей. Не зная его мечтательного, крайне впечатлительного характера, она видела в его смущении мимолетную дань, которую всякий молодой человек неизбежно принес бы при такой обстановке женщине даже менее привлекательной, чем она. Поэтому она спокойно направилась к месту на столько отдаленному от водопада, что шум его не, заглушал, а как будто вторил звукам голоса и инструмента, и взяв из рук Кэтлин арфу села на мшистый обломок скалы.

-- Я вас заставила пройтись сюда, капитан Вэверлей, надеясь, что местность покажется вам не безпитерсспою; к тому же песни горцев пострадали бы еще более в моем неискусном переводе, если б я стала петь их без дикого, своеобразного акомпанимента. Выражаясь поэтическим языком нашей страны, кельтская муза живет в густой мгле уединенных и таинственных утесов, а голос её сказывается в журчании горного ручья. Кто хочет посвятить себя этой музе, должен полюбить обнаженные скалы сильнее плодоносных долин, и предпочесть веселым пирам уединение пустынь.

Едва ли бы кто мог спокойно выслушать это объяснение прелестной девушки, сказанное голосом восторженно мелодичным, и удержаться от восклицания, что муза, к которой она взывала, не могла бы никогда найти себе лучшей представительницы; эта мысль промелькнула в голове Вэверлея, но он не осмелился высказать ее. Дикое чувство романтического восторга дошло в нем почти до болезненного апряжения, когда Флора взяла на арфе первые акорды. Он бы ни за что в мире не отошел от нея, а в то же время ему хотелось быть одному, чтоб на свободе разобрать и постараться понять волновавшее его сложное чувство.

Флора заменила мерный, монотонный речитатив барда возвышенным и малоизвестным горным мотивом, который некогда служил боевою песнью. После нескольких безпорядочных звуков она начала дикую, своеобразную прелюдию, которая хорошо согласовалась с отдаленным шумом падающей воды и с шелестом осиновых листьев, висевших над головой прелестной певицы. Следующие стихи дадут слабое понятие о тех ощущениях, которые охватили Вэверлея при звуках пения и акомпанимента:

Battle Song.

¹) Боевая песнь.

На горах туман и ночь в долине, но мрачнее той ночи сон гаэльских сынов. Пришел чужеземец - и заснула страна; кровь в сердце застыла, рука онемела.

Нож и щит лежат заброшенными в пыли, незнакомый с кровью меч под ржавчиной краснеет; если пушка забредет в наши горы и долины, ей придется воевать лишь с тетерькой и оленем.

Если бард воспоет деяния героев, пусть краснеет и казнится за песни свои! Пусть умолкнут все струны, затихнут все звуки, что нам говорят о славе минувшей.

Но мрачное время дремоты прошло; в горах наших брежжет свет покой зари; луч спета упал на Глиналадальский утес, и снова засверкали воды Гленфинанских ручьев {Молодой, смелый искатель приключений, Карл Эдуард, высадился в Гленаладале (в Мойдарте), водрузил свое знамя в долине Гленфинанской, и собрал вокруг себя Мак-Дональдов, Камеронов и другие менее обширные кланы. На этом месте поставлен памятник с латинской надписью, сделанной доктором Грегори.}.

О доблестный Морей {Старший брат маркиза Туллибардина, который, после долгого изгнания, вернулся в Шотландию с Карлом Эдуардом, в 1745 г.}! - изгнанник дорогой! Распусти твое знамя при блеске зари! Пусть далеко на север песет его ветер, пусть мелькает он, как последний луч солнца из-за грозовой тучи.

Вы, сильных сыны, когда вспыхнет заря, неужели арфе старика придется вас будить? Для предков ваших занималась та заря, но великие вожди бились за нее на жизнь и на смерть.

Могучий Лохиель, Эвана верный сын, возьми щит на плечи и отточи стальной свой меч; грозный Кеннох, протруби в новый звонкий рог. Пусть его услышит даже мертвый Корриарик!

Суровый сын лорда Кеннетского, великий вождь Каптельский, пусть знамя твое шумно вьется по ветру! Пусть племя Джильянского клана, свободное, безстрашное, помнит имена Гленливата, Гарло и Дунди!

Пусть клан седого Фингона, в потомстве которого было столько героев на земле, столько мучеников на небе, соединится с кланом славного Рорри Мора, и возьмется за весла на длинных галерах.

Как возрадуется Мак-Шимель, когда их вождь покроет каской свои седые волосы! С каким громким криком мести пойдет на врага племя оскорбленного Альпина и убитого Гленко!

Вы, сыны смуглого Дермида, поборовшого кабана, храпите завещание великого Каллум-Мора! Мак-Нейль, островитянин, и Мой, при озере живущий, возстаньте за честь, за свободу, за месть!

- Это верный товарищ моего брата, капитан Вэверлей, а свисток - его обычный сигнал. Фергус любит только веселые песни, и подоспел как раз во время, чтобы прервать длинное перечисление племен, которые один из ваших сердитых английских поэтов назвал:

¹) Толпою знатных голышей и нищих, гордых своим родом, Мак-Линов, Мак-Кензи и Мак-Грегор.

Вэверлей пожалел о прерванной песне.

забывая, конечно, щедрости к певцам и арфистам. Далее, вы услышали бы практическое наставление, обращенное к прекрасноволосому чужеземцу, живущему в земле, богатой вечно-зелеными лугами, и обладающему прекрасным, выхоленным конем, цвета воронова крыла, который своим ржанием напоминает крик орла, стремящагося в битву. Песнь усердно убеждает доблестного всадника не забывать, что его предки отличались как своей храбростью, так и преданностью Стюартам. - Всего этого, капитан Вэверлей, вы лишились; но так как любопытство ваше осталось неудовлетворенным, я постараюсь спеть вам заключительные строфы, прежде чем брат придет и поднимет на смех мой перевод:

¹) Просыпайтесь в горах, просыпайтесь на островах, храбрые горцы, сыны рек и озер! Рог трубит - по не к охоте призывает; волынки звуки раздаются - но не в столовую они манят.

Они зовут героев на смерть или победу, когда в горах и в долинах развеваются знамена: они призывают их к ножам, к мечам, к щитам, к тяжелым походам и молодецким схваткам.

свободу!